Эгетелина, сидевшая по правую руку с королевой, явно боялась ее, как и сидевший по левую руку мужик, белый, как мел, дрожащий, как лист на ветру и заикающийся от волнения. Видимо, старший советник, хотя, судя по тону разговора, королева явно с ним никогда не советовалась.
– С организаторов бунта содрать кожу живьем, прилюдно, на площади. Дезертиров отловить и повесить, только так, чтобы пальцами ног они касались табуретки, стоя на носочках. Пускай эти твари, которые шатаются по городу и ноют, что им нечего есть, поймут, что сейчас война и некогда сопли распускать, когда кругом враги.
– К-к-конечно, Ваше величество, в-в-все исп-п-п-олним…
Великая повернулась к Альфонсо, и злое выражение ее глаз стало еще злее. Из противоречивого бесстрашия Альфонсо улыбнулся еще наглее, даже попытался встать с колен, но получил кулаком по макушке от стражника с яростным указанием: «сидеть, пока тебе не позволят встать, холоп».
– Так это правда, – сказала Алена, нынешняя королева Ипереды. Черты ее лица сквозь маску жесткости и жестокости были едва различимы, но еще не были стерты, и Альфонсо ее узнал. Он заметил и смятение, и вспышку в ее глазах, и то, что она осеклась на первом звуке своей фразы.
– Добрейшего утра, Ваше величество, – сказал Альфонсо.
Алена молчала в гробовой тишине. Знавшие ее вельможи думали, какую страшную кару готовит Великая королева своему главному преступнику, не знавший ее теперешнюю Альфонсо, видел, что она не может совладать со своими эмоциями. Наконец:
– Дамы, господа, – громко крикнула Алена, – сегодня свершилось одно из самых богоугодных дел в истории Импереды!
– Переды, переды, переды, – отразилось эхо от потолков и Альфонсо, невольно, прыснул со смеху. Дебильное все-таки название дали они новой стране.
Большие глаза королевы сузились, а губы искривились в особо гневном оскале, обнажившим белые, маленькие зубки. Даже солнце потускнело, даже стоящие в третьем ряду зрители от эпицентра бури злости, мысленно крестились, чтобы она пронеслась мимо них. Лишь Альфонсо, по незнанию, продолжал улыбаться, как дурак. Приговоренный к жуткой смерти дурак.
– Сегодня в наши руки попал самый злостный, самый опасный богохульник, еретик, слуга самого Сарамона – Альфонсо дэ Эстэда! В минуты самой страшной опасности, он предал нас всех, бросил на произвол судьбы и теперь, явился, трусливо поджав хвост, умолять о пощаде!
– Что-о-о-о? О какой пощаде? Да я…
–Заткнись, демон! – крикнула Алена и Альфонсо, получив пинок в спину от стражника, распластался на полу.
– Я прошу нашего архиепископа вынести вердикт по поводу сего исчадия ада!
Из толпы вышел –точнее, его вытолкали, сутулый, запуганный старичок в не очень чистой мантии, загнанно огляделся, тихо проговорил:
– Конечно, столь сильные прегрешения…заслуживают сурового наказания… дабы отвести души колеблющиеся от… деяний Сарамоновых и позволить душе еретика отправиться в царствие небесное.
– Какое наказание следует применить к этому исчадию ада? – Алена говорила столь грозно, что Архиепископ чуть не упал, побледнев до полного отсутствия цвета на лице. Эх, был Бурлидо, где он теперь? Уж он умел приговаривать еретиков к пыткам.
– Сож…жение на костре… Конечно, с предварительным отрубанием пальцев рук и ног, оскоплением, выжиганием глаз, прижиганием каленым железом, дроблением костей кувалдой…
– Быть посему, – удовлетворенно сказала Алена и откинулась на спинку трона своего отца своей прямой, как палка, спиной. Причем, при слове «оскопление», ее лицо исказила улыбка, едва заметная, но красноречивая. – Завтра на рассвете, приговор начать приводить в исполнение, чтобы к полудню уже очистить душу еретика священным огнем.
– В кого же ты превратилась, принцесса Алена? – тихо, глядя ей в глаза, прошептал Альфонсо.
– В кого ты меня превратил, – также тихо проскрипела Великая королева, а потом крикнула:
– Стража! Хорошенько покормить, напоить, и не дай бог он покончит с собой в узнице – тогда его место займете вы все, во главе с начальником тюрьмы. Свободны.
К приговору Альфонсо отнесся равнодушно, также как и к материнской опеке всей стражи тюрьмы, вплоть до начальника, вкусной еде и отправлению естественных нужд человека под пристальным взглядом нескольких людей, как в театре. И эти люди готовы были вытащить его из отхожего ведра, если бы Альфонсо предпочел захлебнуться дерьмом, нежели терпеть все наказания. Однако спокойствие приговоренного привело стражу в ступор и шок: Альфонсо поел, посидел на ведре, и теперь, насвистывая мелодию, ковырял соломинкой в зубах. Никто не видел, какой ад творился у него в душе, а посему, никто не видел истинной картины его внутреннего состояния и не знал того, что, по сути, его казнили ещё там, в Аббусино, когда застрелили Лилию.
В их глазах Альфонсо дэ Эстэда был святым мучеником, презирающим пытки и смерть, и таким остался навсегда, замерев героем в лживых легендах и не менее придуманных рассказах болтунов.
Лязг ворвался в мысли Альфонсо посреди ночи, едва он только задремал. Снилось что-то мутное, не различимое, но приятное и раздраженный крик: «да оставьте меня в покое до рассвета, козлы!» сорвался с губ сам собой. В узницу вошла – влетела Алена, в черном, как ночь, плаще, за ней спешил начальник тюрьмы:
– Ваше величество, он опасен, Ваше величество, позвольте хотя бы мне защитить Вас!
– Прочь! Оставь нас наедине!
– Ваше вели…
– Пшел, сказала!
Начальник тюрьмы поклонился, удалился. Алена остановилась, словно не зная, что дальше делать.
– Ну как Вам, герцог дэ Эстэда, Ваш приговор? – от волнения, которое явно прорывалось наружу, Алена снова стала называть Альфонсо на «Вы», не замечая этого.
– Суд Вы, конечно, сильно упростили, – ни слова мне сказать не дали, ни адвоката ни позвали…
– Скотина!! Тварь!! Ублюдок, мразь, козел!! – Алена, вдруг, словно сорвалась с цепи, принялась молотить сапогом Альфонсо в живот, – встать, когда с тобой разговаривает королева!!
– Да иди ты к черту!! – Альфонсо поймал ее за ногу, дернул на себя; дорогой, кашемировый сапог слетел с ноги, королева грохнулась на пол, на спину. Альфонсо прыгнул на нее сверху, с намерением успокоить ее и тут же получил удар кулачком по лицу, потом еще раз, еще раз…
– Всю жизнь мне испортил!! Ненавижу тебя!! Ты предал меня, предал отца, предал Эгибетуз!!
– Да успокойся, уже истеричка!!– возопил Альфонсо, поймал мелькающие в темноте руки королевы, прижал к полу: и твой отец и твой Эгибетуз были обречены, как и ты!
– Знаешь, под скольких королей мне пришлось лечь, чтобы выжить в этом аду? Меня передавали победителю, как знамя, как ключи от города, пока я не прирезала этого жирного борова, короля Алексии!!
Алена начала задыхаться, потом пинаться ногами, но это было бесполезно и она быстро устала.
– Я знала, что ты вернешься! Знала, что ты придешь за своей садовницей, этой шлюхой! Мир катится в пропасть, кругом война, калеки, смерть, голод, болезни…
Теперь она уже рыдала, судя по звуку.
– Ну в этом я не виноват. Я хотел все это предотвратить, но оказалось, что это особенности человеческой сущности – постоянно хотеть большего и
