Ознакомительная версия.
– Ну вот и пошли к острову, – сказал Шапиро.
– Доброе утро, сэр! – неожиданно громко поздоровался появившийся Тони.
– Привет, – отозвался Жак.
– Слишком долго спишь, – добавил Ральф вместо приветствия.
– Острова еще не видать?
– Да рано еще, – ответил Жак. – Восемь морских чуху плыть.
– Плыть-то, может, и плыть, – сказал Тони, – только я этот остров уже вижу...
– Где?! – воскликнул Жак.
– Где?! – повторил Шапиро.
– Во-он, – вытянул руку Лутц.
Монро стал приглядываться. Поначалу он ничего не видел, но потом стал различать правильные очертания морской платформы.
– Эй! – крикнул Шапиро рулевому, – Это и есть твое "суна команту"? Одноухий Кот улыбнулся и закивал в ответ.
– Твою мать, – тихо произнес Ральф, – действительно настоящий суна команту.
– Эх, красотища! – свистящим шепотом произнес Тони Лутц, глядя, как все отчетливее проявляется в золотистом утреннем тумане огромный стол с постройками и уходящими в глубину опорами. – Если я когда-нибудь женюсь и у меня будет ребенок, так его и назову – Суна Команту.
– Жена тебя убьет, – заметил Ральф.
Между тем на палубе стали появляться подчиненные Одноухого Кота. При виде надвигающейся от горизонта величественной конструкции они выстроились вдоль борта и просто смотрели вперед, пружиня ногами на слегка раскачивающейся палубе.
Даже кок и тот, оставив свои кастрюли, приобщился к этому неведомому действу.
Корабль пристал к небольшой платформе, находящейся у основания огромной конструкции.
Жак сошел на пристань и, остановившись возле стальной лестницы, посмотрел наверх. Ему предстояло подняться на высоту тридцатиэтажного дома.
– Я оставлю винтовку здесь, – сказал он Шапиро и отдал ему оружие. – А себе оставлю только пистолет.
– Хорошо, сэр. Удачи вам.
– Удачи нам всем, Ральф, – поправил его Жак. Затем потуже застегнул шлем и шагнул на лестницу.
Подниматься было совсем нетрудно, только с каждой ступенькой Жаком все сильнее овладевало чувство необъяснимого волнения.
– Если что, сэр, прыгайте оттуда прямо в воду! – крикнул снизу Лутц.
– Спасибо, Тони, – тихо сказал Монро и бросил взгляд через перила лестницы, туда, где фигурки его товарищей становились все меньше.
В очередной раз пискнула рация. Жак включил ее на прием, но не мог расслышать ни слова, хотя понял, что кто-то обменивается сообщениями.
"Хорошо, если бы это были Саломея и Вильямс", – подумал он, равномерно преодолевая ступеньку за ступенькой. Он все еще считал их живыми, хотя понимал, что это уже маловероятно. Если ему до сих пор везло, это вовсе не означало, что везло всем.
"С другой стороны, – рассуждал Жак под мерный стук своих шагов, – если они живы, они наверняка считают меня покойником, хотя и не говорят друг с другом об этом. Обходят эту тему стороной. Так же как и мы с Лутцем и Шапиро".
Почувствовав, что согрелся от подъема, Монро на секунду остановился и снова посмотрел вниз. Тони и Ральф стали совсем маленькими, а корабль выглядел не больше детского корыта. Затем Жак перевел взгляд наверх и даже слегка оробел от того, какое малое расстояние отделяло его от неведомой тайны.
Монро невольно заторопился. Ему хотелось поскорее покончить с этой неизвестностью.
Морской ветер все сильнее гудел в лестничных пролетах, а Жак все быстрее бежал наверх. Пар валил из-под его шлема, лицо покрылось лихорадочным румянцем, а он все бежал и бежал.
– Все будет хорошо, – прошептал Монро и, задержав дыхание, одним броском преодолел последний пролет.
Его нога ступила на чужую территорию, и казалось, что невесомый шаг будто потревожил здесь некую силу, которая недовольно заворочалась, однако так и не проснулась.
– Я наверху, – передал Жак по рации, адресуя это сообщение своим товарищам
– Я – наверху... – ответила рация. "Да что же это такое?" – Монро потряс непослушный прибор и снова повторил.
– Эй, Ральф, Тони, я уже здесь. Я наверху...
– Вас поняли, сэр, – отозвался Шапиро, и Жак облегченно вздохнул. Ему уже показалось, что у него начался бред.
"Вот, значит, он какой, этот таинственный остров", – подумал Жак, осматривая громоздящиеся друг на друга конструкции: металлические сосуды, сверкавшие на солнце так, будто их начищали каждый день; трубопроводы из золотистого материала и жилые блоки с прямоугольными окнами.
Жаку даже почудилось, что за ним наблюдают. От этого ощущения по спине побежали мурашки, и ему вдруг нестерпимо захотелось вернуться. Даже в лесах долины Энно-Вайс, стоя лицом к лицу с огромным великаном, ему было проще, потому что рядом были Лутц и Шапиро, а здесь он был совершенно один.
Немного поколебавшись, Монро достал пистолет и передернул затворную раму. Теперь вместе с ним был патрон крупного калибра, тупоголовый сукин сын, готовый пробить потроха любому, в кого его разрядят.
Страх не уходил и все сильнее давил на Жака, однако он не сдавался и упрямо продвигался вперед, шагая по широким квадратным плитам. По сравнению с их чистотой солдатские ботинки Жака выглядели как башмаки нищего бродяги.
Удивительно, но на платформе, стоявшей в открытом море, не было видно ни пятнышка птичьего помета, ни даже тонкого налета морской соли. Это грандиозное сооружение находилось за пределами понятного Жаку мироустройства.
– Сэр, – неожиданно прорезался голос Шапиро, – так вы спускаетесь или нет?! – В голосе Ральфа слышалась тревога. – Почему вы сказали, что пора уходить?
– Я сказал, что пора уходить?
– Да, только что.
– Я поторопился, Ральф. Я еще не все осмотрел, – ответил Жак. Он чувствовал, что происходит что-то непонятное, что-то такое, что он не мог контролировать, но лейтенант решил бороться. Не зря же он потратил столько сил, чтобы попасть на этот остров.
– Хорошо, сэр, – уже спокойнее ответил Шапиро.
Жак вздохнул и огляделся. Выбрав ближайшую к нему дверь, ведущую в один из жилых блоков, он подошел к ней и, помедлив секунду, толкнул. К его удивлению, дверь подалась легко, и Жак оказался в небольшом помещении, в котором находились еще две двери. Пройдя через одну, Монро попал в просторный зал, заставленный приборами, похожими на компьютеры. Подобные залы назывались помещением дежурной смены.
Как и снаружи, на платформе, здесь была та же идеальная чистота. У Жака даже возникало подозрение, что все видимое им – не что иное, как мираж или голограмма.
Постояв посреди зала и послушав звенящую пустоту, он развернулся и пошел к выходу. У самой двери вдруг остановился и осторожно, словно боясь разрушить иллюзию, обернулся.
У противоположной стены, в углу, куда не падал дневной свет, стоял человек. Он был строен, высок, и его военная выправка сразу бросалась в глаза.
Жак провел перед глазами рукой, стараясь снять наваждение, но силуэт не исчез. Он шагнул на свет, и Монро сразу его узнал. Он узнал бы его, даже если бы не увидел сержантских нашивок и эмблемы Пятьдесят второго егерского полка.
– Это... вы? – спросил Жак.
– Это я, – ответил не то сам Василий, не то его призрак.
"Наверное, все же призрак, – решил Монро. – Если бы он был жив на самом деле, то выглядел бы намного старше".
– Я рад, что ты здесь, Жак. Хотя и не был уверен, что тебе удастся добраться сюда...
Говоря это, призрак Василия вышел на середину зала, как бы приглашая Монро сделать шаг навстречу. И Жак с легкой опаской все же подошел к нему ближе.
– Ты думаешь, что я призрак? – спросил Василий с улыбкой.
– А что мне остается?
– Ну, если хочешь, я буду выглядеть так... или так.
Одновременно с этими словами Василий превратился сначала в сгорбленного старца в сером рубище до пят, а потом в хорошо одетого пожилого джентльмена с тонкой шеей, торчащей из белого воротничка.
Затем Василий снова принял первоначальный вид:
– Ну что тебе больше по вкусу?
– Лучше вот так, – признался Монро.
– Как скажешь.
– Но вы живой или нет? – Жак задал вопрос, который не давал ему покоя.
– О, это сложный вопрос. – Василий отошел к столам с аппаратурой и опустился на вращающееся кресло. – Садись и ты, Жак, отдохни. Разговаривать сидя удобнее.
Монро потряс головой, стараясь держаться за единственно понятную ему реальность. Он не помнил, чтобы здесь стояли кресла.
– Не напрягайся, Жак. Не старайся, лучше выбери себе задачу по силам.
Монро кивнул и, подойдя к креслу, потрогал его рукой. И только потом осторожно в него опустился.
– Вот видишь, ты не упал на пол... – Василий улыбнулся и продолжил прерванную тему: – Ты спросил, жив ли я. Я тебе отвечу так: это вопрос философии. Это вопрос личного мировоззрения каждого человека. Если мы будем углубляться в эти сложнейшие категории, то запутаемся вконец. Ты – потому что, извини, слабоват для этого, я – оттого, что устану подбирать понятные для тебе слова и сравнения. Лучше начнем с главного. Ты стремился сюда. Зачем?
Ознакомительная версия.
