– Не бойся. – Мороз вышел вперед так, чтобы его было видно.
– Ты чего не по-нашему говоришь?.. – шмыгнула носом беглянка.
– А так? – Мороз легко перешел на ее язык с языка ягг. Откуда он его мог знать? Наверное, оттуда же, откуда и знал, как творить волшебство.
– Чего пугаешь, – девочка подобрала подол платья и начала собирать рассыпавшиеся из лукошка грибы, – тут лес опасный.
Мороз ничего опасного в лесу не видел, хотя наверняка тут могли водиться волки и медведи.
– Я ненарочно.
– Ненарочно он, – проворчала девочка, отходя от первоначального испуга, – ты откуда такой взялся? Я тебя в нашем селении не видела, а других деревень тут нету.
– Оттуда, – махнул рукой Мороз, указывая на лес за спиной.
– А ты смешной, – улыбнулась девочка, – там же ягги! Они таких, как мы, едят.
– Как так едят?..
– Варят в котле и едят, – нахмурилась девочка, – в тот лес нельзя ходить, там их земля.
– Да нет же, ягги не такие.
– Вот же глупый, – девочка улыбнулась, – тебя как зовут? Меня Маришка зовут.
– А меня – Мороз.
– Мороз, – надула губки бантиком собеседница, – очень взрослое имя, и холодное. Будешь Мороз… ко. Морозко.
– Хорошо, пусть Морозко.
– А где твоя мама?
– Волнуется, наверно, – вздохнул Морозко, – я из дома убег.
– Пошли к нам в деревню, – Маришка схватила потеряшку за руку, – тут кроме нашей деревни других жилых мест нет, у нас тебя найдут верней всего. А я тебе Дружка покажу.
– Это твой папа?
– Какой глупый, – снова засмеялась девочка, – это мой пес. Только он еще щенок.
– Вы держите животных у себя? – Морозко удивился: ягги зверей не любили и у себя не держали.
– Конечно. Без собак тут нельзя. Они ягг чуют, сразу лай поднимают. Пойдем. У нас весело. Подождем твою маму.
Мороз сильно сомневался, что мать будет искать его в человеческом поселении, но уж больно хотелось глянуть, как живут другие люди.
Старик, сидевший на завалинке на самом краю деревни, сильно удивился появлению Маришки со спутником. Большая собака, лежащая у его ног, подняла голову, принюхалась и один раз гавкнула, обозначая себя как сторожа.
– Незнакомый ребенок… здесь?
– Это Морозко, – затараторила девочка, – я его в дальнем лесу встретила.
– Там же ягги! – ужаснулся старик – Вот я твоей матери скажу, где ты шастаешь, получишь прутом-то!
– Не надо матери, – испугалась Маришка, – ничего же не случилось. Я тот лес знаю. А на землю яггов я ни ногой!
– Вот же егоза, – сердился старик, – ты-то ни ногой, а вот они выходят поохотиться. Без собаки еще ушла, совсем бестолковая. Пороть таких надо.
– Дружок вчера ногу поранил, ему так далеко нельзя, – захныкала Маришка, – не надо меня пороть, я больше не буду.
– Не будет она… – старик сменил тон на более спокойный, – опасно там. Не ходи туда.
Мороз во время этого спора сохранял молчание, не зная, что сказать. Наконец старик обратил внимание на него:
– А ты кто такой будешь и откуда?
– Я Мороз, потерялся в лесу.
– Потерялся, говоришь… а откуда ты, из Ольховки, что ли?
– Не знаю, – пожал плечами мальчик, – я с мамой жил и с Краском еще. Мы в лес пошли гулять, а он хотел, чтобы я лисенка заморозил. А я не хотел. Вот и убежал. Теперь не знаю, куда идти.
Из сбивчивого рассказа ребенка старик уловил главное:
– То есть как это – лисенка заморозить?
– Вот так. – Мороз выставил вперед руку, и она вся покрылась льдом, из нее начала расти сосулька, превратившись в подобие ледяного меча.
– Ты же колдун! – ахнул дозорный.
– Ничего себе, – удивилась Маришка, – а еще что можешь?
– Могу… воду в лед превратить.
– Надо тебя жрецу показать, – решил старик, – я в волшебстве ничего не смыслю, а вот Прокоп – он кое-что понимает.
Мороз только растерянно кивнул головой: жрецу так жрецу. Рубаха снова треснула по шву, его рост и не думал останавливаться.
Глава 18
Слово Великого Новгорода
На вече в этот раз было не протолкнуться. Казалось, сегодня здесь собрался весь Великий Новгород. Горожане шумели, спорили до хрипоты.
– Пускай Садко слово скажет: очень интересно, чего это он так мнение свое поменял! – выкрикнул со своего места Трофим, один из первейших корабелов Новгородской республики. Его ладьи выходили самыми справными, и лучшие купцы заказывали свои корабли именно у него. Больше половины всей торговой флотилии Садко сделали Трофим и его большая семья.
Садко вышел в центр, все вече глядело на него с интересом и ожиданием. Купец, еще недавно бывший зачинщиком начать войну с обидчиками, приехал из Киева с совсем иным мнением. Теперь именно он был главным противником войны.
– Друзья, – начал Садко, – для вас не секрет, что я больше других хотел мести. Но, подумав хорошо, я понял: поскольку торговые пути наши по большей части пролегают через Тридевятое царство, то, начав войну, мы лишимся возможности торговать и с Царьградом и с Шамаханским царством.
– Шамаханского царства больше нет! – выкрикнул с места бывший воевода Ермил. Со смертью Василисы Премудрой потерял свое влияние и бывший воевода, но он происходил из древнего и влиятельного новгородского рода, поэтому на вече присутствовал и даже имел небольшую группу сторонников.
– Верно, – устало ответил Садко, – но торговлю нам перережут. Да и как воевать? У нас войска нет. Конечно, у каждого купца свои команды, если их вместе собрать – может немалое число собраться ратников. Но это не войско.
– Ты сам говорил – морской царь поможет, – встрял в монолог Трофим, – ты говорил – у него богатырей целая куча.
– Тридцать три… то есть тридцать четыре, – поправился Садко; он хотел еще что-то добавить, но дальнейшие его слова потонули в радостном гуле.
– А у Тридевятого царства – четыре богатыря, – довольно ухмыльнулся Кузьма, новый воевода республики, один из самых рьяных сторонников войны.
– Да вы посчитайте, сколько мы доходов потеряем, – тут же вступил в разговор купец Микула, он был, напротив, сторонником мира, как и многие другие купцы, не желающие терять свой доход.
– Честь свою не потеряй, – крикнул кто-то сзади, вокруг зашумели, кто-то даже посмеялся.
– Друзья, – снова взял слово Садко, – послушайте меня. Не нужна нам эта война.
– Ты, дружище, вот что скажи, – взял вдруг слово Митрофан, старейший купец, чье слово звучало веско, – расскажи-ка нам всем, почему это ты так переменил свое мнение?
После слов Митрофана все разговоры стихли: многим было интересно послушать, что ответит удалой купец.
– Да говорю же, – смутился Садко, – хорошо все обдумал и…
– Это мы слышали, – степенно кивнул Митрофан, – теперь давай правду.
Столько сделок и торговых соглашений, сколько заключил за свою жизнь старый Митрофан, ни у одного купца в Новгороде не было, уж такого тертого калача обмануть было очень трудно.
– Правду… – Садко хмыкнул и посмотрел в небо, – ну, хотите правду – будет вам правда. Встретил я в Киеве удивительного человека. Андреем зовут, он пророк. Настоящий мудрец, хоть и молодой еще. Весь седой уже. Вот он мне и объяснил, что ненависть ни к чему хорошему человека не приведет. Только любовь может что-то создать, только она ведет человека вперед. И вот слушал я его и вдруг понял, так и есть все в этой жизни. Я еще недавно так все любил – и жизнь любил, и друзей, и… Марину любил, очень. А сейчас только черная ненависть клокочет. И понимаю, что пропадаю, а все равно как в омут головой.
– Что за бабские сопли… – сплюнул презрительно на землю воевода.
– Тебе, может, и сопли, – не стал спорить Садко, – а вот я как с ним поговорил, мне правда легче стало. Хоть и не сразу. Вот принесем мы войну в Тридевятое царство. Сколько погибнет народу… А наших сколько поляжет? Сколько матерей будут плакать, сколько детишек отцов назад не дождутся… Ради мести? Нет, не для меня это больше. Не хочу я мести через чужое горе. Вот и думайте что хотите.
Садко сел на место, закончив свою речь.
– Это что же за учение такое у твоего пророка? – после затянувшейся паузы спросил Митрофан.
– Да я не запомнил, – пожал плечами Садко, – славное что-то… правое славное… как-то так называется. Но вот прямо как для меня. Я так, как он, говорить не умею, может, и не получилось у меня объяснить, но правда в этом есть. Настоящая правда, глубинная.
– Или его баюн околдовал, – попытался снова прогнуть свою линию Кузьма.
– Баюн на таком расстоянии не может, ему рядом с жертвой надо быть.
– Значит, сам дурак наш Садко, – сдался Кузьма, – ему и баюн не нужен.
– Ты за словами-то следи, – одернул зарвавшегося воеводу Трофим. – Садко здесь уважаемый человек, он для Новгорода поболе твоего сделал.
