– Вот, нашла.
Ее голос вырвал меня из задумчивости. Алетия повернулась ко мне с листом бумаги или какой-то другой подкладкой, на которую было наклеено множество обрывков. Еще один текст, очередной фрагмент, рассказывающий историю жизни ее отца. Когда она повернула его к свету, я увидел три или четыре колонки цифр, иногда прерываемых интервалами.
– Вот она, загадка «Сакра Фамилиа», – говорила она, – разгаданная сэром Амброзом. Вам видно? Эти таблицы предсказывают затмения каждого из спутников Юпитера.
В полном недоумении я продолжал старательно пялиться на сие творение человеческого ума.
– Спутники Юпитера? Но я не возьму в толк, какое отношение они могут иметь…
И вдруг меня осенило. Шрифт вдруг обрел четкость и слова словно засияли со страницы. Брызги венецианского кармина покрывали бумагу, но лишь только мне удалось разобрать слова JUPITER и LONGITUDO, как камень выскочил из стены, точно затычка из бочки, и в отверстие хлынул красноватый поток.
Пошатнувшись, я отступил на шаг, чувствуя, как ледяная вода просачивается в мои башмаки. Еще один камень вырвался на свободу, и вода с новой силой хлынула внутрь, стремительно обвивая наши ноги, словно падающая розово-коричневая стрела. Начался потоп. Оцепенев на мгновение, я представлял, как вся стена обрушивается внутрь и мы оба оказываемся погребенными под тоннами воды и обломками каменной кладки. Опомнившись, я бросился вперед, схватив Алетию за руку.
– Пошли, – сказал я. – Быстрее, или мы утонем!
Но она вырвалась и наугад выхватила целую охапку бумаг из гроба, который уже опасно покачивался на своей подставке.
– Документы, – сказала она. – Помогите мне!
Но я не собирался тонуть ради сэра Амброза Плессингтона. Шагнув вперед, я вновь схватил ее за руку и потащил к выходу. Бумаги, прижатые к ее груди, упали в воду, чернила начали расплываться и течь по пергаменту, смываясь прибывающим потоком. Среди этих мокрых листов плавал документ, раскрывающий секрет галеона, – тайну «Сакра Фамилиа» вновь закружили волны.
Возможно, ее не удастся восстановить во второй раз. Я снял фонарь и, не отпуская руку Алетии, попытался приоткрыть дверь пошире. Вода, должно быть, уже заливала все подземелье, поскольку в коридоре ее глубина была на фут больше и она текла настоящим потоком со стороны лестницы. Подняв повыше фонарь, я попытался разглядеть далекую лестницу. Мои ноги уже онемели. Слышно было, как вода, закручиваясь по углам, плещет в обитые медью стены. Оглянувшись, я посмотрел на Алетию.
– Есть другой выход?
– Нет. – Она все еще пыталась спасти остатки отцовских документов, которые уже проплывали мимо, как форель в ручье, унося за собой ленточки с печатями. – Только та дверь, в которую мы входили!
Я потащил ее прочь, шагая по колено в воде. Цвет воды уже сменился с красного на черный. Через несколько шагов я услышал, как гроб упад со своей подставки и перевернулся. Я быстрее устремился вперед. Приподняв фонарь, я увидел, что сокрушительный напор воды распахнул другие двери в этом туннеле и притоки убыстряли затопление. Вскоре на нашем пути стали попадаться обломки деревянных бочек и мотки старых веревок, преследуемые погребальными урнами из какого-то древнего склепа. Затем пошли сами останки: покачивающиеся на волнах черепа и бедренные кости, разрозненные мощи множества монахов плавно скользили нам навстречу.
С Алетией на буксире я пробирался через эти жуткие обломки, напоминавшие какой-то нелепый груз, смытый с корабля. По моим расчетам, у нас оставалось не больше минуты, чтобы выбраться отсюда, прежде чем крипта заполнится водой. Когда вода достигла середины бедер, я услышал другой шум, безумный писк, который ошибочно принимал за скрип петель фонаря, пока не увидел множество крыс – толстых шерстистых тварей, которые плыли против течения, используя для облегчения передвижения обломки бочек и черепа. Оступившись, я выронил фонарь, и он с шипением погас в воде. Мы оказались в полной темноте, и лишь далеко впереди маячил слабый свет, просачивающийся в отверстие люка. Мы с трудом продвигались к нему, но, когда достигли ступеней, я так ослабел, что едва стоял на ногах. Вода уже доходила мне до груди; только с третьей попытки я нашел-таки скрывшуюся под водой ступеньку. Схватившись за перила и перебирая руками, я начал карабкаться наверх, Алетия следовала за мной по пятам, и вот наконец, измученные и замерзшие, мы вылезли из этого люка.
По верхнему коридору бежала вода, сливаясь с подвальным потоком. Мы пошатываясь направились к атриуму, миновав по пути столовую и Большой зал. В последнем карнизы и консоли, словно сталактиты, сочились разбавленной водой побелкой. Посреди зала валялись обломки рухнувшей лепнины, а над ними в потолке зияла рваная рана с решетчатой дранкой и балками. Трещины, точно молнии, змеились по стенам, сбрасывающим в воду все больше штукатурки. Но вдруг сквозь шум воды мы услышали отчаянный голос Финеаса, призывавший леди Марчмонт.
– Книги! – кричала Алетия, перекрывая непрестанный водяной шум. – Мы должны спасти книги!
Однако нам не удалось достичь библиотеки, по крайней мере так быстро, как хотелось бы. Поскольку, доковыляв до атриума, мы увидели, как стоящий к нам спиной Финеас пытается закрыть дверь так же, как он уже сегодня проделывал это, встречая меня. Дверь содрогалась в своей раме под яростными ударами, наносимыми снаружи. Его попытки не увенчались успехом и во второй раз, после очередного удара дверь широко распахнулась со стоном измученного дерева и порывом ветра. Высоко над головой зазвенели хрустальные подвески люстры, а Алетия вдруг крепко сжала мою руку. Наши гости наконец прибыли.
Сначала я заметил маячившую за дверью карету: быстроходный с виду экипаж с куполообразной крышей, запряженный четверкой покрытых пеной и бьющих копытами лошадей. Затем раздался хруст гравия и в треснувшей дверной раме появилась широкая фигура, сопровождаемая шустрой троицей в черных с золотом камзолах.
– Сэр Ричард? – Открыв рот от изумления, Алетия стояла как вкопанная рядом со мной. Может, ей вспомнилось убийство на Понт-нефе? Она сразу отпустила мою руку. – Что вы здесь делаете? Что все…
Первым откликнулся Финеас, он бросился вперед и схватился с одним из прибывших. Но борьба была неравной, его противник выхватил из-за пояса короткий кинжал, которым он ловко отпарировал два слабых удара, прежде чем быстрым и натренированным движением послал клинок в цель. Лакей рухнул, не издав ни звука, а его победитель, толстый мужчина с большими, прикрывающими глаза веками, вытер кинжал о бриджи и пошел в нашу сторону.
– Сэр Ричард? – Алетия нерешительно шагнула вперед. Ее лицо побелело. Однако сэр Ричард направил взгляд не на свою потрясенную невесту, а на меня.
– Мистер Инчболд, – сказал он ровным голосом, снимая взмахом руки свою шляпу. – Так-так, оказывается, предоставленные мне сведения все-таки были верны. Как же вы, однако, изобретательны! Собственными глазами я видел, как вы утонули в реке, хотя меня уверяли в обратном. Могу лишь надеяться, что вы проявили такую же изобретательность в ваших поисках. – Расстегнув медную пуговицу, он показал засунутый за пояс пистолет. Водный поток, завихряясь, обтекал его туфли. – Итак, где же он теперь? – Он сделал несколько шагов в нашу сторону. Трио в черных одеждах за его спиной пылко последовало его примеру. – «Лабиринт мира», – сказал он все тем же спокойным тоном. – Где он?
Но когда он сделал очередной шаг, коснувшись своего пистолета, пол в атриуме закачался, как палуба тонущего корабля, и четверка непрошеных гостей потеряла равновесие. Едва они выпрямились, как люстра со скрежетом сорвалась с потолка вместе со своим креплением и упала на пол между нами, разлетевшись на тысячу осколков. Сэр Ричард отшатнулся назад, все еще нащупывая свой пистолет. Осколки стекла брызнули мне на башмаки, и в этот момент пара рук легла мне на спину.
– Идем! – Это была Алетия. – Бежим!
Все четыре луны Юпитера, даже самая большая из них – Каллисто, слишком тусклы, и их невозможно увидеть невооруженным глазом. Зимней январской ночью 1610 года Галилей первым разглядел их, сконструировав телескоп с тридцатидвухкратным увеличением: четыре спутника вращались вокруг Юпитера с периодами от полутора до шестнадцати с половиной дней. Четыре новых мира, не виданные доселе ни древними, ни новыми учеными. Он опубликовал свое открытие в Sidereus nuncius , или «Звездном вестнике», и в течение года его открытия подтвердили астрономы-иезуиты в Риме и Кеплер в Праге. Их также подтвердил германский астроном Симон Мариус, который и дал им имена: Ио, Европа, Ганимед и Каллисто.
Потрясающее открытие Галилея сразу же вызвало множество горячих дискуссий. Мало того что эти четыре новых спутника не согласовались с Писанием – они заставляли усомниться в словах Аристотеля из сочинения De caelo59 о том, что звезды неподвижны в небесах. И что хуже всего, они противоречили описанию Вселенной, данному в другой славной книге, Птолемеевом «Альмагесте». Главным возражением противников учения Коперника было то, что если Земля не центр Вселенной – почему же вокруг Земли, и только вокруг Земли, вращается Луна? Но вращения лун вокруг Юпитера подвели Галилея к осознанию того, что звезды могут вращаться вокруг планет и одновременно сами планеты – вокруг Солнца. Юпитер и его четыре спутника стали для Галилея моделью Земли и ее собственной Луны. И действительно, в 1613 году он написал в дополнении к своим письмам по поводу солнечных пятен – в которых он полемизирует с астрономом-иезуитом Кристофером Шайнером, – что луны Юпитера, вне всяких сомнений, доказывают правильность теории Коперника.
