– Откуда вы это знаете?
– Я знаю теперь все. Прошлое и будущее едины и открыты в том мире, где я нахожусь. Я сделал все, что мог. Теперь и ты знаешь будущее. Судьбы вашего мира и твоя собственная судьба в течение оставшихся тридцати минут будут зависеть только от твоего решения. Прощай.
Никого не было в кресле. Человек исчез сразу. Какую-то долю мгновения она еще видела его неясные, туманные контуры, обрисовавшие фигуру в скафандре, и вот нет уже ничего… И лишь часы на крошечном табло у изголовья неумолимо отсчитывали секунды.
Чтобы добраться до катера, ей нужно минут пятнадцать. Значит, еще есть время. Немного, но есть. Есть время, чтобы одуматься, чтобы стряхнуть наваждение, навалившееся на нее. Что это было? Кто?! Существо иного мира, могущественный враг? Ну а если все так и есть, как он сказал, что тогда?.. И по тому, как оборвалось сердце, она уже знала, что поверила ему и не станет больше мучить себя. Такие решения надо принимать сразу без фальши, без жалости к себе, чтобы не грызть потом локти от бессильного сожаления. Такие мгновения бывают лишь раз в жизни. Один только раз.
И вдруг иная, страшная мысль сковала ее: «Потеря памяти – это же фактически смерть… Смерть ее личности, всего, что ей сегодня принадлежит; все, что ей дорого, будет уничтожено забвением, даже ее любовь. Там, у рэнитов, другая женщина, кто знает, какой она будет… Мог ли он до конца заглянуть в столь далекое будущее, и даже если он прав, что ей от того, ей, Анне?»
А минуты шли, она видела, как зеленые цифры на циферблате сменились. Осталось всего тринадцать минут, ей уже не добежать до катера, не надо себя обманывать, все это бред! Образы больного, измученного воображения! Через тринадцать минут последний раз мелькнут цифры – все будет кончено. Раздастся стартовая команда, корабельные переборки отзовутся на легкий толчок уходящего пустого катера. А она навсегда останется здесь, в этой железной коробке корабля. Наедине со своим знанием и со своей совестью…
И вдруг как вспышка сверкнула мысль, все определившая и все расставившая на свои места: если все происшедшее бред, галлюцинация – так и не будет никакой стартовой команды! Катер останется в ангаре. В грузовом отсеке одни автоматы, даже объяснять ничего не придется, и она, ничем не рискуя, через пятнадцать минут спокойно вернется в свою каюту!
По коридору она бежала так, как когда-то бегала на соревнованиях, вкладывая в этот бег всю себя без остатка, словно гналась за собственной тенью… Поворот, еще поворот. Лифт наверху! Не ждать! Во втором ярусе есть еще один! Вниз по лестнице. Кто-то стоит на пути, энергетик Семин, не останавливаться, не задерживаться. Он что-то крикнул ей вслед – неважно! Все теперь неважно. Вот еще поворот, и кабина лифта: «Девятая грузовая палуба» – лифт тронулся. Бешено, у самого горла, колотилось сердце, а может быть, это стучал мотор над кабиной лифта…
Упругий толчок. Двери распахнулись, и она очутилась в грузовом отсеке. На аппарелях лежали длинные сигарообразные тела грузовых ракет, наполовину утопленные в герметических стартовых шлюзах. Первая, вторая, четвертая, следующая должна быть пятой… но завыли сирены, замигал красный свет. Как она могла забыть! Две минуты предстартовой подготовки, сейчас будут заблокированы все выходы, все люки ракет! Она опоздала! И уже по инерции, не снижая скорости, ткнулась в корпус с огромной белой цифрой 5. Рванула на себя и повернула по часовой стрелке ручку люка. К ее удивлению, крышка поддалась. Уже внутри, завинтив за собой люк, она поняла, в чем дело: пока в ангаре находился человек, автоматы блокировки не могли включиться. Зато теперь сирена с новой силой взывала в последний раз и умолкла. В полутьме она с трудом нащупала кресло пилота, застегнула ремни. Вообще-то эти ракеты не были предназначены для людей и только в случае аварии могли быть использованы как спасательные шлюпки, потому тут и стояло это кресло.
Кровь неистово стучала в висках, а мысли текли неторопливо и холодно, почти отрешенно, словно все происходящее уже не касалось ее, словно она думала о ком-то другом, совсем постороннем для нее человеке. В конце концов, сама по себе сирена еще ничего не значит, это могло быть простым совпадением, могли отправить совсем другую ракету! Но в глубине души она уже знала – никакое это не совпадение, не бывает таких совпадений, и именно эту ракету через несколько секунд автоматы вышвырнут в космос…
Новая мысль уже ничего не добавила к ее состоянию… Она задержала старт, пока бежала по ангару, она не знала точно, на сколько, может быть, всего на минуту. Но и этого могло оказаться достаточно для того, чтобы траектория ее ракеты не попала в ту трещину, о которой ей говорили… Что же тогда? Куда она приземлится? Может быть, никуда? Вечно будет кружить в пустоте? Или через полчаса в ангаре флагмана она увидит разгневанные и удивленные лица своих товарищей? Что она скажет Торсону? Как объяснит свой поступок? Но ничто не могло уже вывести ее из каменного оцепенения. Все страхи, опасения, расчеты скользили по краю ее сознания, не проникая внутрь ее существа, сжавшегося в маленький испуганный комочек, и лишь секунды звучали там, секунды, которые отсчитывал неведомый метроном… «Все это чушь! Не будет вообще никакого старта! Ракета останется в ангаре!» И в эту секунду шумно вздохнули вакуумные насосы, и невидимая лапа гидравлического поршня толкнула ее ракету вперед.
Ровно через четыре минуты стартовавшая к флагману грузовая шлюпка под номером пять исчезла сразу со всех экранов.
Эсхин сдержал слово. Корд взмыл в небо, и Элна осталась одна. Она стояла у входа в свое тайное жилище в ущелье племени бореев. Пещера показалась ей холодной и чужой. До последней мелочи знакомые вещи вызывали раздражение. Странная пустота и безразличие овладели ею. «Все сделано правильно, – успокаивала она себя, – так и должна была поступить хранительница времени. Законы звездолетчиков не отменяются никогда… Ты выполнила пожелание своего командира, приказ, если угодно». Беда была в том, что Эсхин перестал быть ее командиром с тех пор, как захватил власть на планете, нарушил устав и закон своей родины. С тех пор, как в неравной схватке был убит и брошен в озеро Забвения ее названый брат. «Ну что же, – жестко сказала она себе, – в таком случае ты можешь считать, что выполнила просьбу Эсхина, пусть теперь не командира. Пусть он ошибся, совершил преступление, но он человек твоего племени, и ты должна была выполнить его просьбу – это вполне естественно. В предстоящей схватке с чужеземцами ты должна быть на стороне племени, которое вскормило тебя, воспитало, вложило в твои руки знание и почти неограниченное могущество…» Где оно, это могущество? И где это племя? Жалкая горсточка, рассеянная на дальних звездных системах, все, что осталось от великой цивилизации…
Жестокая правда, холодная и безжалостная, вдруг встала перед ней без единого покрова. Она еще пыталась оправдаться. У нее еще были в запасе серьезные доводы. В конце концов, она не совершила даже предательства. Она не виновата, что желания разных людей совпали в одном-единственном пункте. Один из них во что бы то ни стало хотел разгадать тайну Энны и для этого должен был попасть на остров Рин. Второй просил ее любой ценой доставить на остров Рин руководителя земной экспедиции. Каждый из них получил то, что хотел. Землянин был так наивен и доверчив… И у него были такие добрые руки… Вдруг что-то на нее нахлынуло – боль какая-то, неизведанная раньше, сладкая и горькая. Она даже названия ей не знала… Только слез сдержать не смогла, согнулась от этой боли, ощупью нашла скамейку и опустилась на нее. Сидела неподвижно и тихо. Очень долго сидела, а по лицу, незамеченные, одна за другой катились крупные слезы. Человек этот, чужого племени, оказался ей вовсе не безразличен. «Это невозможно, неправда! – крикнула она себе. – Он чужак, он человек чужого племени!» Слова звучали пусто и жалко. Она продолжала казнить себя. «Ты ведь знала, что его ждет. Ты догадывалась, что не заложник нужен Эсхину. Дорога к озеру Забвения – вот что ему предстоит!.. Нет, Эсхин не посмеет. В конце концов, землянин не первобытный дикарь – его мозг способен сопротивляться постороннему воздействию, Эсхин побоится рисковать, с „озером“ шутки плохи…» Элна металась по пещере, не находя места. И воспоминания, яркие как видения, подстегивали ее… Вот опустились вниз деревянные руки богини, открывая священный плод, и он предоставил ей право выбора, право решения… Вот отшвырнул ее прочь от пасти змея и загородил своим телом… Вот он борется с волнами, ни на секунду не выпуская ее обессилевшего тела, не давая себе передышки. А потом там, на острове Рин, когда Эсхин так легко согласился освободить ее и она промолчала, принимая это условие, он не сказал ни слова, лишь посмотрел на нее. Теперь она будет помнить этот взгляд всю оставшуюся жизнь.
