Строй был слишком близко, чтобы безбоязненно воспользоваться арбалетом. Сапер стоял и безмолвно следил за их приближением. Казалось, время замедлилось: Скрипач был не в силах что-либо предпринять. Внезапно огромный медведь ворвался со стороны дороги и столкнулся со строем всадников. Сольтакен был так же велик, как и лошадь грала, которую он опрокинул на землю. Медведь схватил огромными челюстями воина за тело между ребрами и бедрами, и по клыкам, погрузившимся в тело, хлынули потоки крови. Казалось, что человек разъединился на две неравные части безо всяких усилий. Изо рта незадачливого воина тонкой струйкой потекли кровь и желчь.
Апсала в бешеном прыжке оказалась между двумя оставшимися воинами, проскользнув под пиками; взяв в обе руки по кинжалу, она с силой вонзила их в гралов. Ни у одного из них не было времени, чтобы отразить удар. Словно в зеркальном отражении, каждое лезвие распороло защитные жилеты, вонзившись правому воину в сердце, а левому разорвав легкое.
Затем она бросилась дальше, оставив гралов позади. Прыгнув на землю и совершив на песке переворот, чтобы избежать удара копьем четвертого воина, которого раньше не было видно, Апсала вскочила на ноги. В быстром, неуловимом движении она оттолкнулась от земли и запрыгнула на спину лошади сзади от сидящего наездника. Правая рука сжалась в смертельной хватке вокруг горла грала, а левая достигла его глаз, мгновенно лишив воина зрения. После этого ловкой девушке уже ничто не мешало достать из кармана еще один маленький кинжал, полоснув им по горлу своего врага.
Восхищенное наблюдение Скрипача за происходящим было грубо прервано каким-то большим и чешуйчатым предметом, который хлестнул его поперек лица и выбросил из седла. Арбалет выпал из рук и отлетел в сторону. Ударившись о мостовую, сапер испытал ужасную пронзающую боль. Ребра треснули; пока он катился по земле, их тупые обломки разорвали кожу. Любую мысль о том, чтобы подняться на ноги, пришлось отбросить: он попал в самую гущу бушующей баталии. Обхватив голову руками, Скрипач сжался в комок, моля только лишь о том, чтобы стать как можно меньше. Костяные копыта мяли его тело, покрытые когтями лапы оставляли на кольчуге глубокие вмятины. Сапер почувствовал, как мышцы свела судорога, и скоро все избитое тело охватила страшная дрожь.
Звуки битвы начали затихать. Наконец, остался только стон ветра и шуршанье песка. Сапер попытался встать, однако внезапно осознал, что едва способен поднять голову. Вокруг были следы, оставшиеся после нешуточной баталии; прямо перед носом Скрипача на расстоянии вытянутой руки стоял, дрожа всеми четырьмя ногами, его жеребец. Неподалеку виднелся арбалет, однако стрела отсутствовала – вероятно, оружие разрядилось при ударе о землю, а заряд с зажигательной смесью попал в самую гущу битвы. Слева лежал грал с распоротым легким, громко кашляя и отхаркивая кровь. Сверху над ним склонилось оценивающее лицо Апсалы, в руках она продолжала держать маленький кинжал. В дюжине шагов за ней виднелась неуклюжая бурая спина Сольтакена – медведя, покрытого каплями крови растерзанной им лошади. Через некоторое время в поле зрения показался и Крокус, он уже обнаружил свой короткий меч, однако так и не достал его из ножен. Увидев скорбное выражение лица молодого парня, Скрипач ощутил даже волну жалости.
Он перевернулся на спину, застонав от боли.
Внезапно медведь зарычал. Скрипач обернулся, увидев в последний момент, как зверь отпрыгнул в сторону. «О, Худ, если он почувствовал...»
Дрожание ног жеребца усилилось до такой степени, что Скрипач практически перестал их различать. Однако животное не двигалось с места, закрывая своим телом почти весь обзор местности. Это взбесило сапера.
– Черт возьми, тварь, – прохрипел он. – Да уйди ты отсюда.
Крокус стоял, не выражая никаких эмоций; оголенный, наконец-то, меч выскользнул из рук и упал на песок: они все разом увидели вновь прибывшего незнакомца. Вернее, незнакомцев. Подобно бугристому вздымающемуся черному ковру, Д'айверс медленно перекатывался по булыжной мостовой. «Крысы, сотни крыс... Еще сотни... Нет, уже тысячи. О, Худ, мне это известно...»
– Апсала!
Она взглянула на него без всякого волнения.
– В моем колчане, прикрепленном к седлу, стрела с реактивным зарядом...
– Этого недостаточно, – холодно произнесла девушка. – В любом случае, уже слишком поздно.
– Не для них. Для нас.
В ответ на это девушка медленно сощурилась, а затем двинулась по направлению к жеребцу.
Голос еще одного незнакомца повис над штормовым ветром.
– Гриллен!
«Да, это действительно имя Д'айверса... Гриллен, известный иначе как Прилив Сумасшествия. Выплескивающийся из Ягхатана в огне. О, да он же вокруг нас».
– Гриллен! – вновь возник чей-то голос. – Покинь это место, Д'айверс.
На песке показались чьи-то ноги, высоко обтянутые кожаными ремнями. Скрипач поднял голову, увидев необычайно высокого мужчину, тощего, одетого в выцветшую телабу танно. Оттенок его кожи представлял собой нечто среднее между серым и зеленым, а в руках с длинными паучьими пальцами находился лук, заряженный стрелой с руническими письменами. Его длинные черные с проседью волосы создавали впечатление львиной гривы, покрытой каплями крови. При виде зазубренных кончиков клыков, выступающих из-за тонкой линии нижней губы, сапера осенило: «Да это же Ягут. Никогда не думал, что они могут забраться так далеко на запад. И что это, во имя Худа, значит, я хоть убей не знаю».
Ягут сделал еще один шаг к копошащейся массе крыс, которая поглотила остатки разорванной медведем лошади и наездника, свисавшего с ее шеи. Дрожь успокоилась. Апсала отступила назад, с недоверием рассматривая незнакомца.
Гриллен, по всей видимости, раздумывал: Скрипач не мог поверить своим глазам. Взглянув вновь на Ягута, он обнаружил другую фигуру, появившуюся позади высокого лучника. Коренастый и широкий в плечах, похожий чем-то на стенобитное орудие, этот человек имел темно-шоколадную кожу, а темные волосы, заплетенные во множество косичек, были усеяны амулетами. В любом случае, клыки последнего гостя в значительной мере превосходили зубы его компаньона и выглядели куда как более опасно. «Трелл. Ягут и Трелл. Все это неспроста, однако мой мозг после подобной переделки отказывается понимать происходящие события».
– Твоя добыча ускользнула, – громко сказал Ягут Гриллену. – Эти люди вовсе не гонятся за Путем Рук. Кроме того, сейчас я беру их под свою защиту.
Крысы зашипели, и через несколько секунд в воздухе разнесся страшный визг. Затем они поднялись еще немного вверх по дороге: глаза цвета пыли яростно блеснули, наблюдая за черным вздымающимся потоком.
– Не советую, – медленно проговорил Ягут, – испытывать мое терпение.
Тысячи крысиных тел внезапно вздрогнули. Покрытая мехом волна отступила, а через мгновение они вообще скрылись. Трелл присел подле Скрипача.
– Ты выживешь, солдат?
– Кажется, мне придется, – ответил сапер, – если только разберусь в тех событиях, которые здесь только что произошли. Я же знаю вас двоих, не так ли?
Трелл пожал плечами.
– Ты можешь встать?
– Посмотрим, – он подтащил под себя онемевшую руку, поднялся на высоту одного дюйма... Дальше сапера охватила сплошная темнота.
Ходили слухи, что в ночь возвращения Келланведа и Танцора Малаз представлял собой водоворот волшебства и ужасных испытаний. В этом городе было трудно обнаружить человека, убежденного в том, что убийство представляло собой грязное, постыдное дело. Успех и неудача зависели только от личной перспективы...
Заговоры в империи.
Гебориец
Колтайн удивил всех: оставив пеших воинов Седьмых для охраны подходов к водопою источника Дридж, он вывел своих виканов в Одан. Через два часа после захода солнца племя титанси, спрятав своих коней на расстоянии лиги от оазиса, неожиданно обнаружило себя в центре плотного отряда конников, окруживших их подковой. Некоторые, попав в такую засаду, бросились обратно к своим лошадям, а гораздо меньшая часть организовала нечто подобное колонне, решив попытаться отразить неожиданную атаку. Несмотря на семикратный перевес в численности по сравнению с виканами, настрой титанси был сломлен; они начали погибать в соотношении сто к одному конному воину Колтайна. В течение двух часов разгром был окончательно завершен.
Выехав на главную дорогу по направлению к оазису, Антилопа увидел далекое мерцание горящих повозок титанси в стороне от своего пути. Только по прошествии значительного времени он, наконец, понял смысл происходящего. Однако в данный момент у Антилопы не возникло ни единого сомнения по поводу разумности приближения к этому огромному пожару. Виканы всегда придерживались мнения, что прав тот, кто силен: вот они-то уж точно не станут разбираться в происхождении одинокого конного путника. Поэтому Антилопа направил лошадь на северо-восток и через несколько минут галопа увидел первого убегающего титанси; именно с этого момента ему стало абсолютно все понятно.
