– Я так рада, что ты жив, – отозвалась наконец Жюстина.
– Ты, случайно, не знаешь, где сейчас мать?
– Мы пытались найти ее, но безуспешно. Когда ты оказался в тюрьме…
– Известно ли тебе, кстати, – вмешался Бардо, – что еще один воин-поэт пытался убить Хранителя?
– Ну ясно – этого роботы прикончили, даже не допустив его до комнат Главного Горолога.
– Твоя мать где-то скрывается, паренек, – возможно, в Квартале Пришельцев. Нам так и не удалось ее найти.
– Когда Хранитель узнал, что был на волосок от смерти, – продолжала Жюстина, – Мойре уже никак нельзя было объявиться, верно?
– Значит, она все еще в Городе.
– Разумеется.
– Она жива, я уверен.
– Надежда есть всегда.
Я снова отметил, как хорошо они спелись. Они говорили совершенно одинаково, если не считать интонаций и тембра голоса. Их программы были похожи – слишком похожи. Когда я поделился с ними своим беспокойством на этот счет, они тут же ответили:
– Мэллори у нас цефик.
– Цефики всегда о чем-то беспокоятся.
– Только за нас беспокоиться не надо.
– Это верно.
– У нас было бы все хорошо, если…
– Если бы только Соли оставил нас в покое!
– Если бы он не злился так!
– Соли – вот настоящий повод для беспокойства.
– Соли.
– Если он погонится за нами, то…
– Конечно, погонится.
– Это плохо.
– Хуже некуда.
Бардо и Жюстина были отнюдь не единственными, кого беспокоил Соли. Другие пилоты высказывали те же опасения. Ли Тош, Зондерваль, Джонатан Эде – я переговорил с каждым из моих старых друзей отдельно, наедине. Но к согласию мы так и не пришли, сколько ни переговаривались. В каждой кабине плавали светящиеся уменьшенные головы девяноста семи других пилотов. Держать совет таким способом было странно и непривычно. Я говорил со всеми одновременно, с лучшими молодыми пилотами Ордена – Делорой ви Тови, Ричардессом, Паломой, Запатой Кареком, Маттетом Джонсом, Аларком Утрадесским – и не столь уж молодыми друзьями Жюстины: Вероникой Меньшик, Еленой Чарбо, Аджей, Она Тетсу, Кристоблем Смелым, водителем знаменитого корабля «Серебряная талло». И еще с восемьюдесятью пятью спорящими до хрипоты пилотами.
– Эта дискуссия бесполезна, – заявил Зондерваль, обладатель самой узкой и длинной из голов, с длинной верхней губой и ямочкой на подбородке. – Мы должны выработать стратегию.
– Стратегия возможна только одна, клянусь Богом, – сказал Бардо. Я с удовольствием отметил, что голова Жюстины наконец-то появилась рядом с ним. Я улыбнулся ей, и она вернула улыбку. – Идем на Нинсан, как и планировали.
– А если будет война? – своим тонким визгливым голосом осведомился Запата Карек. – Как быть тогда – сдать противнику большой корабль? Бросить специалистов?
– И разве мы не должны предоставить право голоса также и специалистам? – подхватила Дебора ви Тови.
Все головы повернулись к ее круглому розовому лицу, обрамленному косами. Давать право голоса специалистам никто явно не хотел.
– Если Соли все-таки отправится за нами, – сказал Зондерваль, – это будет пилотская война. Решать должны мы, пилоты.
Кристобль Смелый, кивнув, добавил:
– Если война действительно будет, нужно попытаться взять Соли врасплох и навязать войну ему.
– Война? – вскричал Бардо. – Да на кой она нам сдалась?
Ричардесс поморгал больными красными глазами (он был альбиносом с белыми волосами и белой, безжизненной, лишенной всякой пигментации кожей, а по возрасту самым старым из нас) и сказал:
– Бардо прав – зачем нам война? Или мы забыли свой обет искать истину? Почему бы нам не рассеяться по всей галактике? К чему ждать начала войны?
Ли Тош все это время молчал, переводя взгляд с одного на другого со своей яркой доброй улыбкой. Дождавшись, когда Ричардесс закончил перечислять ужасы войны, он улучил момент и вставил:
– Что бы мы ни решили, мы должны держаться сообща, как братья и сестры, и выработать единый план. Зондерваль прав. – Он посмотрел на меня с всегдашней улыбкой в миндалевидных глазах. – Поэтому мы должны выбрать кого-то из нас Главным Пилотом, хотя бы временно.
– Это просто необходимо, – поддержал Зондерваль.
– Кого же нам выбрать? – спросил Бардо.
– Кого-нибудь из мастер-пилотов, – резонно заметила Жюстина. – Сколько их у нас?
– Ты, – начал перечислять Бардо, – потом Ли Тош, Ричардесс, Кристобль, Вероника Меньшик, Елена Чарбо и Аджа.
– Ты забыл Томаса Зондерваля, – без ложной скромности напомнил Зондерваль. – Меня произвели в мастера девятнадцатого числа прошлой средизимней весны.
Ли Тош, улыбнувшись нашему старому сопернику, сказал:
– Лично я Главным Пилотом быть не хочу.
– Я тоже, – заявил Бардо.
– И я, – сказала Жюстина.
– Кто же у нас еще мастер? Ах да, и Мэллори Рингесс…
Он посмотрел на меня, и головы всех пилотов и мастер-пилотов тоже повернулись ко мне.
– Да, Рингесс. Пожалуй, он лучший мастер-пилот из всех, кого я знаю.
– Так оно и есть, ей-богу!
– Рингесс сумел войти в Твердь и выйти из нее. Рингесс… – И Ли Тош перечислил длинный список моих достоинств, где упоминалось и то, что я скрытый цефик, мнемоник, а может быть, и скраер. А прежде всего, сказал он, я очень везучий человек, раз уж умудрился не умереть, будучи убитым. Кому же не хочется иметь столь везучего Главного Пилота?
Не стану записывать все, что говорилось после этого. Я подозревал, что Бардо, Жюстина и Ли Тош сговорились и подготовили свои речи заранее. Должно быть, они с самого начала планировали сделать меня Главным Пилотом раскольников и, возможно, еще в Городе подготовили своих друзей голосовать за меня. Пятьдесят четыре из девяноста семи пилотов склонили головы в знак того, что одобряют мою кандидатуру. Двенадцать человек по разным причинам воздержались. Тридцать один – я с сожалением отметил, что Ричардесс был в их числе – проголосовали против энергичным качанием головы. Все они отрицали мое право называться Главным Пилотом. Я слишком вспыльчив и бесшабашен, сказали они. (Некоторые люди, как ни парадоксально, опасаются смелых лидеров, в то время как большинство ценит смелость превыше всего остального.) Все эти пилоты, как один, ту же покинули нас. Кто-то из них отправился на Триа, кто-то вернулся в Город. Несколько человек решили исполнить обет искателей и последовали за Ричардессом в один из рукавов галактики.
Таким образом я стал предводителем шестидесяти шести мятежных пилотов и в случае войны должен был стать военачальником, ответственным за шестьдесят шесть жизней.
– Поздравляю, паренек! – сказал Бардо, оставшись со мной наедине. Теребя усы, он перечислил пилотов, которые остались верны Хранителю Времени и Соли. – Что думаешь делать? Если Соли выступит против нас, у него будет два корабля против одного нашего.
– Выдающееся математическое открытие! Отрадно видеть, что считать ты пока не разучился.
Я заверил его, что победа будет за нами, несмотря на меньшую численность. В случае нападения мы будем маневрировать – наносить удар и скрываться в мультиплексе; будем устраивать врагу хитроумные ловушки и предпринимать двойные атаки; вынудим врага рассредоточить свои силы, а потом начнем захватывать корабль за кораблем и выиграем войну.
Я ничего не смыслил в военном деле. Война, как я вскоре обнаружил, не походила на игру, хотя я думал о ней именно так. В настоящей войне веселого мало. Со временем я понял, что это занятие мне не по вкусу и я напрочь лишен военного гения. Я попал в полководцы неожиданно для себя и, сказать по правде, стыдился этого звания. Проштудировав библиотеку своего корабельного компьютера, я осознал, что мое понятие о военной стратегии базировалось в основном на играх типа шахмат и го, входивших в число моих детских увлечений. Настоящая война оказалась намного хаотичней, чем любая игра. И правил у нее не было. Я изучил анналы древних военачальников и стратегов, прочел труды всех прославленных военных авторов, таких как Сунь Цзы, Лидделл Гат, Толстой, Юлий Цезарь, Мусаси Священный Меч и Ричард Первый. Я ускорял свои мысли с помощью замедленного времени, и их слова, как фотоны, наполняли мой световой парус. Я усваивал аксиомы войны: никогда не дробить свои силы, самому выбирать время и место для битвы, не давать разгадывать свои планы – все эти основы, которыми столь часто пренебрегали принцы и генералы, ведшие на смерть миллионы солдат, я постиг довольно быстро. Я ознакомился с кампаниями Александра, с примерами классических сражений и со сравнительно новой историей трагических человеко-даргинийских войн. Я казался себе послушником средних способностей, которого заставили выучить правила шахматной игры и гроссмейстерские партии за одну ночь. Мой компьютер занимался историческим моделированием. Я воочию наблюдал геноцид, которому Цезарь подверг тенктеров, и видел, как конница Ганнибала смяла римские фланги при Каннах. Вслед за этим началась бойня: карфагенская пехота окружила и перебила шестьдесят тысяч легионеров, так стиснутых вместе, что они не могли ни поднять мечей, ни прикрыться щитами. Тема оказавшихся бесполезными щитов не теряла своей актуальности на протяжении двух тысяч лет. Как бы глядя в телескоп с изрытой кратерами поверхности луны Старой Земли, я видел исполненную жуткой красоты картину Первого Размена Холокоста. Космические щиты отказали, и на северных континентах вспыхнули десять тысяч шаров ослепительно-белого света. Из «Пути войны» Таддео Асторета я узнал, что исход любого сражения определяют четыре простых элемента: сила, место, время и ум. Пусть у Соли вдвое больше людей, чем у нас – Александр победил при Гавгамелах впятеро превосходящего его врага. Если я хочу победить Соли в реальной войне, я должен увести моих пилотов в знакомые, выбранные мной самим пространства и напасть на него, когда он будет к этому не готов. Главным же фактором в этой беспрецедентной математической войне должен стать расчет – ведь нам предстоит угадать маршруты пилотов Соли чуть ли не в самый момент их составления.
