– Ну, так он, в общем, и сделал, – подытожил Дзюн.
– Но что же он все-таки сказал? – спросила Кья.
– Да ничего он, милочка, хорошего не сказал, грузил что ни попадя. Эволюция, технология чувств, необходимость для человечества найти красоту в новом, нарождающемся порядке вещей, какая-то там софтверная игрушечная девка и его собственная жгучая потребность сойтись с ней поближе. Хрень. Собачья. – Дзюн приподнял хайратник повыше, но уже через мгновение тот снова сполз ему на лоб. – И вот, из-за того, что он это сделал, раззявил пасть в моем клубе, Ло дробь трижды долбанный Рез купил этот долбаный клуб. А заодно и меня самого, я дал подписку, что не буду говорить ни с кем из вас ни о чем из этого. А теперь, милочка, с твоего разрешения и с разрешения твоего очаровательного друга я хоть немного поработаю.
На ближнем к гостинице перекрестке толпа прохожих равнодушно обтекала тощую, неестественно высокую фигуру с рекламными щитами на груди и спине. По щитам непрерывно бежали столбики иероглифов. Время от времени сэндвичмен покачивался и судорожно переступал ходулями, его лицо пряталось под остроконечным капюшоном белого бумажного плаща и противогазной маской.
– Что это? – спросил Лэйни.
– Где? – Шагавшая впереди Арли обернулась и проследила за направлением его взгляда. – “Новая логика”. Секта такая. Они считают, что, как только суммарная масса нервной ткани рода человеческого достигнет некоей критической величины, наступит конец света.
На грудном щитке сэндвичмена возникло длинное многозначное число.
– Вот эта, что ли, величина? – спросил Лэйни.
– Нет, это их текущая оценка нервной массы на настоящий момент.
На Арли был короткий черный плащ. Пока она ходила за этим плащом к себе в номер, Лэйни поменял белье, носки и рубашку. Рубашку он выбрал синюю, малайзийскую и застегнул ее до самого верха, размышляя при этом, все ли сотрудники “Ло/Рез”, приехавшие сейчас в Токио, остановились в этой гостинице или не все.
Проходя мимо сэндвичмена, Лэйни увидел сквозь стекло противогаза его глаза. Суровые и спокойные. А ходули у него были суставчатые, из какого-то легкого сплава, точно такие, с помощью которых работяги устанавливают подвесные потолки.
– А что это будет за конец света? Война? Потоп?
– Новый порядок вещей. Подробнее они не рассказывают. Рез тоже было начал ими интересоваться. Пытался получить аудиенцию у их основателя.
– Ну и?
– По нулям. Основатель сказал, что Рез зарабатывает на манипуляциях с нервной тканью своих слушателей, и это делает его неприкасаемым.
– Рез сильно расстроился?
– Да нет вроде бы. Если верить Блэкуэллу, это даже подняло ему настроение.
– А так он что, чаще не в настроении? – Лэйни отшагнул в сторону, пропуская парня, катившего навстречу им велосипед.
– Я бы просто сказала, что Реза волнуют совсем не те проблемы, которые волнуют других людей, большую их часть.
Рядом с ними полз, чуть не заезжая на тротуар, темно-зеленый мини-вэн с гнутыми зеркальными стенами и номерными платами, светящимися и подмигивающими, как консоль игрового автомата.
– Мне кажется, за нами следят, – встревожился Лэйни.
– Надеюсь. Вообще-то я хотела другой, такого таракана с блестящими усами, чтобы поребрик нащупывать, но из-за спешки пришлось ограничиться номерными знаками в “специальном исполнении”. Он сам за тобой ходит всюду, как собачка. А припарковаться в этих краях – задачка потруднее, чем все то, что хочет от тебя Блэкуэлл.
Узкая крутая лестница вниз, стены сплошь заляпаны розовыми комками, неприятно похожими на воспаленные гланды. Лэйни резко остановился, но тут же заметил вывеску, надпись, выложенную сотнями разноцветных продолговатых лепешечек: LE CHICLE. Вопреки обещанию Арли, сюда фургончик не поехал.
“Жевательная резинка, – подумал Лэйни. – Тематический бар. А я уже не очень и удивляюсь, привык”. И все же стены из жеваной жвачки вызывали у него легкую тошноту; спускаясь вслед за Арли, он старался держаться от них подальше.
Спускаясь в серое и мучнисто-розовое, на этот раз – представляющие продукт нежеваный – огромные, во всю стену бруски, увешанные рекламами и вывесками его неоспоримой родины. Жесть с набивной печатью и древний, в рамки вставленный картон с искусной, как в музее, подсветкой. Кумиры и идолы жвачки. И главный из них – Базука Джо, личность для Лэйни неизвестная.
– Часто сюда заглядываете? – спросил Лэйни, пристраиваясь на круглую табуретку с пухлым сиденьем какого-то совсем уж кошмарного жвачно-розового цвета. Поверхность стойки была сплошь облеплена обертками от жвачки.
– Да, – кивнула Арли, – но просто потому, что это заведение не пользуется особой популярностью. К тому же здесь не курят, большая для Японии редкость.
– А что такое “Блэк Блэк”? – Он указал на вставленный в рамку плакат с изображением старинного автомобиля, несущегося сквозь еле намеченный городской пейзаж. Под надписью “Блэк Блэк” чернели иероглифы, выполненные в некоем японском варианте “ар деко”.
– Жвачка. Ее все еще выпускают. Очень популярная у водителей такси. Из-за кофеина.
– Кофеин? В жвачке?
– А бодрящую жвачку с никотином не пробовали? Здесь продают.
– Я уж лучше возьму пива.
Когда официантка в некоем серебристом, исчезающе малом подобии шортов и пушистом, оглушительно розовом лифчике приняла у них заказ, Арли открыла свою сумочку, достала ноутбук и быстро пробежалась по клавиатуре.
– Здесь линейные топографии части структур, с которыми вы сегодня знакомились. – Она передала ноутбук Лэйни. – В формате “Риалтри семь-два”.
Лэйни бегло просмотрел несколько картинок. Сплошь какие-то абстрактные, стереометрические построения.
– Я этого не понимаю.
Арли налила себе сакэ.
– Вы действительно получили подготовку в “Дейтамерике”?
– Меня натаскивали какие-то французы. Страстные любители тенниса.
– Мы получили “Риалтри” в “Дейтамерике”. Их лучший инструмент количественного анализа. – Она закрыла ноутбук и спрятала его в сумочку.
Лэйни налил себе пива, отхлебнул и отставил стакан.
– А вам ничего не говорит название TIDAL?
– TIDAL?
– Аббревиатура. Наверное.
– Нет. – Арли взяла фарфоровую чашечку и подула на сакэ, как ребенок – на горячий чай.
– Это тоже их инструмент, а может – предварительная разработка. Очень сомнительно, чтобы готовый продукт уже вышел на рынок. Вот тогда-то, работая по проекту TIDAL, я и научился искать узловые точки.
– О'кей, – кивнула Арли. – Но что это такое, эти ваши узловые точки?
– Это примерно как высматривать корабли и верблюдов в рисунке облаков. – Лэйни взглянул на узкий ободок пены, прилипший к стенкам стакана. – Только тут ты видишь реальные вещи.
– Верблюды? – Арли поставила чашечку. – Ямадзаки заверял, что вы не сумасшедший.
– Это не сумасшествие, просто я как-то там по-особому обрабатываю широкополосные сигналы. Нечто, связанное с распознаванием образов.
– И на основе всего этого, что вы мне рассказываете, слитскановцы взяли вас на работу?
– Они взяли меня на работу, когда я продемонстрировал им, что узловые точки работают. С данными, которые вы мне сегодня предоставили, такого сделать не могу.
– Почему?
– А вы попробуйте выпить на пару с банком. Он не личность. Он не пьет. Его никуда не пригласишь, никуда не посадишь. – Лэйни отхлебнул пива, чуть подумал и допил стакан до конца. – Рез не порождает нужных мне структур, потому что никогда ничего не делает сам, только через посредников. Это все равно что выискивать в годовом отчете какой-нибудь корпорации привычки и пристрастия председателя совета директоров. Их там нет. Файлы, которые вы мне предоставили утром, ничуть не информативнее этих картинок в вашем ноутбуке. Знакомясь с каким-нибудь конкретным разделом, я не ощущаю, как эти вот данные связаны со всеми остальными. Мне нужна взаимосвязанность. – Он побарабанил пальцами по залитым в пластик оберткам от жвачки. – Где-то там в Ирландии. Дом с видом на море. Пустой, ни души. Записи о снабжении: зубная паста, крем для бритья…
– Я была там, – сказала Арли. – Он купил это поместье у одного пожилого музыканта. Ирландца. Очень живописное. Чем-то похоже на Италию.
– Как вы думаете, он повезет туда эту свою идору, когда они с ней окрутятся?
– Никто не понимает, что же, собственно, имел он в виду, говоря, что хочет на ней “жениться”.
– Потом квартира в Стокгольме. Огромная. В каждой комнате по огромной изразцовой печке.
– Этой я не знаю. У него же масса квартир и домов по всему миру, часть этого жилья держится в большом секрете. Поместье на юге Франции, особняк в Лондоне, квартиры в Нью-Йорке, Париже, Барселоне… Когда разразился этот скандал с идору, я как раз работала в каталонском офисе, доводила до ума их хозяйство, а заодно и то, что в Испании. А теперь вот торчу здесь, с самого того времени.
