– Невероятно! – взревел он. – Какое злодейство! Гнусность! Кощунство! Ей-богу, даже слов не хватает! Варварство! Катастрофа! Трагедия! О, горе нам, горе!
Я скорбел о Джонатане и не мог вынести мысли о том, что другие тоже могут погибнуть – поэтому я впал в преувеличенную осторожность. Позвольте повторить еще раз: я, Мэллори Рингесс, стал осторожен. Я повел свои шестьдесят четыре корабля через звезды Трифидской туманности с опасливостью старого шахматиста, двигающего фигуры пр шестидесяти четырем квадратам. Я намеревался провести их от Веды Люс до Каранаты, а затем до Данладийской Пустоши на краю Трифиды. На немногочисленных тамошних каналах можно было устроить засаду для кораблей Соли. Когда они выйдут из мультиплекса и начнут лихорадочно подбирать маршруты от редких фокусов, мы окружим их (то есть, выражаясь топологическим языком, подберем замкнутую и в то же время сообщающуюся группу фокусов) и перебьем одного за другим.
Но мы так и не дошли до Данладийской Пустоши. Соли, должно быть, разгадал мою стратегию и захватил меня врасплох. Хорошо помню момент, заставивший меня усомниться в пользе осторожности. Я вместе со всеми нашими только что вышел из мультиплекса, и свет Веды Люс ослепил меня. Звездная пыль в туманности, отражая его, светилась мягкой голубизной. Сама Веда Люс, горячий голубой сверхгигант, пылала столь же ярко, как Альнилан или Спика, и обладала столь большой массой, что мультиплекс рядом с ней был попросту скручен. Я с трудом провел своих пилотов сквозь его окна. Был момент, когда шестерым пришлось ждать, чтобы остальные прошли к Февешему – следующей по очереди звезде на пути к Пустоши. В этот самый миг старый приятель Соли Лионел Киллиранд вынырнул на своем «Вечном шлюпе» прямо над Кристоблем Смелым и уничтожил его. Тридцать два мастера-пилота одновременно накинулись на Олафсона Джонса, Наширу, Али Алесара с Утрадеса, Николоса Корсо и неподражаемую Делору ви Тови. Быть может, как раз Лионел ее и убил. Тридцать семь серебряных дротиков то появлялись в реальном пространстве, то исчезали, выходя из мрака на звездный свет, как алалойские собаки, отвоевывающие себе место поближе к костру. Я узнал об этой битве по мгновенным точечным деформациям мультиплекса, бегущим, как сверкающая рябь по ночному морю. Я попытался повернуть нашу основную массу обратно, но когда мы вернулись к Веде Люс, бой уже закончился. Лионел и другие скрылись, а мы потеряли шестерых пилотов.
Точно побитые ездовые собаки, мы, поджав хвосты, отступили через звездную группу Ионы почти на край туманности Ориона. Плавая в кабине, я наскоро переговорил со своими пилотами. Бардо исход боя потряс особенно сильно. Мы с ним соприкоснулись кораблями, и его мысли поступали ко мне через корабельный компьютер. Его нейросхемы временно сопряглись с моими, и мы разделяли одно ментальное пространство. Пережив шок поражения И потерю товарищей, мы ненадолго позволили себе эту запретную электронную телепатию.
– Паренек, ты слышишь (чувствуешь), видишь меня?
Я видел его умные глаза, слышал его голос, чуял запах его страха и его газов. Для меня было загадкой, как Жюстина его выдерживает в такой тесноте.
– А где Жюстина? Почему я не слышу ее мыслей?
– Она спит тут, рядом со мной. Когда она увидела, что случилось с Деборой… короче, она временно отключилась.
– Я сделал большую ошибку, Бардо. Не надо было мне искать встречи с Соли тогда ночью, в баре. Ты помнишь. Оттуда и началась эта полоса неудач.
– Ты бы лучше подумал о пилотах, которых мы потеряли, а не о допущенных тобой ошибках.
– Я и так о них все время думаю. Почему Делора? Зачем кому-то вообще надо умирать?
Думая о миллиардах людей, погибших во время разных войн, я открыл для себя одно из многочисленных извращений войны: ужас потерь не усиливается при умножении – он усиливается в обратную сторону. Боль от утраты близкого тебе человека действует в тысячу раз сильнее, чем гибель тысячи незнакомых тебе людей.
– Я ведь любил ее когда-то, ей-богу – ты не знал, паренек? Делора была моей первой женщиной и проявляла большое терпение – тогда, в Борхе, я очень в нем нуждался.
– Она была блестящим пилотом.
– Ты не понимаешь. Она была женщиной! А теперь ее нет.
– Война – это ад, говорят хибакуся.
– Интересная мысль! «Война – это ад», – произносишь ты великолепным холодным тоном, но я-то знаю, что ты на самом деле это чувствуешь – поэтому не пытайся это скрыть, все равно не получится.
Я и правда пытался сохранить стоицизм перед лицом гибели Али Алесара, Кристобля и Делоры, но у меня ничего не получалось. Бардо, слушающий мои мысли чуть ли не по мере их формирования, напомнил мне, что я по всем статьям должен кипеть от ярости, сжимать кулаки и клясться отомстить Лионелу Киллиранду. Кроткая скорбь, шептал он у меня в мозгу, пристала разве что святому, а бесплодные сомнения – подростку.
– Ты не подросток и не святой.
– Кто же я, по-твоему?
– Мужчина, клянусь Богом! Ты гораздо больше нравишься мне, когда бесишься. Вспомни, как ты чуть не оторвал Кессе голову! Я-то этого никогда не забуду.
– Я тоже, Бардо. Я ничего не в силах забыть.
– Это худо.
– Я все время меняюсь… и очень быстро.
– Я знаю, паренек, я знаю. Временами я больше не понимаю тебя.
– Если бы я мог показать тебе эти возможности… эти возможности. Скоро будет бой – это начало конца. Я вижу его приближение, я…
– Что с тобой?
– Я боюсь. Боюсь потерять все. Иногда даже тебя боюсь потерять.
– Друзей потерять нельзя, паренек, – я ведь тебе уже говорил.
– Значит, мы по-прежнему останемся друзьями, когда все это кончится?
– Конечно, останемся – клянусь тебе!
Бардо остался моим другом, и мы, войдя в туманность Ориона, задумались о тактическом применении его печально знаменитой Теоремы Бумеранга. Мы вышли среди звезд Трапеции, утопавших в красивом зеленом тумане ионизированного кислорода. Эти молодые звезды родились, когда человек, наполовину еще обезьяна, уже бродил по травянистым равнинам Старой Земли. Возле Двойной Чу мы столкнулись с основными силами Соли. Бардо с Жюстиной, а также Карл Раппапорт и Ли Тош обнаружили, что могут мгновенно отступить по своим старым каналам к окну, что поставит в тупик любого пилота, который попытается следовать за ними. Таким способом они сожгли восемь пилотов Соли. Эту хитрую уловку, однако, нельзя было повторять до бесконечности. Чтобы победить Соли, который копировал нашу тактику и оборачивал ее против нас почти с той же быстротой, как РНК копирует и расщепляет наши белки, требовалось нечто большее, чем уловки.
В конце концов нам удалось проложить путь за Сгущение Тихо в Розетту. Нас снова окружила эта великолепная машина по производству звезд, через которую я прошел на своем пути в Твердь. Здешние звезды и маршруты я знал хорошо. Мы находились в опасной близости с Экстром, и я невольно думал, каково было бы оказаться среди пепла и взрывов этого звездного ада. Минуя пространства Скалы Ролло, Фарфары и Нварта, мы потеряли Дунканесса и его «Такелажного червяка». В отместку мы не преминули ухлопать Альгену Эде (могучую, известную своим сарказмом старшую сестру Джонатана Эде. Среди всех трагедий нашей трагической войны меня радует только то, что братья у нас ни разу не убивали сестер. Однако оба Эде погибли, а с ними кончился их прославленный род, и их талант ушел в небытие вместе с их телами, хромосомами и легкими кораблями). За каждого потерянного нами пилота мы убивали кого-то из людей Соли, но вечно продолжаться так не могло. Каждая наша потеря увеличивала их численный перевес – Соли мог себе позволить терять корабли, а мы нет. Когда трое наших пропали в Северо-Западном Сгущении, я понял, что должен сойтись с Соли в последнем и решающем поединке.
Я понял единоличное решение увести наш отряд в пространство Пердидо Люс. Извиняться за это вряд ли стоит. Не сумев повернуть в свою пользу факторы времени и ума, я мог противопоставить превосходящим силам Соли только выбор места. Мы прошли мимо Каарты и Новой Земли к звездам Файоли, потому что эти места и маршруты были мне знакомы. Я искал сгущение особого рода, чтобы подстеречь в нем Соли, и мы вошли в мультиплекс близ Даррейн Люс. Мелкие звезды там горят желтым и оранжевым светом, время ведет себя странно, и Твердь искривила мультиплекс сверх всякой вероятности. На наших звездных картах Пердидо Люс в Твердь не входит. Если бы она входила в нее, ни один пилот (кроме разве что Бардо, Жюстины и Ли Тоша) не последовал бы за мной сюда. Но звездные карты порой устаревают, а то и просто врут, и не дают представления о быстром росте мозга туманности. Я провел своих пилотов через сгущение, которое преодолел несколько лет назад, и мы вышли около Пердидо Люс. Никто из нас, даже я, не догадывался, что мы вторглись в самое что ни на есть внутреннее пространство Тверди.
Я, конечно, понимал, что иду на огромный риск, намереваясь дать бой в этом сгущении, но разве у меня был выбор? Много веков назад Ганнибал поразил римлян, проведя своих людей и безволосых мамонтов через горный хребет. Все его мамонты и множество людей замерзли на занесенных снегом перевалах, но армия сохранилась и разбила римлян у Тразименского озера. Я не Ганнибал, но место для боя пока еще мог выбрать. Соли ничего не должен был знать о сгущении Пердидо, и если бы он последовал за нами туда, я захватил бы его врасплох, как Ганнибал римлян.
