Денис Чекалов - Френки и Майкл

Люди были самой молодой расой, появившейся на Земле. По мере того как человечество вступало в свои права, другие народы постепенно лишались силы и вымирали. Гномы и халфлинги, гоблины и темные эльфы – все они уходили в тень, таяли, испарялись, словно сон, поблекнувший поутру.

И однажды над миром встало Солнце, яркое и сверкающее, как вставало оно долгие тысячелетия прежде и – кто знает? – поднимется еще не раз. Но в этот день люди возомнили, что живут на Земле одни, и возгордились.

Человечество всегда было любопытной расой; оно с азартом принялось изучать тайны природы, не зная или, вернее, забыв, к каким последствиям это привело другие народы. Глубинные секреты бытия один за другим раскрывались перед людьми, и каждая крупица знания падала на чашу весов Вселенной.

Никто не желал замечать этого; но гордость людей увлекала их к пропасти.

Этот день наступил – внезапно, как и все в этом мире.

Солнце не взошло.

Не боги, не демоны – само мироздание обрушило на людей свое возмездие. Молнии цвета золота прорезали небосклон, и Врата раскрылись. Тысячи измерений слились в одно, чтобы через мгновение распасться вновь. И тогда люди увидели вокруг себя новый мир – мир, где они были лишь одними из многих.

Все достижения, добытые прозорливым человеческим разумом, были сохранены. Но теперь в мир вернулись другие народы, чтобы разделить с людьми власть над силами бытия.

Равновесие вернулось.

Господство людей закончилось.

Летопись, в которой нашло бы отражение Смещение Мирозданий, все еще ждет своего автора. Многие брались за этот труд, но каждый благоразумно отмечал при этом, что ставит своей целью осветить лишь некоторые стороны этого периода в нашей истории.

Не стану и я возлагать на себя ношу, которую мне не по силам поднять. В своих записях я ограничусь лишь теми событиями, которые видел сам. Они касаются того, как складывались отношения людей с полурасой вампиров – древним, неестественным племенем, которое никогда не покидало человеческий мир полностью. Ученые и церковь всегда отрицали существование вурдалаков и тем самым лишь оказывали им услугу.

После Великого Смещения нам, эльфам, выпала неблагодарная роль открыть людям глаза на существование вампиров. Прямая встреча двух этих народов, двух культур, оказалась крайне болезненной. Мне самому довелось стать свидетелем одного из таких столкновений. Разумеется, это всего лишь незначительный эпизод в великой истории сосуществования рас, но, на мой взгляд, достаточно поучительный.

Многие читатели, без сомнения, упрекнут меня в том, что в своих записях я слишком мало внимания уделяю другим расам, гораздо более достойным, чем вампиры, – дворфам, гноллам, вивернам и остальным.

Отвечу словами нашего древнего мудреца, Лафиана Кемпильского: «Океан может поглотить человека, но не человек – океан».

Моя цель – написать по возможности объективную хронику того, что произошло между народами людей и вампиров в пустынях Аспоники. Ставить перед собой более широкие задачи значило бы пытаться поглотить океан.

События, о которых пойдет речь в моих заметках, развернулись уже спустя некоторое время после Смещения Мирозданий. Начались они в городе Темных Эльфов. Полагаю, не стоит здесь тратить время читателя на объяснения, почему именно наша страна стала средоточием культуры и просвещения.

Всегда отличавшие нас, эльфов, благородство и мудрость позволяют нам отринуть расовые предрассудки, и в наших городах все существа, наделенные разумом, пользуются равными правами. Что же касается людей, которым когда-то принадлежал этот мир, то им гораздо проще общаться с эльфами, чем с кем-либо еще, поскольку внешне мы довольно похожи.

Рожденный в благородной и состоятельной семье, я мог бы предаваться спокойному созерцанию того, что происходит вокруг. Мы унаследовали у людей их культуру, их историю – также, как когда-то оставили им свою. Изучение человеческого разума – искусства и философии людей – всегда будет интересно образованному эльфу.

Однако наше высокое положение среди народов, населяющих мир, налагает на нас и великую ответственность, которую мы несем с честью и гордостью. Благодаря моему сану ченселлора и, добавлю без неуместной здесь скромности, высокому рангу Черного Дракона, я часто выступаю советником в сложных делах, касающихся как правящих кругов, так и частных лиц. Одно из таких дел и стало темой хроники, которую вы держите сейчас в руках.

Я не хочу навязывать читателям свой взгляд на происходящее. Поэтому мне показалось уместным привести в качестве эпиграфов не строки Лафиана или других мудрецов нашего народа, но фрагменты из религиозных текстов людей.

Несколько слов о том, кого я стану называть людьми на этих страницах. Первоначально это слово обозначало любое существо, наделенное разумом, будь то тролль, гоблин или глубинный гном. Ту же юную расу, что впоследствии несколько тысячелетий безраздельно царствовала в мире, мы называли барверами, то есть варварами.

Поэтому и впредь я стану именовать человеком всякого, кто обладает сознанием. Насколько я знаю, это немного льстит самолюбию барверов, словно они по-прежнему являются единственными обитателями мира. Пусть предаются этому чувству, если им оно по душе; ибо, как гласит мудрость, каждый может называть себя человеком, но темным эльфом рождаются только избранные.

Майкл Фрэнсис Куэйл Амбрустер, ченселлор Черного Дракона

Вой полицейских сирен можно было расслышать за несколько кварталов до того места, где желтая лента оградила собой место преступления.

Темно-синее ночное небо словно было создано лишь для того, чтобы куда-то в звездную даль уносились мигающие лучи проблесковых фонарей. Машина «скорой помощи» обогнала нас на Минотавр-драйв, но из того, что мне сообщили, выходило – там, куда они едут, уже никто не нуждается в помощи.

Кроме разве что того бедняги, что первым обнаружил тело.

Я не увеличивал скорость, так как спешить было некуда; яркие огни ползли по ветровому стеклу нашей машины и таяли где-то над моей головой.

– Лейтенант Маллен назвал это убийство шокирующим, – произнес я. – Думаешь, он преувеличил?

– Каким бы ни было это убийство, – ответила моя партнерша, – оно не стоило прерванного ужина.

– Ты заказала раза в два больше, чем это делают обычные люди, – заметил я. – Немудрено, что не успела доесть.

– Я не давлюсь и не ем, как поросенок, – возразила девушка. – Как некоторые, – добавила она, помедлив, глубоко вдохнула и слегка поменяла положение стройных ног. – И потом, ты же не можешь сказать, что я толстая.

– Нет, – согласился я. – Люди со скверным характером толстыми не бывают.

Теперь я мог различить четыре или пять патрульных машин; низкие и длинные, похожие на каких-то морских обитателей, они сгрудились вокруг чего-то, лежавшего на асфальте.

Я не спрашивал себя, что освещают сейчас яркие скрещенные лучи их фар, я знал.

Люди в полицейской форме то появлялись в лучах света, то растворялись в темноте, словно призраки. Белая машина «скорой помощи» стояла поодаль, развернувшись; ее задние дверцы были открыты.

Полицейские машины окружили мертвого человека, точно хищные морские твари, привлеченные запахом крови.

Высокий ретлинг стоял в центре скрещенных лучей, подобно актеру на затемненной сцене, под взглядами зрителей и театральных прожекторов. Это был лейтенант Маллен из отдела по расследованию убийств города Темных Эльфов.

Я остановил автомобиль в самом начале квартала– не хотел, чтобы его осадили журналисты или ребята из окружной прокуратуры.

– Пахнет скверно, – произнес я, захлопывая за собой дверцу.

Маллен смотрел себе под ноги так внимательно, словно ему нравилось то, что он там видел.

– Это разворошенный мусорный бак, – пояснила моя партнерша. – В такую жару все гниет очень быстро.

– Я говорил в переносном смысле, любимая. Люди стояли возле желтого ограждения и смотрели внутрь; прохожие все подходили.

– Я не смог бы различить запаха из-за твоих духов.

Патрульный полицейский стоял, заложив руки за спину; он наблюдал за толпой с ленивым любопытством. Так смотрят на мух, которые в жаркий день ползают по оконному стеклу.

– Иногда я думаю, что полицейские нарочно оставляют сирену, чтобы привлечь побольше любопытных, – произнес я. – Извините, мэм. Они боятся, что никто иначе не узнает об их работе.

Франсуаз не оценила меткости моего наблюдения; ее острые серые глаза обшаривали квартал так пристально, словно там на самом деле можно было что-то найти.

Скажем, имя убийцы, написанное им на стене белой фосфоресцирующей краской, чтобы в темноте его было удобнее прочитать.