Память о Секвойе не умерла. Быть может, из уважения к мужеству индейцев чероки одно из калифорнийских деревьев назвали секвойя. Это самое высокое дерево в мире.
– Но я отклонился от рассказа о безрассудстве чероки, – продолжал Джейкоб. – Гордость помогла им выжить в девятнадцатом веке, веке насилий и грабежей на Американском континенте, выстоять перед равнодушием двадцатого столетия. Но именно гордость не позволила им принять участие в Возмещении двадцать первого века. Чероки отвергли «культурные репарации», предложенные им американским правительством накануне эпохи Бюрократии. Отвергли богатства, которыми власть попросту завалила остальные индейские племена, дабы успокоить слишком чувствительную совесть просвещенного и образованного американского общества.
Индейцы чероки отказались участвовать в создании культурных центров и изучать там танцы и ритуалы предков. Многие индейцы занимались тем, что возрождали доколумбовы орудия труда, «устанавливая контакт со своим прошлым». Чероки же решили создать собственный, ни на что не похожий вариант американской культуры двадцать первого века.
Заразив своим энтузиазмом племя могавков и отдельных индейцев из других племен, чероки занялись собственным «Возмещением», начав с того, что половину своих доходов вложили в Лигу энергетических спутников. Теперь их гордость сублимировалась в строительство городов в открытом космосе. Примерно так же, как некогда она заставила их возвести величайшие города Америки. Чероки отказались от богатства в обмен на свою долю неба.
Но на этом история не заканчивается. Чероки еще раз пришлось заплатить за свою гордость. Когда Бюрократия начала политику всеобщего подавления. Лига спутников восстала. Блестящие молодые люди, истинный цвет человечества, шли на смерть бок о бок со своими космическими братьями. Построенные в космосе города были уничтожены. Тем же, кто выжил, разрешили остаться на орбите только потому, что кто-то должен был научить людей Бюрократии обращению со сложным оборудованием.
Но война шла не только в космосе. Многие индейцы чероки приняли участие в Конституционном мятеже. Они оказались единственным индейским племенем, подвергшимся гонениям властей. Вторая Дорога Плача была не менее печальна, чем первая. Однако на этот раз у чероки были товарищи по несчастью.
Но вот наступила эпоха подлинной Бюрократии. Гегемония больше заботилась о повышении производительности, чем о мщении противникам. Лигу спутников восстановили, правда, под строгим контролем, и в колониях О'Нила расцвела новая культура.
Представителей чероки и поныне можно встретить на Земле, в то время как большинство индейских племен либо бесследно растворились в современной космополитической культуре, либо ведут жизнь музейных экспонатов. Чероки же все еще пытаются жить самостоятельно. Они так и не усвоили уроков судьбы. Последняя их безумная затея – совместный с вьетнамцами и курдами проект по окультуриванию Венеры. Но все это, конечно же, лишь очередное нелепое прожектерство.
Впрочем, современная история племени чероки уже не имеет никакого отношения к этому рассказу. Если бы Секвойя и его народ полностью переняли образ жизни белого человека, то им удалось бы выжить и даже занять определенное место в европейской культуре, заплатив, правда, за это полной ассимиляцией. Если бы чероки встали на путь упорного сопротивления, подобно большинству индейских племен, то после бесчисленных страданий их ждала бы в конце концов участь пыльных музейных экспонатов.
Но чероки попытались найти третий путь, они вознамерились соединить преимущества западной цивилизации и собственное культурное своеобразие. Это племя оказалось весьма упорным в своих экспериментах. В течение шестисот лет его перемалывало, как в жерновах. На долю чероки выпало куда больше страданий, чем на долю любого другого индейского народа.
– Мораль этой истории очевидна, – заключил Джейкоб. – Мы, люди, стоим сейчас перед выбором, сходным с тем, что был предложен в свое время индейцам чероки: либо до конца воротить нос, либо полностью раствориться в древней галактической культуре. Так что всякому, кто решит выбрать особый путь, я советую вспомнить историю этого индейского племени. Его путь был долог, и, быть может, он еще не кончен.
Джейкоб закончил рассказ. Все молчали. Никто не спешил заговорить. Кулла неподвижным взглядом уставился куда-то в пространство. Милдред Мартин, нахмурив брови, пристально разглядывала стол.
Около кофейного аппарата по-прежнему маячил Дубровский. Казалось, он едва сдерживает смех. Возможно, это убежденный сторонник Лиги, ведь космос буквально кишит ими. Джейкоб от души надеялся, что Дубровскому удастся сдержаться. Риск и без того был слишком велик. У него пересохло в горле – то ли от длительного монолога, то ли от волнения. Он залпом выпил остатки апельсинового сока.
Наконец Буббакуб взмахнул короткими лапами и привстал. Мгновение он молча рассматривал Джейкоба.
– Хорошая история, – отрывисто гавкнул водор на его шее. – Я прошу вас записать ее для меня, когда мы вернемся на базу. Это отличный урок для людей. Но у меня есть вопросы, некоторых моментов я не понял.
– Как вам будет угодно, пил Буббакуб. – Джейкоб слегка склонил голову. Надо бы побыстрее сменить тему, пока Буббакуб не вцепился в него мертвой хваткой, выуживая подробности.
– Мне тоже понравилась история моего друга Джейкоба, – раздался сзади мелодичный свист. – Я старался не шуметь и очень рад, что мне удалось не помешать столь чудесному рассказу.
Джейкоб вскочил.
– Фэгин!
Навстречу кантену поднялись и все остальные. В рубиновых отблесках хромосферного сияния Фэгин выглядел черным силуэтом какого-то экзотического растения. Он медленно покачивал ветвями.
– Примите мои извинения, любезные софонты! Но мое отсутствие было необходимым. По любезному разрешению коменданта был увеличен поток излучения сквозь экраны, чтобы я мог немного подкормиться. Но, как вы сами понимаете, для этого пришлось изолировать необитаемую сторону корабля.
– Очень разумно! – рассмеялась Мартин. – Нам бы совсем не хотелось поджариться на солнце!
– Я так и думал, – нежно пропел Фэгин, – но мне там было очень одиноко, и сейчас я счастлив вновь оказаться среди вас.
Все расселись. Фэгин устроился прямо на полу. Джейкоб с радостью ухватился за возможность выбраться из затруднительного положения.
– Мы тут в ожидании входа в хромосферу обмениваемся историями. Может быть, ты тоже что-нибудь расскажешь, например, об Институте Прогресса?
Кантон зашумел листвой:
– Увы, дружище Джейкоб. В отличие от Библиотеки, Институт Прогресса не стал влиятельной организацией. Его название не очень верно переведено на английский. В вашем языке попросту нет слова, которое могло бы передать суть. Наше небольшое общество было основано ради одного-единственного мелкого предписания, которое прародители завещали старейшим расам перед тем, как покинуть Галактику. Грубо говоря, на нас возложена задача оберегать и лелеять все новое. Расам, подобным вашей, своего рода сиротам, не знакомым с прелестями опекунства, трудно понять врожденный консерватизм галактической культуры. И подобный консерватизм не так уж и плох, ибо верность традиции и общему наследию среди великого разнообразия рас и цивилизаций подчас оказывает благотворное влияние. Молодые расы внимают опыту старых, учатся у них мудрости и терпению. Можно сказать, что мы питаем глубокое уважение к нашим корням.
Джейкоб отметил едва уловимое волнение Фэгина. Короткие узловатые щупальца, служившие ему подобием ног, чуть заметно подрагивали. Джейкоб быстро взглянул на остальных, но, похоже, никто ничего не заметил. Он постарался не выдать своего удивления.
– Но при всем уважении к традиции необходимо смотреть вперед, а не назад, – продолжал Фэгин. – И безгранично мудрые прародители наказали старейшинам Галактики не чинить препятствий новому.
Джейкоб покачал головой.
– Так вот, значит, почему, узнав о том, что обнаружено сообщество дикарей, вы поспешили на Землю?
Послышался легкий шелест:
– Очень живописное сравнение, дружище Джейкоб, но, в сущности, ты прав. Для Библиотеки задача сводится к тому, чтобы научить землян премудростям выживания. У моего Института куда более скромная миссия: мы хотим понять, что нового вы принесли в галактическую культуру.
Милдред Мартин, как школьница, подняла руку.
– Кантен Фэгин, а есть ли у вас сведения о подобных случаях в прошлом? Я имею в виду, встречались ли в Галактике виды, не сохранившие память о своих предках и о Развитии, жившие сами по себе, подобно нам, землянам?
– Да, уважаемая доктор Мартин, несколько раз такое случалось, ведь космос столь огромен. Во время своих миграций как кислородные, так и водородные расы покрывают огромные расстояния. Но даже обитаемые области далеко не всегда оказываются полностью исследованными. Зачастую во время таких перемещений какой-нибудь крошечный осколок расы, едва расставшейся с животным состоянием, оказывается покинутым опекунами и остается наедине с самим собой. Цивилизованные народы обычно мстят за подобные действия...
