Кэтрин Куртц - Камбер – Еретик

– Мой принц, до сегодняшнего дня я вводил вас в заблуждение. Рис говорит правду. С вашего позволения я освобожу его и отпущу предупредить епископов.

– Прямо так и поступишь? – прошептал Джаван.

– Так и сделаю.

Джаван сдержанно кивнул, а Тавис повернулся к Рису и протянул к нему руки. Рис устало откинулся в кресло и позволил коснуться себя.

– Надеюсь, ты знаешь, как все вернуть на свои места, – пробормотал он, закрывая глаза. Рис падал в темноте.

Внутри возник голос Тависа. Казалось, он шел откуда-то издалека.

– Сейчас мы это проверим, не так ли?

А потом внезапно появилось внутреннее зрение, восстановилось до прежнего уровня. С недоверчивой улыбкой, которая переросла в смешок, он открыл глаза и увидел, что Тавис в испуге отступает назад. Джаван наблюдал за ними, и выражение его лица описывалось лучше всего словом «потрясение».

– Все в порядке? – вымолвил принц. Кивнув, Рис выпрямился и начал вставать, потом, подумав немного, уселся обратно.

– Мне пока далеко до нормы. Не худо приготовить противоядие вчерашним порошкам. Ты не обманывал меня, Тавис, когда поил им Джавана? Больше не осталось?

– Нет, но я успел смешать еще порцию. Хотя разом это снадобье не исцелит.

– Но состояние улучшит. Сделай все, что можешь. Кстати, сколько сейчас времени?

– Третий колокол отзвонил, – ответил Джаван, с интересом наблюдая, как Тавис роется в своей сумке. – Значит, около одиннадцати. По-моему, прежде чем зайти к нам, Рис Майкл слегка передохнул после мессы и завтрака.

– Но еще не полдень? Джаван покачал головой.

– Я уверен, что нет.

Повисла тишина, нарушаемая звяканьем бутылочек Тависа, работавшего со своими порошками. Закончив, он подал готовую смесь Рису. Используя все свои стесненные наркотиками способности, Рис постарался проверить лекарство, но убедился, что пока ему придется полагаться на Тависа. Одним жадным глотком он осушил чашу и, сморщившись, отдал Тавису.

– О, Боже, это просто отвратительно. Неужели ты не мог сделать ничего получше?

– Прости, это замешано на воде. Мне не хотелось посылать за вином, а то, что здесь есть, совершенно не подходит. Ты вроде говорил, оно пришлось не по вкусу тебе прошлой ночью.

Средство Тависа уже действовало, возвращая в голову легкость, разгоняя туман в сознании. Это был прямо-таки чудодейственный препарат. Рис исцелился настолько, что смог оценить последнюю шутку Тависа.

– Пожалуйста, налейте воды, надо запить это, – сказал Рис, протягивая чашу.

Джаван до краев наполнил ее из графина, а потом, когда Рис проглотил первую, налил вторую порцию. Тавис сидел на краю постели и наблюдал за ними. Увидев, что Рис уже достаточно окреп, он предусмотрительно закрыл свое сознание от проникновения. Джаван поставил графин и подошел к креслу, где сидел его недавний пленник, растирая лоб и собираясь с мыслями. Когда Рис поднял глаза, ему показалось, что принц хочет спросить о чем-то.

– У вас есть вопрос, мой принц?

– Рис, я… Я прошу извинить нас за то, что мы сделали с тобой сегодня. Но, черт побери, ты так и не сказал нам, что случилось в ту ночь!

– Я не могу, Джаван. Я дал слово.

– Кому? – настаивал принц. – Моему отцу? Если я никогда не узнаю, что хорошего это принесет? Мне никогда не узнать об этом?

Рис протянул руку, провел кончиками пальцев по лбу мальчика и обрадовался, увидев, что тот не отстранился.

– Возможно, когда-нибудь узнаете. Если так, то, по-моему, все вышло к лучшему, даже прошлая ночь и это утро.

– Но вы не можете рассказать прямо сейчас?

– Нет.

Рис снова попытался встать с кресла, на этот раз удачно. Пока ему было трудно сохранять равновесие, стены вокруг покачивались, но теперь он чувствовал себя гораздо лучше.

– Ладно, по крайней мере я снова держусь на ногах. Кто-то должен мне помочь выбраться из замка. Тавис, ты не пойдешь со мной?

– Я пойду! – вызвался Джаван. Тавис покачал головой.

– Нет, пойду я. Ты слишком заметная личность. Я не хочу, чтобы ты был рядом, если случится стычка.

– Я согласен, – кивнул Рис и осторожно наклонился, чтобы поднять свой плащ Целителя. Тавис удержал его.

– На твоем месте я бы обошелся без плаща. В это утро дерини будут желанны в соборе, как волки в овечьем стаде.

Тавис раскрыл сундук, стоявший у кровати Джавана, и достал два тяжелых шерстяных плаща, один черный, а другой темно-синий. Оставив черный себе, он бросил синий плащ Рису. Плащи обтягивали плечи и едва доставали до колен, но все же были менее подозрительны, чем зеленые мантии Целителей.

– Пошли, – сказал Тавис, направляясь к двери. – Джаван, жди здесь. Или держись поблизости, не покидай верхних этажей центральной башни и поменьше попадайся на глаза. Если регенты тебя заподозрят, мы все пропали.

Рождественский полдень был не ярче рассвета. Снег повалил еще гуще, но не остановил верующих, собравшихся на праздник Рождения Царя Царей и возведение на престол их нового архиепископа. Новость быстро облетела все закоулки Валорета, вспышка зла и враждебности, смерть Джеффрэя – все это отступило в прошлое. Те самые люди, что пламенели ненавистью к дерини, избрание еще одного дерини архиепископом встретили как искупление своих грехов. У Алистера Каллена была прочная репутация одного из наиболее здравомыслящих и притязательных представителей его расы, он был верным и мудрым канцлером. Если король Синил столько лет находил нужным держать его возле себя, значит, его советы были не так уж плохи.

Ненастный день внутри собора Всех Святых оборачивался сумраком. Храм был стар, немногочисленные окна высоко от пола, с темными цветными стеклами, пропускали совсем немного света. Теперь строили иначе, особенно ярким был контраст между этим старым собором и более поздним в Ремуте. Свечи, во множестве зажженные по случаю праздника в шандалах и паникадиле, отбрасывали густые тени, скакавшие в боковых нефах и хоронящиеся по углам. Стечение народа было необыкновенным. Пожалуй, никогда прежде в провозглашении главы церкви не виделся так явно перст Божий.

Находившийся за хорами алтарь был единственным пятном яркого света. Полчаса назад на помост поднялся новый архиепископ Валоретский и примас Гвинедда, известный миру под именем Алистера Каллена. Сидя на троне, принадлежавшем Джеффрэю и Энскому, Камбер получил кольцо и митру из рук архиепископа Роберта Орисса и с молитвой поднял большой крест – символ своего сана – и передал на хранение верному Йораму.

Сидя на троне, он принял выражения почтения и верности от девяти поддержавших его епископов, еще надеясь, что по крайней мере некоторые из оставшихся отцов церкви сумеют вырваться из-под власти Хуберта и присоединятся к своим собратьям.

Рождественская месса служилась под руководством Камбера, Орисс и Эйлин прислуживали ему. Все это время он не переставал беспокоиться о Рисе, который не вернулся и не дал о себе знать. Прежде чем покинуть свои покои, Камбер пытался с помощью Йорама дотянуться до мозга Целителя и попробовать вызвать его на контакт. Ничего не вышло, только добавилось уверенности его предчувствиям смерти зятя. Если только Рис не заглушал намеренно распространение своих мыслей. Это могло понадобиться, например, для лучшего взаимодействия с Тависом и Джаваном и Бог весть для чего еще.

Но оставалась вероятность того, что случилось нечто страшное, нет, скорее всего не смерть, но что-то немногим лучше. В прежние времена Камбер не сомневался бы, что Тавис не представляет никакой опасности для Риса, но теперь времена были далеко не прежние.

Камбер снова опустился на трон примаса, пока священники и служки уносили обрядовые предметы, а монахи пели рождественский антифон. После того как закончится движение у алтаря, оставались только архипастырское благословение и обращение к верующим. Оглядывая хоры и неф, Камбер видел коленопреклоненных людей, лица, обращенные к нему в ожидании его первого слова к прихожанам. Все затихли, даже обычный в людском скоплении шорох шагов, кашель и шепот не нарушали возвышенной гармонии песнопения.

Йорам подошел к отцу с украшенной драгоценными камнями митрой, которую новый архиепископ снял на время мессы, и Камбер слегка нагнул голову, чтобы Йорам мог надеть ее. В левой руке Камбер держал архиепископский посох, прекрасный образец мастерства человеческих рук, украшенный золотом, слоновой костью и редкими жемчужинами неправильной формы, обрамлявшими миниатюры, резаные по кости, с изображениями жития святых. Стоя справа от трона, Йорам держал на украшенном золотыми листьями жезле крест примаса. Не желая дополнительно испытывать чувства людей к дерини, Йорам надел белый стихарь вместо синего михайлинского. Для одного дня было достаточно и архиепископа-михайлинца.

Джебедия проталкивался сквозь толпу, облаченный в темно-серый плащ, он тоже на время отказался от вызывающего синего. На добродушном лице была тревога. Взглянув на сына, Камбер понял, что и Йорам заметил Джебедия. У старавшегося не слишком привлекать внимание Джеба уйдет несколько минут на то, чтобы добраться до помоста. Неужели что-то случилось? Может быть, Джебедия имеет известие от Риса? Камберу хотелось использовать способности, но он знал, что не осмелится сделать это – собор не комната Камберианского совета. Придется ждать Джебедия.