город весь был сделан из стекла.
Огромные башни пропадали в облаках, щекотали небо квадратными макушками где то между звезд, торчали столбами, наверное, в облаках, дома у самого Агафенона. Солнце било по ним лучами, лучи разлетались брызгами в разные стороны, искрясь умирали в агонии на зеркально гладкой поверхности дороги. По чистым, до блеска, прямым и ровным улицам ходили боги – в тонких, разноцветных одеждах – счастливые, улыбающиеся, чистые и здоровые, ступали они легко по ровным дорогам, либо катались в роскошных каретах без лошадей, и, соответственно, без лошадиного ржания, топота копыт и производного их жизнедеятельности.
Волшебный город окутывал, манил, растворял в себе шумом, гамом, доступностью всего, что пожелаешь, окружающими красивыми лицами и фигурами, блеском и разноцветными огнями.
– Оставьте все, что вы принесли с другого мира, пожалуйста, вот сюда – сказал архангел в белой одежде, и указал рукой на блестящий, полированный металлический столик.
Альфонсо выложил на столик все, что было, нет, не просто выложил – он очистился от темноты прежнего мира, с каждой новой вещью, покинувшей его, его покидала и мрачность бренного бытия, появлялась легкость. Он был очарован городом, заворожен его красотой и блеском, хотел поскорее нырнуть в него с головой, став частью этого прекрасного мира, хотел так, что в нетерпении переступал с ноги на ногу. При этом, прежде чем раствориться, пришлось проходить через золотой портал – при входе он светился красным светом, на выходе загорелся зеленым.
– Добро пожаловать в Волшебный город, – улыбнулся Архангел.
Альфонсо боязливо ступил на заветную территорию, потом пошел вперед, робко переставляя ноги – улицы были настолько чистыми, что по ним хотелось ходить разувшись. Он шел между огромных башен, поражаясь их высоте, где двери открывались сами, едва к ним подходишь, а когда ему надоело стаптывать свои ноженьки, он сел в карету – без лошадей, кучера, вообще без людей, и она повезла его туда, куда он сказал. Внутренняя бочка восторга переполняла Альфонсо, с каждым новым чудом, с каждым новым цветным огоньком на столбе, с каждым новым метром пути по Волшебству, по миру, который так прекрасен, что его не мог существовать. В один миг бочка взорвалась, не выдержав напора эмоций. Альфонсо не поверил глазам – он вывалился из кареты, едва та услужливо остановилась и открыла дверь, он подбежал к чуду, он прикоснулся к нему, оставив на нем жирный след от пальца.
Он увидел самое прекрасное, что есть на свете.
Он увидел себя.
– Зерцало, – ошеломленно прошептал Альфонсо и Город пропал.
Альфонсо любил жизнь, не спрашивая её, за что он её любит: как и для любого другого зверя, любовь к жизни была для него данностью, как рука, нога или, например, ноготь. В чем смысл жизни он никогда не задумывался – голодный никогда не задумывается, зачем он хочет есть, он ищет способы покушать, и только потом, если не захочется поспать, может и подумает, зачем вообще нужна жизнь. В этом отношении Альфонсо был всегда голоден: он любил жизнь, не всегда взаимно, но всегда самозабвенно и преданно.
Но даже у него были моменты в жизни, когда ему не хотелось просыпаться.
Горечь от увиденного сна слилась с глухой болью во всем теле, и если по отдельности эти две неприятности были слабоваты, для создания угнетенного состояния, то вместе портили настроение изрядно. Голова была пустой, казалось, что отшибли даже мысли, при этом чесалась спина и по телу кто то ползал, нагло и безбоязненно, а шевелиться не хотелось. Ну и ладно – клопы и блохи не из злости кровь сосут, они просто тоже жить хотят, чего на них злиться.
Альфонсо лежал на спине, глядя в черноту вверху темницы – где то там жужжали мухи, оттуда же свалился паук (кстати, ядовитый) и наслаждался пустой головой, пока она не начала наполняться. Гулом, болью, запахом сырости, гнили, несвежей соломы, и тревожный чувством, что он здесь не один.
Темница, в которой очнулся Альфонсо, была маленькой, и все в ней было маленькое – окошко под низким потолком, столик, лавка для сна с противоположной стороны от него, желание жить в этом склепе, и надежды на хорошее будущее. Большими были только глаза, которые смотрели на него из темноты не мигая.
–Ты кто такой? – спросил Альфонсо глаза, получилось хрипло – голос сорвался, и выяснилось, что в горле пересохло, словно в пустыне.
–Не сдох, – сказали глаза женским голосом, а потом добавили, наверное, использовав при этом женский рот:
–А так старался.
Особо опасных (как Альфонсо) преступников сажали в одиночную узницу, где спустя долгие годы обитания в них, страдалец (если его, конечно, не казнили быстро – тогда считай повезло) обретал себе друзей, любовницу или бога, благодаря постоянной тишине, однообразной жизни в каменной коробке и неумной человеческой фантазии. В одиночных камерах разыгрывались настоящие драмы с предательством, изменами, братоубийствами и прочими изобретениями человеческого бреда и галлюцинаций. Бывали и счастливые пары, которые жили счастливо, рожали детей, и умирали все в один день – и настоящий узник, и вымышленные.
Фантазия у Альфонсо была плохая – благо, в лесу она была не нужна особо, но все равно, появление сокамерника было вопросом времени. Но не так же быстро.
Мысли наполняли голову Альфонсо, но наполняли медленно, больше раздражая, чем проясняя, что происходит.
–Ты кто такая? – вывалился вопрос у него из головы, – ты чего делаешь, в моей камере?
–Кто я? – сказал голос, ставший, почему то, более глухим, грозным и милым одновременно. – Я твой кошмар наяву, я твои муки и страдания, я…
–Ведьма! – выкрикнул Альфонсо. Первым его прорывом было бежать, куда не важно, хоть сквозь стены, но порыв был сдержан тем обстоятельством, что бежать было некуда.
Окошко под потолком в страшных муках рождало минимум света, неравномерно распределив его по полу, ровно посередине комнаты четырьмя квадратиками. Именно в ручеек этого света и вышла ведьма: всклокоченные, черные волосы, вместо заколок в них висели черепа каких то грызунов, наверное, мышей, и конопляные верёвочки, глаза утопали в темных глазницах, блестели откуда то из глубины адским пламенем, платье из дешёвого сатина украшали символы древнего языка, за один только взгляд на которые люди отправлялись на костер. На шее, как ожерелье, висели зубы разных животных: некоторые из которых Альфонсо не раз чувствовал на себе: кабана, волка, енота и лисы. Некоторые Альфонсо не признал.
Альфонсо дэ Эстеда, спаситель королевской семьи, м-м-м какое сладкое мясо наверное на твоих костях, как же вкусно будут ломаться пузыри ожогов на твоей коже…
О ведьмах, как и о ходоках, легенды ходили всякие: расчленение людей, пожирание внутренностей, превращение детей в оборотней – вот список обычных ведьминских развлечений, не считая самого основного
