Ознакомительная версия.
– Давай, Сэм.
Они выпили еще и немного помолчали, прислушиваясь, как за тонкими стенами палатки все еще возбужденно переговариваются солдаты.
– Слушай, Сэмми, ты, говоришь, был на Конфине, – полковник Бертольд разлил остатки, а пустую флягу бросил на походную кровать.
– Был на Конфине, будь он неладен.
– А где стояла твоя часть во время войны?
– Какой войны, Джон?
– Ну как же, мы воевали – были врагами. Ликонский конфликт – помнишь? Полгода самой настоящей войны.
– Так это когда было, Джон.
– Да не так уж и давно. У меня там друга убило, поэтому для меня все как сейчас. Где ты тогда воевал, на западе или на южном фронте?
– Да ты чего, Джон, запьянел? Когда был Ликонский конфликт, мне было семь лет... – возразил Вильямс. Сказал и сразу протрезвел. Его сознание опалила странная догадка, и стало вдруг жарко, а перед глазами поплыли фиолетовые круги.
– Постой, Сэм. Что-то я совсем запутался, – сказал в свою очередь Бертольд. – Тебе сколько лет?
– Почти пятьдесят.
– И ты говоришь, что во время Ликонского конфликта ты был ребенком?
– Да, Джон.
– Но мне пятьдесят два, Сэмми! Мне пятьдесят два, и я воевал на западе в чине майора! Это было только три года назад!!! Три, а не сорок лет, Сэм!
– Не кричи, Джон... – сиплым голосом произнес Вильямс. – У тебя есть еще выпить?
– Есть, – еле слышно ответил Бертольд и отер с лица неуместные слезы.
Полковник Бертольд не боялся ничего, он смело шел в бой, он решительно командовал своими людьми, но то, что с ним случилось, то, что случилось с его солдатами, было страшнее всякого поражения, хуже всякой обиды. Это было просто несправедливо.
Достав из походной тумбочки еще одну фляжку и два стакана, более подходящие для подобной ситуации, Бертольд разлил армейский ром, а затем задал вопрос, который потребовал от него больших усилий:
– Так что, Сэмми, какой сегодня год по твоей версии?
– Пятьсот пятьдесят девятый от переселения Грегора...
– А по-моему – пятьсот девятнадцатый от переселения Грегора. И все мои ребята – почти семь сотен человек, подтвердят тебе это.
– Пока мы здесь, Джон, нет никакой разницы, какой сейчас год. В этих краях мы вне времени.
– А я все еще надеюсь, Сэм, я надеюсь, что нас перебросит еще и еще раз и, быть может, в конце концов мы окажемся дома. Только что мне теперь там делать?
Они подняли стаканы и выпили. Солдатский ром незаметно скользнул в их желудки, как будто это была обыкновенная вода.
– Что я теперь скажу своим людям, Сэм?
– Не знаю, Джонни. Меня радует уже то, что мы объединились. Вместе даже помирать не так противно.
– Тебе хорошо говорить, ты находишься в своем времени. А я как будто уже мертвец. – Бертольд вздохнул и, покрутив в руках пустой стакан, добавил: – Но я с тобой согласен, вместе лучше.
– И потом... – продолжил Вильямс. – Есть еще маленький шанс, и он находится на искусственном острове – в море. Что это, я не знаю; может быть, секретная инструкция, может, какая-то дыра, в которую можно прыгнуть – и ты сразу дома...
– Ты предлагаешь двинуть к морю?
– Да. У меня даже карта есть. Правда, она зашифрована, но кое-что я там уже понимаю. В любом случае, Джонни, лучше, если есть цель.
– Лучше, – согласился полковник Бертольд. А затем вдруг добавил: – А у меня дома дочка осталась. Лизой зовут... И теперь она моя ровесница.
Бертольд смотрел перед собой замутненными глазами, и было непонятно, в сознании он или нет.
– Главное для нас – вернуться. А что будет потом, это мы решим позже. Еще неизвестно, в какое время мы попадем – может, в прошлое.
– А сержант, говоришь, прожил здесь всю жизнь?
– Да.
– А его полк когда пропал?
– В пятьсот двадцатом.
– Понятно, значит, уже после нас, – угрюмо кивнул Бертольд. – Поэтому я о нем и не слышал.
– О Пятьдесят втором егерском много говорили, а вот о вас ничего не было слышно, – заметил Вильямс.
– Так решили начальники – тут я не сомневаюсь, – пояснил Бертольд. – На Конфине-то, считай, победили вы. Мы ушли оттуда, получив лишь незначительную компенсацию, а потом, значит, пропал мой полк. Ну и понятно, что все притихли. Вслед за поражением потеря полутора тысяч человек. Какой же политик захочет такого позора?
– А ты думал, отчего мы проваливались во все эти дыры, Джон? – спросил Вильямс.
– Отчего же не думал? Думал. Так долго думал, что, наверное, готов согласиться с чем угодно. Все дело в пирамидах. Не нужно нам было ломать чужие могилы – мерзко это.
– Мерзко... – со вздохом согласился Вильямс.
На следующее утро весь личный состав полка был извещен о том, что, пока они плутали в неизвестных мирах, у них дома минуло целых сорок лет.
Сообщивший эту новость полковник Бертольд опасался волнений или массового психоза, но ничего такого не случилось. Уцелевшие в жестоких боях солдаты потеряли всякую ориентацию во времени, и им трудно было осознать в полной мере, что же случилось на самом деле.
– Это чего же, моя жена теперь старуха? – спрашивал один пехотинец другого.
– Да она, может, померла уже.
– А сколько же моему Хуберту? Сынишка у меня был годовалый.
– Так он теперь, Холли, на пяток лет постарше тебя будет...
– Да ты чего говоришь?
– А вот то и говорю.
К Саломее подошел капитан Ольсен. Он посмотрел на девушку долгим взглядом и сказал:
– Теперь я понимаю, почему вы ничего не знали о конфликте на Конфине... И вообще, вы еще не родились.
– Увы, капитан, – грустно улыбнулась Саломея. – Вы заранее годитесь мне в дедушки.
– Дедушка Тэдди, – невесело усмехнулся тот.
– Что? – не поняла Саломея.
– Меня зовут Теодор Ольсен. Вот и получается – дедушка Тэдди.
– В колонну! – прокричал лейтенант Келли, самый громкоголосый из офицеров полка.
Солдаты тотчас бросились врассыпную и стали собираться у закрепленных за подразделениями машин. Словно муравьи они карабкались на броню мощных и неповоротливых "лосфиргов", самых популярных танков времен Ликонского конфликта.
Саломея и Бонн забрались в кабины умытых и почищенных механиками "скаутов", и все было готово к началу марша.
Взрывая землю шипастыми гусеницами и отравляя воздух испарениями перегоревшего кобальта, бронированные монстры начала века стали выстраиваться в длинную цепочку. Колонна ползла очень медленно, постепенно вбирая в себя обозные транспорты, ремонтные блоки и мобильную кухню, а с высоты кабины "скаутов" она напоминала серую обожравшуюся змею.
– Теперь-то уж мы точно надерем задницу любому Популару! – крикнула в эфир Бонн. – Каким бы он ни был, Первым или Вторым.
– Согласна! – ответила Саломея. Вид длинной извивающейся колонны вселял в нее уверенность.
Ей было радостно, но не хватало самой малости. Рядом с ней не было лейтенанта Жака Монро. Салли очень хотелось надеяться на чудо, но ее жизненный опыт свидетельствовал, что чудес почти не бывает.
На горизонте разбежались последние облака, и яркое солнце залило всю долину от края и до края.
"Скаут" легко шагал по пружинящей земле, протертые от пыли иллюминаторы давали прекрасный обзор, а заполненные до предела патронные короба внушали ощущение силы и полного контроля над ситуацией.
Правда, механик предупредил – боеприпасы не подходят по стандарту и, хотя пушку не заклинят, будут ложиться не слишком кучно. Но какая разница – кучно или некучно, если в любой момент тебе в короб насыплют их столько, сколько нужно.
– Эй, Хафин, кажется, надвигается буря! – сообщила Бонн, у которой, на зависть Саломее, еще работала вся аппаратура слежения и наведения.
– С чего это ты взяла?
– С запада сплошной черный фронт надвигается!
– На Петуме молния попала в "дефендер" и сожгла проводку, – напомнила Саломея.
– В чем дело, девочки? – вклинился в разговор полковник Вильямс.
– Бонн заметила грозу.
– Да, сэр, – подтвердила Бонн. – С запада накатывается шквал. От горизонта сплошная чернота... Ах, дерьмо! Это не гроза, сэр! Это долбаные дольтшпиры!
– Ну надо же... – произнес полковник, и было слышно, как он что-то кричит коллеге Бертольду.
С высоты великана "скаута" Саломея видела, как дрогнула бронированная змея и "лосфирги" стали выходить на правую обочину. Солдаты-корнуэльцы на ходу спрыгивали с танков и отбегали в стороны, давая возможность технике занять правильную позицию. Между тяжелыми танками неприкаянно бегал легкий "КХ" полковника Вильямса. Наконец и он уткнулся в один из "лосфиргов", и с его брони посыпались солдаты. Они быстро заняли выгодные позиции и стали давать советы своим союзникам. Бойцы Вильямса имели большой опыт, поскольку заплатили за него дорогую цену.
Тысячи дольтшпиров надвигались на противника нескончаемой лавой. Они летели не слишком быстро, словно смакуя скорую победу и желая продлить удовольствие от ожидания,
"Ну все, – подумала Саломея, – сейчас все поляжем".
Ознакомительная версия.
