Буббакуб бездумно уставился в потолок, явно не желая принимать участия в разговоре. Губы его двигались, словно он напевал в недоступном для людей частотном диапазоне.
Блестящие глаза Куллы не отрывались от маленького руководителя Библиотеки. Возможно, заслушался «пением» Буббакуба, а возможно, ему просто наскучил разговор.
Кеплер, Мартин, Буббакуб, Кулла... Джейкобу никогда и в голову не могло прийти, что он может оказаться в компании существ, среди которых Фэгин будет наименее странным!
Сбоку от Джейкоба послышался шелест. Он обернулся. Фэгин пребывал в явном возбуждении. Джейкоб спросил себя, что в этой эксцентричной экспедиции могло вывести из равновесия добродушного кентона. Впрочем...
– Доктор Кеплер, не исключено, что я смогу выкроить время для помощи вам... В какой-то мере... – Джейкоб пожал плечами. – Но сначала я все-таки хотел бы уяснить суть проблемы.
Кеплер расцвел.
– О, разве я вам не сказал? Ну надо же! А мне казалось, что я ни о чем другом и думать не могу в последние дни. – Он выпрямился и глубоко вздохнул. – Мистер Демва, такое впечатление, что на Солнце кто-то завелся.
В доисторическую и раннеисторическую эпохи Землю посетили пришельцы из космоса. Эти существа путем направленной генетической мутации создали человеческий разум. Внеземные наделили гоминидов «своим собственным образом». Поэтому мы похожи на них, а не они на нас.
Эрих фон Даникен «Колесницы Богов»
Возвышенные проявления человеческого духа,
такие, как религия, альтруизм и нравственность,
не являются неизменными и имеют под собой
материальную основу.
Эдвард О. Уилсон «О человеческой природе»
«Брэдбери» оказался кораблем нового поколения. Он создавался на основе куда более совершенных технологий, чем его предшественники, курсировавшие на коммерческих линиях. «Брэдбери» стартовал с уровня моря с помощью собственных двигателей, в отличие от кораблей предыдущего типа, которые предварительно транспортировались специальными воздушными шарами на одну из вершин экваториальных Шпилей. Он представлял собой сферу и значительно превосходил размерами старые корабли.
Джейкоб впервые летел на галактическом корабле, созданном в результате миллиарда лет развития науки. В иллюминатор каюты первого класса он видел, как медленно удаляется Земля. Полуостров Калифорния превратился сначала в коричневую полоску, затем в узкую линию, вытянувшуюся вдоль материка. Зрелище было и захватывающим, и разочаровывающим одновременно. В путешествиях на ревущем реактивном лайнере или неторопливом и величавом прогулочном дирижабле романтики было куда больше. Джейкоб мог наблюдать за другими кораблями, то деловито подплывавшими к Силовой станции, то исчезавшими во внутренней полости Шпиля.
Огромный Шпиль никогда не мог ему наскучить. Тонкие керамические стенки, удерживавшие двадцатимильную башню при нормальном атмосферном давлении, покрывала огромная роспись – гигантские птицы парили над панорамой космической битвы, навеянной фантастическими романами двадцатого века. Вблизи Шпиля Джейкобу дышалось как-то особенно легко и свободно.
И все же сейчас он был рад, что находится на борту «Брэдбери», а не старомодного лайнера. Когда-нибудь, поддавшись ностальгии, он, быть может, и посетит Шоколадный Шпиль на вершине горы Кения. Что же касается эквадорского Ванильного Шпиля, то Джейкоб от души надеялся, что никогда больше не увидит его.
Не имело никакого значения даже то, что от Ванильного Шпиля до Каракаса было рукой подать. Там его бы приветствовали как героя, спасителя шедевра человеческой мысли, сооружения, производящего впечатление на всех обитателей Галактики. Все это не имело никакого значения. Слишком велика была цена, которую он заплатил: жизнь Тани и часть его разума.
Когда Земля превратилась в небольшой голубой диск, Джейкоб решил поискать бар. Ему вдруг страстно захотелось оказаться среди людей, хотя когда он поднимался на борт «Брэдбери», то был очень далек от подобных настроений. На Земле ему пришлось выдержать немало неприятных минут, объясняясь с Глорией и своими друзьями из Центра Развития. Макой и та закатила грандиозную истерику. Но сейчас Джейкобу не терпелось услышать разговоры о его внезапном присоединении к экспедиции. Да и вообще ему нечем было заняться – материалы по физике Солнца, заказанные им перед стартом, еще не прибыли.
Джейкоб наугад брел по центральному коридору корабля, пока не обнаружил плохо освещенный и битком набитый бар. Чтобы добраться до стойки, пришлось протискиваться сквозь плотную толпу галдящих посетителей.
На крошечном пятачке перед стойкой собралось не меньше сорока человек. В основном это были рабочие, нанятые на Меркурий по контракту. Многие уже основательно набрались и теперь либо ожесточенно спорили, либо осоловело кивали, уставившись в одну точку. Для некоторых разлука с Землей оказалась нелегким испытанием.
В углу, отделенные невысокой ширмой, на специальных подушках восседали несколько В.З. Один из них, синтианин с густой блестящей шерстью и темными очками на заросшем лице-морде, что-то оживленно говорил Кулле, чья большая голова согласно покачивалась. Кулла не без изящества посасывал соломинку, зажав ее меж страшноватых челюстей. В стакане, судя по всему, была водка.
Неподалеку от чужаков Джейкоб заметил нескольких человек, по наружности явных ксенофилов, ловивших каждое слово из беседы В.З. и, похоже, жаждавших самим пообщаться с чужаками.
Джейкоб хотел было пробраться в угол, где расположились Внеземные – синтианин мог оказаться его знакомым, – но плотная толпа, преградившая ему путь, заставила его отступить. Тогда он решил остаться у стойки, выпить и послушать разговоры. Вдруг кто-то и выдаст что-нибудь занятное.
Вскоре Джейкоб присоединился к группе, внимавшей красочно-неправдоподобному рассказу горного инженера о чудовищных авариях на меркурианских шахтах и спасателях-героях. Джейкобу приходилось напрягаться, прислушиваясь к словам рассказчика. Он чувствовал, как головная боль подбирается все ближе и ближе. До этого момента ему без труда удавалось не обращать на нее никакого внимания, и он надеялся, что сможет до конца дослушать завиральную историю. Но тут чей-то палец с силой ткнулся ему под ребро. От неожиданной боли Джейкоб едва не подпрыгнул. Он обернулся.
– Демва! И вы здесь! – Пухлое лицо Ла Рока сияло, как начищенный медный таз. – Вот так удача! Мы опять путешествуем вместе! Теперь мне нечего бояться, что не с кем будет поболтать на досуге!
Ла Рок, облаченный в свободную блестящую хламиду, держал в руке трубку, которой и затягивался с важным видом.
Джейкоб попытался улыбнуться, но тут чей-то каблук с силой опустился ему на ногу. Улыбка вряд ли получилась особенно любезной.
– Здравствуйте, Ла Рок. Вы-то что здесь делаете? Зачем вам Меркурий? Я думал, что читателей вашей газеты больше интересуют истории о перуанских раскопках или...
– Или о найденных неопровержимых свидетельствах того, что наших любезных предков вынянчили древние астронавты? – оборвал его Ла Рок. – Да, Демва, эти свидетельства могут оказаться столь убедительны, что даже самые яркие скептики-шкурники, заседающие в Ассамблее Конфедерации, должны будут признать ошибочность своих убеждений!
– Вы, как я погляжу, уже облачились в другое одеяние. – Джейкоб скептически оглядел серебристую хламиду Ла Рока.
– В последний день пребывания на Земле я решил надеть платье Общества фон Даникена в честь тех, кто дал нам силу и открыл перед нами просторы космоса! – провозгласил журналист и небрежным жестом поправил золотой медальон, болтавшийся у него на груди.
Джейкобу подумалось, что репортер переигрывает. Платье и золотое украшение, делавшие его похожим на женщину, резко контрастировали с грубоватыми манерами уроженца Франции. «Однако, – признал Джейкоб, – его наряд хорошо сочетается с невыносимо утрированным акцентом».
– Бросьте, Ла Рок, – улыбнулся он, – даже вы должны признать, что в космос мы отправились самостоятельно, а вовсе не наоборот.
– Не собираюсь ничего признавать! – взвизгнул репортер. – Когда мы докажем, что достойны наших опекунов, подаривших нам разум в далеком прошлом, когда они сами признают нас, тогда-то и выяснится, что все эти годы нам тайком продолжали помогать!
Джейкоб пожал плечами. В споре рубашечников и шкурников уже давно были исчерпаны все аргументы и предположения. Одна сторона настаивала на том, что люди должны гордиться положением уникальной саморазвившейся расы, получившей разум из рук самой Природы. Другие же без устали твердили, что гомо сапиенс, как и любая другая известная раса софонтов, является звеном в цепочке генетического и культурного развития, уводящей в глубины легендарного начала Галактики, к мифическим прародителям.
