Род Дан выдернул шпагу, и лежавшее на траве тело обмякло. Его секунданты сдерживали рвущихся на помощь медиков и сбежавшихся отовсюду работников парка и явно нуждались в помощи.
– Назад!!! – визгливо заорал нервный юнец, поворачиваясь к ним и поводя вокруг шпагой. Нимб над его головой становился все ярче. – Всем отойти!!! Ждите, пока он умрет!!! Поединок чести! Проигравший отдает жизнь!!!
Люди попятились назад и застыли, молча, в растерянности наблюдая, как истекает кровью никому не известный молодой человек, вероятно, знатный, коли находится здесь, в столице Колокона и, вероятно, благородной фамилии, коли расстается с жизнью со шпагою в руке...
Мысли набегали одна на другую. Сперва в них господствовали расплывчатые визуальные образы, затем изображение приобрело смысловую огранку и, наконец, обросло словами. Он мыслил, рассуждал, вспоминал. В памяти оживала хронология последних событий. Он помнил все, до малейших подробностей, и в череде часов и дней как будто не было разрывов. Время не останавливалось. Информация не прекращала поступать извне. Последние воспоминания были даже богаче и насыщеннее воспоминаний периода до наступления смерти, только осмыслить их было очень трудно, да что там? – просто невозможно. Они не подчинялись человеческой логике, они не предназначались для человеческого восприятия.
Глаза его были закрыты, и он не видел, где находится и что собой представляет. Он не торопился открывать глаза – в душе царило абсолютное гармоничное спокойствие, нисколько не нуждающееся во впечатлениях окружающего мира. Но все-таки глаза нужно было открыть – хотя бы для того, чтобы убедиться, что они у него есть.
Он лежал горизонтально в углублении на каком-то столе или в саркофаге. С потолка бил такой сильный свет, белый с оттенком фиолетового, что рассмотреть детальнее находившиеся в помещении предметы и фигуры было невозможно. «Фигура», впрочем, была всего одна – худощавая, мужского пола, с резкими чертами лица, пронзительными серыми глазами, золотым нимбом эльтара над коротко стриженной головой, в ослепительно белом медицинском комбинезоне.
– Гим Церон? – сказала «фигура», нагибаясь над головой пациента и заглядывая ему в глаза. – Пришли в себя? Превосходно!
Стол начал изменять положение – ноги Гима пошли вниз, голова – вверх. Когда угол наклона достиг восьмидесяти градусов, движение прекратилось. Свет в помещении чуть ослабел, и бывший сержант смог наконец оглядеться.
Он находился в некоей медицинской лаборатории – на это указывали два стола с углублениями в форме человеческого тела, стеклянными колпаками и пультами управления, всевозможные лапы роботов-манипуляторов, опускавшиеся с матового, излучавшего яркий свет потолка, белая окраска стен и всех металлических и полимерных поверхностей и предметов.
– С возвращением! – В лаборатории находился только один человек, и этот человек опускался сейчас в большое белое кресло – лицом к покоившемуся на третьем столе Гиму Церону.
Гим замешкался с ответом. Восприятие окружающего показалось ему очень четким, ничем не хуже, чем перед смертью, а вот понимание последнего факта отсутствовало – как так получилось, что он, пораженный полимерным клинком в самое сердце, все еще продолжает сейчас и мыслить, и чувствовать?
– Я могу тоже сесть? – спросил десантник, указывая на второе пустующее кресло.
– А как вы себя чувствуете? – спросил неизвестный.
Гим прислушался к себе и пожал плечами:
– Никак. Так же, как обычно. Неизвестный махнул рукой:
– Тогда – пожалуйста! Садитесь, раз вам так больше нравится!
Гим попробовал оторваться от почти вертикальной плоскости – его тело ничто не удерживало. На пути от операционного стола до середины комнаты, где стояло пустующее белое кресло, не возникло никаких незнакомых ощущений – здоровое натренированное тело, привычное восприятие цвета, звука и запаха, не требующая усилий координация. Все как всегда.
Неизвестный внимательно следил за его лицом.
– Не правда ли, неплохо для мертвеца? – как-то фальшиво, одними губами улыбнулся он.
– Я – мертвец? – почему-то совершенно не обеспокоенный смыслом слов, которые произносят его губы, спросил Гим.
– Были мертвецом. Сейчас уже нет.
– Кто я теперь?
– Хорошая постановка вопроса. – Мужчина качнул головой. – По-военному. Либо вы не верите, что пережили гибель своего тела, либо настолько беспечны, что не хотите об этом думать, либо только прикидываетесь безучастным. Позвольте вам объяснить, Гим Церон: вы действительно умерли!
– Странно. – Гим посмотрел на свое обнаженное тело. – Но выгляжу, как живой.
– Не смейтесь, Гим, с вами не шутят. Вы ведь должны помнить предсмертный миг?
– Я и помню...
– Свои ощущения до и после?
– Но я...
– Как вы думаете, почему вы живы? Почему вы здесь?
Ответ напрашивался сам собой.
– Мне нанесли смертельную рану. Сердце остановилось. Вероятно, вызвали медицинский персонал, доставивший меня сюда, в лабораторию. Повреждения тканей восстановили. Меня реанимировали. Такое делалось даже у нас в дивизии! Здесь, на Колоконе, уровень медицины наверняка выше...
– С радостью позволил бы вам придерживаться этой версии, но разве вы сами НЕ ЗНАЕТЕ, что все было иначе?
Эльтар посмотрел на него так, словно не настаивал на ответе, а, наоборот, побаивался его услышать или проверял, нет ли у пациента каких-либо сдвигов.
У Гима мелькнула тень сомнения – где-то глубоко внутри что-то подсказывало, что и в самом деле возвращение его в этот мир не было таким банальным, как утверждала логика здорового мозга. Но сержант подавил в себе безрассудную тревогу – ответ найден, другого и быть не может.
– Я думаю и чувствую – значит, я жив. Я жив – значит, мне не позволили умереть. Нет ран от уколов шпаги – значит, тело получило медицинскую помощь.
Человек смотрел в глаза Гима так внимательно, словно не верил, что он говорит то, что думает.
– Подождите, сержант! – Эльтар поднял руку, украшенную сразу тремя широкими браслетами с огромными, баснословной цены энергокристаллами. – Что, если все не так просто? Что, если я вам открою, что вы – самый дорогостоящий проект в истории всех внутренних служб человеческого мира?
– В каком это смысле, сэр?..
Неизвестный развалился в кресле поудобнее и взмахнул рукой. Из пола возник столик с двумя стоявшими на нем бокалами. В них плескался рубиновый напиток.
– Очень хорошее вино. – Эльтар повел рукой. – Угощайтесь!
Гим машинально потянулся за бокалом и сделал несколько глотков. Неизвестный смотрел на него так, словно знал, что напиток отравлен.
– Ну как? – Что-то в голосе эльтара говорило о том, что спрашивает он отнюдь не из праздного любопытства.
– Я задумался о том, что вы сказали, – извиняющимся тоном проговорил Гим. – Но вроде вкусно. Он отпил еще:
– Да, очень вкусно. Спасибо! Эльтар широко улыбнулся, только взгляд его остался таким же сосредоточенным и серьезным.
– Вы вновь поступили на службу, сержант! – громко и четко заявил он. Голос его прозвучал жестко, уверенно, повелительно.
– Что? – растерявшись от столь внезапной перемены, пробормотал десантник. – Я больше не Гим Церон?
– Вы – Гим Церон Ревенберг, но не тот, которым себя знали. Вы – живой организм совершенно иного порядка! Вы – величайшее творение современного научно-технического прогресса!
Ваше сердце ранила шпага благородного эльтара – по закону чести никто не смел вмешиваться. Мы не нарушили закона – ваше тело и сейчас кусок мертвого мяса. Но вы, лично вы, Гим Церон, вы вновь возвращены к жизни, чтобы продолжить свою службу идеалам мира и справедливости!
– Я не понимаю...
– Не перебивайте меня, сержант! Я старше вас и по возрасту, и по званию, так что будьте любезны – ведите себя как положено. Эмоции пока неуместны. Я все сейчас объясню. Нам нужен был человек для проведения очень серьезного эксперимента. Человек, который только что умер. Вы подошли как нельзя лучше. Как достаточно знатный, но не эльтар; как кадровый военный, способный исполнять приказы и не задавать ненужных вопросов; как человек с высоким коэффициентом интеллекта и хорошими моральными качествами.
– Откуда вы знаете, что...
– Получили ваше досье с Клерона.
– Но я не давал согласия...
– Согласия остаться жить? А на это требуется согласие? Помилуйте, сержант, мы что, должны были спросить разрешение у трупа, или у вас есть близкие родственники?
– Родственники должны были быть... – Под напором собеседника Гим начал путаться. – Фамилия Ревенберг...
– Вы родились в Эмбриональном центре – какие родственники?! Они ничего о вас не слышали!
– Но вы сказали, мое тело – «кусок мертвого мяса»...
– Да. Ваше прежнее тело.
– У меня их два?
– Прекратите глупить – разумеется, одно, раз второе уже безжизненно!
– То есть я...
