«Вези меня туда, сволочь», – повторил стрелок, и большой палец опять неторопливо двинулся к правому глазу Морта. Он был еще в пути и до цели оставалось меньше полудюйма, когда Морт сдался.
Правая рука Морта снова передвинула рычаг возле руля, и они покатили в сторону станции «Кристофер-стрит», где около трех лет назад легендарный поезд «А» отрезал ноги женщине по имени Одетта Холмс.
– Ну и ну, ты глянь-ка, – сказал патрульный Эндрю Стонтон своему напарнику, Норрису Уиверу, когда сине-белая машина Диливэна и О'Мейры остановилась в половине квартала от них. Места для парковки там не было, но водитель и не пытался его найти. Он просто поставил машину во второй ряд, загородив проезд и предоставив плотному потоку машин, которым была запружена улица, кропотливо, дюйм за дюймом, прокладывать себе путь через оставшуюся лазейку подобно тоненькой струйке крови, пытающейся снабдить кислородом сердце, безнадежно забитое холестерином.
Уивер проверил цифры на правом переднем крыле. 744. Да, точно, тот самый номер, который назвала диспетчер.
Мигалки работали и все выглядело вполне кошерно… пока не открылась дверца и не вышел водитель. Костюм на нем, конечно, был синий, но не тот, к какому положены золотые пуговицы и серебряная бляха. Башмаки тоже были не полицейского образца – вот разве что Стонтон с Уивером проворонили меморандум, извещавший офицеров, что отныне форменная обувь будет поступать от Гуччи, но это казалось маловероятным. Вероятным казалось другое: это – тот самый гад, что угнал на окраине полицейскую машину. Он вылез, не обращая внимания на трубящие клаксоны и крики пытавшихся протиснуться мимо него водителей.
– Черт, – выдохнул Энди Стонтон.
«Приближаться в высшей степени осторожно, – сказала диспетчер. – Этот человек вооружен и крайне опасен». Обычно диспетчеров по голосу можно было принять за самых скучающих людей на земле (что, насколько знал Энди Стонтон, соответствовало истине), а потому тот почти благоговейный ужас, с которым девушка подчеркнула слово «крайне», заусеницей застрял у него в сознании.
Стонтон впервые за четыре года службы потащил из кобуры пистолет и покосился на Уивера. Уивер тоже вытащил свой пистолет. Они стояли у магазина деликатесов, примерно в тридцати футах от ступеней, ведущих к железнодорожным путям. Стонтон с Уивером знали друг друга достаточно давно и приспособились друг к дружке так, как могут только полицейские да солдаты-профессионалы. Не обменявшись ни единым словом, они отступили в двери «Деликатесов». Дула револьверов смотрели вверх.
– Подземка? – спросил Уивер.
– Ага. – Энди бросил быстрый взгляд на вход. Час пик был уже в разгаре и лестницу, ведущую в подземку, заполонили люди, направлявшиеся к своим поездам. – Надо брать его прямо сейчас, пока он не успел близко подойти к толпе.
– Ну, давай.
Они один за другим выступили из дверей магазина – образцовый тандем. Роланд сразу же признал бы в этих стрелках противников гораздо более опасных, чем первые два. Одна из причин заключалась в том, что они были моложе; а еще (хотя Роланд об этом не знал) некий неизвестный диспетчер навесил ему ярлык «крайне опасен», что в глазах Энди Стонтона и Норриса Уивера приравнивало его к злобному и свирепому тигру. «Если он не остановится в ту же секунду, как я велю ему остановиться, он покойник», – думал Энди.
– Стоять! – пронзительно выкрикнул он, выбрасывая вперед обе руки с зажатым в них пистолетом и резко приседая. Уивер рядом с ним сделал то же самое. – Полиция! Руки за го…
Больше Стонтон ничего не успел сделать: субъект в синем костюме кинулся к лестнице, ведущей на перроны. Двигался он стремительно, со сверхъестественной скоростью. Тем не менее Энди Стонтон уже завелся. Стрелки на всех его циферблатах подскочили до максимальной отметки. Он крутанулся на каблуках, чувствуя, как на него спадает покров бесстрастной холодности – ощущение, которое Роланд тоже узнал бы. В сходных ситуациях он и сам неоднократно испытывал то же.
Немножко поцелившись в бегущую фигуру, Энди нажал курок своего .38 и увидел, как человек в синем костюме волчком завертелся на месте, силясь удержаться на ногах. Потом он упал, а пассажиры, за считанные секунды до этого сосредоточенные лишь на одном – как бы пережить очередную дорогу домой на метро – с визгом бросились врассыпную, точно перепелки. Им вдруг открылось, что сегодня после обеда придется пережить не только поездку в пригородном поезде.
– В бога-мать, напарник, – выдохнул Норрис Уивер, – ты его замочил.
– Знаю, – сказал Энди. Его голос не дрогнул. Стрелок пришел бы в восхищение. – Пойдем, посмотрим, кто он был такой.
«Я умер! – визжал Джек Морт. – Я умер, меня из-за тебя убили, я мертвый, я…»
«Нет», – отвечал стрелок. В щелки между веками он увидел: к нему, по-прежнему с оружием в руках, приближаются полицейские. Эти были моложе и проворнее тех, что поставили свой экипаж у оружейной лавки. Проворнее. И по крайней мере один из них чертовски хорошо стрелял. Морт (а вместе с ним и Роланд) должен был бы умереть, умирать или получить серьезное ранение. Энди Стонтон стрелял, чтобы убить, и его пуля пробуравила левый лацкан пиджака Морта. Более того, пуля пробила нагрудный карман рубашки – но дальше не прошла. Жизнь обоим мужчинам – и тому, что внутри, и тому, что снаружи – спасла зажигалка Морта.
Морт не курил, зато курил его начальник (Морт втайне рассчитывал на будущий год к этому времени занять его место). Соответственно Морт купил в магазине фирмы «Данхилл» серебряную зажигалку за двести долларов. Бывая в обществе мистера Фрэмингэма, Морт подносил ему огонька отнюдь не всякий раз, как тот совал в пасть сигарету – это бы слишком смахивало на подхалимаж. Только время от времени… и, как правило, в присутствии еще более высокого начальства – кого-нибудь, кто сумел бы оценить: а) спокойную учтивость Джека Морта и б) хороший вкус Джека Морта.
Умные люди предусматривают все возможные шаги.
На сей раз такая всеобъемлющая предусмотрительность спасла жизнь и ему, и Роланду. Вместо того, чтобы ударить Морта в сердце (самое обычное, такое же, как у всех людей; к счастью, страсть Морта к фирменным вещам – вещам хороших торговых марок – под кожу не углублялась).
Разумеется, его все равно ранило. Когда в вас угодит пуля крупного калибра, нечего и думать выйти сухим из воды. Зажигалку вдавило Морту в грудь так сильно, что образовалась вмятина. Серебряная вещица сплющилась, а затем разлетелась на кусочки, оставляя на коже Морта неглубокие бороздки; один тонкий острый осколок разрезал левый сосок Морта почти пополам. Вдобавок горячая пуля подожгла пропитанную бензином фетровую прокладку зажигалки. Тем не менее, пока блюстители закона приближались, стрелок лежал неподвижно. Тот полицейский, который не стал в него стрелять, твердил окружающим: не подходить, не подходить, держаться подальше, черт подери.
«Горю! – пронзительно взвизгнул Морт. – Я горю, потушите огонь! Потушите! ПОТУШИИИИИТЕ!»
Стрелок лежал без движения, слушая, как поскрипывают по мостовой башмаки приближающихся стрелков, не обращая внимания на визгливые крики Морта и стараясь не обращать внимания ни на внезапно запылавшие у груди уголья, ни на запах поджаривающейся плоти.
– Боже, – пробормотал кто-то, – ты что, стрелял трассирующей пулей, мужик?
Из дыры в лацкане пиджака Морта тонкой аккуратной струйкой поднимался дымок. По краям он просачивался более неряшливыми кляксами. Ноздрей полицейских коснулся запах горелого мяса – пропитанные жидкостью для зажигалок кусочки фетра, которыми был набит разорванный пулей корпус «Ронсона», и в самом деле загорелись.
И тут Энди Стонтон, который до сих пор действовал безукоризненно, совершил свою единственную ошибку – такую, за которую Корт, несмотря на прежние, достойные всяческого восхищения деяния Энди, отослал бы его домой со вспухшим ухом, растолковав, что одной ошибки почти всегда оказывается довольно, чтобы проститься с жизнью. Пристрелить субъекта в синем костюме Стонтон смог (чего на самом деле ни один полицейский о себе не знает, пока обстоятельства не вынудят его выяснить это), но мысль о том, что его пуля непонятным образом подожгла парня, наполнила его безрассудным страхом. Поэтому он, не задумываясь, нагнулся, чтобы потушить огонь, и только успел заметить блеск сознания в мертвых (Энди присягнул бы, что в мертвых) глазах, как стрелок с размаху ударил его ногой в живот.
Замахав руками, Стонтон отлетел назад, на напарника. Пистолет вылетел у него из руки. Уивер своего оружия не выпустил, но к тому времени, как он освободился от Стонтона, прогремел выстрел, и пистолет Норриса Уивера волшебным образом исчез, а рука, в которой он был, онемела, словно по ней ударили очень большим молотком.
Тип в синем костюме поднялся, на секунду задержал на них взгляд и сказал:
