Грауэл и Барлог переглянулись. Барлог осторожно заметила:
– Даже зрению колдуньи видно не все. Ты не всемогуща, Марика.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что даже очень талантливой молодой силте не справиться в одиночку с целым монастырем своих более тренированных сестер, если они захотят что-то скрыть от нее.
Марика хотела сказать, что это и впрямь возможно, но тут кто-то поскребся в дверь.
– Есть еще не пора, – сказала Марика. – Видимо, нас решили заметить.
Барлог открыла дверь.
На пороге стояла старая силта – таких глубоких старух Марика еще никогда не встречала. Старуха была хромой и опиралась на суковатую палку из какого-то темного дерева. Кроме того, у нее была катаракта.
Покрасневшие глаза все время слезились. Старуха проковыляла на середину комнаты и огляделась, подслеповато щурясь. Взгляд ее остановился на Марике.
– Я – Мораган. Меня назначили твоей наставницей в изучении Пути Рейгг.
Это был обычный разговорный язык Рейгг, но говорила Мораган со своеобразным неуловимым акцентом. А может, просто шепелявила.
– Ты – та самая Марика, из-за которой пошли все эти раздоры и беспорядки в нашей северной цитадели.
Это был не вопрос, а утверждение.
– Да, – просто ответила Марика. Она чувствовала, что сейчас не время спорить о том, что значило для Акарда ее появление.
– Вы можете идти, – заявила Мораган, обращаясь к Грауэл и Барлог.
Охотницы не двинулись с места и даже не взглянули на Марику, чтобы узнать ее мнение. Они уже успели переместиться таким образом, что Мораган оказалась в довольно опасной позиции в центре треугольника.
– Здесь ты в безопасности, – сказала Мораган Марике, видя, что никто и не думает уходить.
– В самом деле? И вы можете в этом поклясться?
– Да.
– А слово силты тверже камня, на котором оно высечено! усмехнулась Марика, внимательно разглядывая одеяние старой сестры. Она не могла понять значения украшавших его символов. – Уж мы-то это хорошо знаем, ведь именно нас сестры Рейгг поклялись в свое время защищать! А когда кочевники разоряли наши стойбища, мы не дождались от силт никакой помощи! Мы бежали в Акард, надеясь, что хоть в крепости обретем безопасность, – но и его тоже отдали на разграбление дикарям!
– Ты обсуждаешь политические дела, о которых не имеешь никакого понятия, щена.
– Вовсе нет, госпожа. Я просто не желаю, чтобы политика уничтожила меня, поймав в ловушку нарушенных обещаний и ложных клятв!
– Говорят, ты смелая. Вижу, что это правда. Хорошо. Пусть будет по-твоему. Пока.
Мораган проковыляла к деревянному креслу и неторопливо устроилась в нем, бросив палку на стол рядом с собой. Похоже было, что она собирается вздремнуть.
– Кто вы, Мораган? – спросила Марика. – Я не могу понять, что за знаки у вас на одежде.
– Всего лишь старая силта, слишком старая для того, чтобы быть, как вы это называете, Мудрой. Но мы здесь не для того, чтобы обсуждать меня. Расскажи мне свою историю. Я, конечно, кое-что слышала о тебе.
Но теперь я хочу услышать твою версию событий.
Марика начала рассказывать, но смысла в этом не было никакого.
Через несколько минут голова Мораган упала на грудь, и старая силта захрапела.
Так оно и пошло. День за днем Мораган приходила, задавала вопросы и храпела, не собираясь ничему учить Марику. Похоже было, что в первый день она еще была в ударе. Старая силта не всегда помнила, какой сегодня день, а иногда даже забывала имя своей ученицы. Пользы от нее не было никакой – правда, с некоторым трудом можно было получить сведения о монастырских обрядах. Но гораздо чаще Мораган сама задавала вопросы, причем настолько личные, что Марику это просто раздражало.
Тем не менее наличие наставницы создавало Марике определенное положение в обществе. Теперь она числилась студенткой, а у студенток было свое законное место в монастырской иерархии, и за свое поведение она отвечала только перед Мораган. Благополучно вплетенная в культурную ткань, Марика могла теперь учиться хотя бы самостоятельно, наблюдая и сравнивая.
То, что она узнала, Марике очень не понравилось.
Лишь малая часть простых рабочих в монастыре жила в приличных условиях. Снаружи, в городе, свирепствовала жестокая нужда. Голод, болезни и непосильный труд намного сокращали жизнь мет. Все в Макше принадлежало либо общине Рейгг, либо союзу торговцев, называвших себя Союзом Коричневых Лап, либо обеим этим организациям вместе. Союз Коричневых Лап имел лицензию на свою собственность от общины Рейгг это было что-то вроде сложной долгосрочной аренды. Те жители Макше, которые не состояли членами какой-нибудь из двух Общин, были пожизненно привязаны к своей земле или к профессии.
Марика была озадачена. Это что же получается: сестры Рейгг считают простых мет своей рабочей скотиной? Она попыталась расспросить Мораган, но наставница лишь с удивлением уставилась на нее – она была не в состоянии понять суть вопроса.
– Грауэл, – спросила Марика как-то вечером, – ты понимаешь, что здесь происходит? Ты вообще понимаешь хоть что-нибудь? Эта старая карк Мораган ничего не может мне объяснить – или просто не хочет.
– Будь поосторожнее с ней, Марика. Она гораздо более важная птица, чем кажется на первый взгляд.
– Она просто полоумная старуха, как моя бабка.
– Мораган может быть какой угодно дряхлой и сумасшедшей, но безобидной ее не назовешь. Возможно, такая она даже опаснее. Ходит слух, что ее послали сюда не учить, а изучать тебя. Говорят еще, что когда-то Мораган занимала очень важное место в Ордене и что она все еще в почете у тех, кто сейчас наверху. Опасайся ее, Марика!
– Зачем мне бояться того, кого я легко могу побить?
– Сила есть сила? Мы не в Верхнем Понате, Марика. И в расчет здесь принимается не физическая сила, а связи, которых у тебя как раз и нет.
– Марика насмешливо фыркнула, но Грауэл продолжала, не обратив внимания:
– Подумай, Марика, а что, если кто-то из них хочет испытать твою силу? Что, если они хотят в чем-то убедиться?
– В чем?
– За много лет охоты в лесах Верхнего Поната наши уши стали очень чуткими, Марика. Когда мы встречаем местных охотниц – никогда не видала более несчастных созданий! – мы слышим кое-что из того, что не предназначено для наших ушей. Они болтают о нас, о тебе и о том, что думают силты из окружения старшей жрицы Зертан. Идет что-то вроде суда. Они подозревают, а может быть, и знают про Горри.
– Горри? А что Горри?
– Что-то случилось с Горри в последние часы осады. Об этом много болтали, и кто угодно мог услышать. Мы-то ничего никому не рассказывали, но мы же не единственные, кто уцелел в Акарде и попал сюда.
Марика вспомнила свою акардскую наставницу и почувствовала легкое сердцебиение. Нет, она не раскаивалась. Горри заслуживала еще худших мук. Растущие опасения Марики относились к ее теперешней изоляции. Ей и в голову не приходило, что все это было подстроено нарочно. Надо быть очень осторожной. Сила не на ее стороне.
Грауэл выжидательно смотрела на Марику, пока та обдумывала смысл сказанного.
– Почему ты так смотришь на меня?
– Может быть, ты о чем-то сожалеешь.
– С какой стати?
– Горри была…
– Горри была карк, Грауэл. Мерзкой старой стервятницей. И она сделала бы со мной то же самое, если бы смогла. Неоднократно пыталась.
Горри получила по заслугам. Не желаю больше о ней слышать.
– Воля ваша, госпожа.
– Вы уже разыскали Брайдик?
– Ее, как и следовало ожидать, назначили в местный центр связи.
Студентов туда не пускают. А техников не выпускают оттуда.
– Почему?
– Не знаю. Это совсем другой мир. И мы все еще пробираемся здесь ощупью. Никто никогда не говорит, что разрешено, сообщают только о запретах.
Марика поняла, что расстроила Грауэл. Когда охотница была чем-то огорчена, она всегда пользовалась официальной речью. Но сейчас Марика не хотела анализировать чужие чувства. Ее волновала более насущная проблема.
– Я хочу выйти в город, Грауэл.
– Зачем?
– Чтобы обследовать его.
– Это запрещено.
– Почему?
– Я не знаю. Здесь никто не объясняет правил. Их просто надлежит выполнять. И незнание правил не служит оправданием.
А каково наказание за неповиновение? Впрочем, эту мысль Марика отбросила. Рано ей еще бороться со всеми этими ограничениями. И все же она почувствовала, что должна сказать:
– Если такова жизнь в легендарном монастыре Макше, Грауэл, то я тут долго не выдержу – сбегу!
– Нам с Барлог тоже нечем заняться, Марика. Они считают нас слишком отсталыми.
Прочный камень, из которого был сложен монастырь, стал для Марики злейшим врагом. От него некуда было деться. Многие века он был свидетелем чуждых ей традиций, и это не могло не подавлять.
Вынужденное бездействие делало это давление непереносимым. Все больше и больше времени Марика проводила в своем убежище на башне. Но шли дни, и медитация уже почти не помогала восстанавливать душевный покой.
