– Как ни крути, а все пути ведут в корчму, – вздохнул он.
– А что там?
– Так, дела…
– Так мне прийти?
Жуга впервые улыбнулся.
– Да. Конечно, приходи. Я помогу.
Влана вздрогнула и промолчала.
* * *
Остаток дня гроза кружила над домами, словно коршун над цыплятами, все выбирая, где и как сподручней разразиться. Жуга успел за это время посетить обжорный ряд, где прикупил пирожков с требухой, и после перебрал почти что весь товар в трех лавках с травами и снадобьями. Купил он, впрочем, мало, все больше морщился, ругаясь втихомолку: торговцы травами здесь оказались сплошь, как на подбор, жулье и шарлатаны.
Под вечер грохнуло, потоком хлынул дождь. Корчма была полна народу. Шварц в вымокшей насквозь, но чистой рясе сидел на прежнем месте возле лестницы. Какой-то друг или знакомый, из состраданья, не иначе, угостил его пивком – на столе перед ним были полупустая кружка и длинный, дочиста обглоданный скелет сушеного рыбца. Отмытая в реке монашья борода изрядно распушилась, приобрела вполне приличный пепельный оттенок; Шварц вычесал из шевелюры жженые волосья, и теперь лишь опаленные брови напоминали о рассказаной им истории.
Влана тоже была здесь, помахала рукою, завидев Жугу. На лавке рядом с ней лежал рогожный куль, разрезанный в накидку. С рогожи капало.
Жуга присел за стол.
– Пьешь? – он кивнул монаху.
– Пью, – печально согласился тот. – Грешен есть. Моя вина.
– Это я его угостила, – поспешно вмешалась Влана. – Мы тут говорили…
– Дожили, – поворчал Жуга, снимая с плеч котомку, – монаху девка пива ставит… Давно сидите-то?
– Недавно. С полчаса, – ответил тот.
– Три кружки, стало быть, – отметил про себя Жуга. – Хозяин! Ладош! Эй!
Тот обернулся из-за стойки. Прищурился.
– Чего там?
– За этих я плачу. Только пива больше не надо.
– А что подать-то в таком разе? – Он подошел, вытирая передником руки, и остановился в ожидании. Жуга порылся в кошельке.
– Похлебки дай и каши. Гречневой. Большую миску.
– С рыбой?
– С мясом.
– И что ж, – он усмехнулся, – всухомятку, стало быть, все есть-то будете?
– Ну… а, ладно, черт с тобой, – Жуга махнул рукой, – давай неси и пива тоже.
– Сколько?
– Две кружки.
– Три, – сказала Влана.
– С вами по миру пойдешь, – усмехнулся Жуга. Повернулся к Ладошу. – Сколько там?
– Ну, ежели вам с пивом… Два на десять менок.
– Однако ж, дорого… На четверик. А на сдачу рыбки нам сообрази сушеной.
Хозяин ушел.
– Богато живешь, Лис, – с оттенком легкой зависти заметил брат Бертольд. – Работал зиму-то, небось?
– Всякое бывало.
– Лис? – девушка нахмурилась. – Почему Лис?
– Прозвали так, – Жуга пожал плечами. – А что, не похож?
– Нет. Вот разве, рыжий только.
– Спасибо хоть на том, – Жуга поворотился к Шварцу. – Ну, что, тебя не тронули сегодня?
– Благодаренье богу, нет, – ответил тот. Вздохнул.
В дымящем блюде принесли похлебку. Жуга вынул нож, достал из сумки и нарезал хлеба. Взялись за ложки.
– Мне бы хотелось осмотреть ту яму, – сказал Жуга, когда черед дошел до каши.
– Никак не можно, – брат Бертольд облизал ложку и сыто отдулся. Глотнул пивка и взялся за рыбца. – Монахи в келью нас не пустят, а если самому пробраться, тоже все едино – яма-то засыпана.
– Ну, а про тех двоих ты что-то вспомнил?
Шварц торопливо перекрестился рыбьим хвостиком.
– Спаси меня боже, вспоминать! Темно там было. Сильные, аки беси. Ростом малые – мне вот по сюда. А! вот еще – за бороду, я помню, ухватил того, с ножом. Рога еще там были у него…
– Хватит, – поморщился Жуга, – гляжу, еще кружка, так ты и про копыта вспомнишь. Н-да…
Монах растерянно примолк.
– Чего ж мне делать-то, Жуга? – спросил он наконец.
– Посмотрим утром. Я здесь комнату заказал, да вижу, что еще одну надо. Ты все еще не при деньгах? – Бертольд поспешно замотал головой. – Так, – Жуга нахмурился. – Ладно. Сниму я на ночь комнату тебе.
– Это что, мне одному опять?! – подпрыгнул тот. – Я не… я… да они ж меня…
– Да не ори ты. Я рядом буду, за стеной.
– Ну, да! Ты с девкой миловаться будешь, а я – всю ночь сиди, дрожи?
– Замолкни, – коротко сказал Жуга. – Не знаю, что ты натворил, и кто тебе за это хочет глотку перерезать, если не врешь. Чтоб тебе помочь, новой напасти дождаться надо.
– А я, получается, наживкой в таком разе буду?!
Жуга поднял взгляд и усмехнулся.
– Кому сейчас легко?
Гроза прошла. За окнами стемнело. Жуга поднялся и прошел к хозяину. Тот глянул вопросительно.
– Чего угодно?
– Бадью с водой и комнату.
– Еще одну?
– Угу. И вот еще что… Кто такой Кинкаш Деже?
– Кинкаш Деже? Сын Милоша Деже, боярина из Клуж-Напоки. Это с его ребятами ты поцапался сегодня. Он тоже, кстати говоря, тут комнату снимает, уже четвертый день. Да только не видать его сегодня что-то. А ты и впрямь Жуга?
– Впрямь, вкось, какая разница, – ответил тот. – А что?
– Да так, – пожал плечами Ладош, – ничего.
* * *
Бадья с водой дымилась посреди комнаты. Жуга поставил посох в угол, швырнул котомку на кровать. Отлил воды из принесенного с собой кувшина в кружку. Влана молчала.
– Мойся пока, – Жуга кивнул ей на бадью и протянул брусочек мыла.
– Но я не… Видишь ли, я сейчас…
– Я не для этого прошу.
– Ладно, – кивнула та. Нащупала завязки юбки. – Ты выйдешь?
– Нет, – Жуга покачал головой и пояснил. – Так надо.
Обострившееся обоняние травника еще на рынке уловило исходящий от девушки едва заметный характерный острый запах. Теперь же ясно можно было разглядеть и прочие признаки надвигающейся болезни. Огневка-сыпь. Жуга ругнулся про себя, недобрым словом помянувщи дуру повитуху, вздохнул и молча вывернул мешок. Достал и развернул тряпицу. Мелко нашинкованая смесь сухой травы, шурша, посыпалась на воду. Влана настороженно покосилась не него.
– Зачем это?
– Так надо. Ты мойся, мойся. И запоминай. Вот это, – он вытащил другой, поменьше, сверток, – будешь дважды в день запаривать и пить. Щепоть на кружку. Я сам готовил, можешь не бояться.
– А что это?
– Чтоб молоко скорее высохло. Болит, небось, в груди?
Влана покраснела.
– Н-да, – Жуга взъерошил волосы рукой. – Вот. Это тоже заваривай и растирайся на ночь. Боль… ну… которая там, тоже пройдет. Не перепутай только.
– Жуга, – девушка потупилась. Закусила губу. – Ты… Я хочу сказать, это был не твой… не твоя…
– Знаю, – отмахнулся тот. – Знаю.
– Откуда?
– Оттуда, – буркнул травник. – Я, может, неуч и дурак, но до девяти считать еще умею. Не было ему столько… Ладно, вылезай. Я отвернусь.
Жуга дождался, пока Влана не залезла под одеяло, раскрыл окно, с натугой приподнял бадью и вылил позеленевшую воду на улицу. Снаружи заматерились. Жуга захлопнул раму, погасил свечу и тоже забрался на кровать. Улегся спина к спине.
– Жуга, – позвала девушка негромко.
– М-м?
– Зачем ты няньчишься со мной, коль знаешь?
Жуга пожал плечами. В постели это получилось плохо.
– Бог знает, зачем.
– Ты вспоминал обо мне?
– Нет.
– Я… наверное, мне нельзя было так. Но как растить ребенка одной, без дома, без семьи, без денег? Холера тут еще…
Жуга промолчал.
– Злишься на меня?
– Нет.
– Жуга, я… – Влана вдруг повернулась лицом к нему.
– Что?
– Я… Нет, ничего, – она вздохнула. – Спи, Лис. Спи.
* * *
Истошный крик взвился в полночной тишине, гвоздем буравя уши. Жуга вскочил, отбросил одеяло, одним движеньем натянул штаны и с посохом в руках метнулся к двери.
– Запрись и никуда не выходи! – крикнул он Влане. Перепуганная девушка сумела лишь кивнуть в ответ.
Кричала женщина, откуда-то снизу. Кричала долго, не умолкая. Корчма зашумела, просыпаясь. Захлопали двери. В нижнем зале было пусто. Жуга, едва касаясь ступеней, сбежал вниз по лестнице, где у дверей почти что сразу столкнулся с Ладошем.
– Кто кричит?!
– Что?
Ладош был в одном носке и в вязаной жилетке поверх ночной рубахи, в одной руке держал горящую свечу, в другой – мясницкий длинный нож.
– Кто кричит, спрашиваю?! – рявкнул Жуга, теряя терпение.
Хозяин указал ножом на дверь:
– Там. В комнате…
Дверь, запертая изнутри, не поддавалась. Жуга ударил раз, другой – с разбегу, расшиб плечо и выругался. За дверью притихли. Меж тем сбегался народ – большинство постояльцев корчмы, разбуженные криками, спешили вниз. Кто мог, пришел с оружием.
– Что тут творится?
– Кто кричал?
– Эй, господин Кинкаш, откройте! – позвал хозяин. Свеча в его руке дрожала. – Чего за шум у вас там, а?
– Кинкаш? – внезапно вскинулся Жуга.
– Ну да. Он поздно заявился, с девкой. А комнату всегда внизу снимает. Там, значит, и просторней и теплей, хоть и дороже…
– О, черт… Ломайте дверь! – Он обернулся. – Огня! Свечей несите!
Ударили. Еще. Засов слетел со звоном, дверь рухнула, толпа ворвалась в комнату и замерла, притихнув. Ладош наклонился, посветил свечой и спешно отступил назад.
