Ты понимаешь, к чему я клоню? – Варлам слушал Марию и зеленца не сходила с его мягкого слабовольного лица. Секретарь с ужасом смотрел на охотника, не мог уложить в голове мысль, смутное ощущение, будто бы даже сейчас эта прикованная к кровати, обескровленная, истерзанная женщина всё ещё хранит в себе достаточно силы, чтобы пожрать его. В глубине души Варлам был рад. Рад, что не попытался обмануть Марию. Потому что, если б попробовал, струсил бы, переписал и всё равно б написал правильный отчёт.
– Понимаю, – сдавленно ответил секретарь.
Лицо Марии разгладилось, оно приняло прежний блаженный вид, глаза вновь смотрели в потолок:
– Я не смогу поставить подпись. Попроси медбрата расписаться с больничной печатью. Этого будет достаточно. Прощай.
Секретарь направился к выходу, но голос Марии остановил его в дверях:
– Когда ближайший поезд?
– Сегодня был, в пять вечера отходит, – какое-то время секретарь ещё стоял в дверях, ожидая ответа, но Мария молчала. Секретарь ушёл.
Близился вечер. Постепенно темнело. За приёмным столиком сидела молоденькая девушка и разбирала бумажки по папкам. Вскоре к столику подошла Мария. Она уже была одета, рукава шинели были надуты из-за просунутых в них загипсованных рук. Заметив пациентку, девушка перепугалась.
– Что Вы делаете? Вам ещё нельзя вставать!
– Мои вещи. Где?
– Давайте я провожу Вас обратно в палату. Может, Вам принести чего или врача позвать?
Под спадающими на лоб волнистыми волосами блеснул красный глаз:
– Не задавай вопросы. Отвечай на них. Где вещи?
Сконфуженная девушка отвела Марию в хранилище. Когда охотник начала продевать деревянные руки в лямки сумок, девушка помогла ей, затем она помогла шатающейся и усталой Марии добраться до выхода.
– Может, проводить Вас? – попыталась бодро спросить молодая девчонка.
– Оставь меня, – сухо отрезала охотник.
Мария, пошатываясь, дошла до двери, оттолкнула её и вышла на улицу.
– Хорошо Вам доехать, – крикнула на прощание девушка, после чего Мария резко захлопнула дверь ногой, дверь громыхнула так, что дало по ушам, и девушка вздрогнула.
К вечеру небо застлали чёрные облака. Собиралась метель. На перроне, сидя на лавке, дрожала Мария. Острые клыки быстро бились друг об друга. Рука выла и жгла, гудела, зудела, чесалась; кость будто бы намеревалась взорваться и разорвать в лоскуты руку изнутри. Рука словно наполнилась метаном и взбухла в тесном гипсе. Женщине казалось, будто она вот-вот и отпадёт, отторгнет свою хозяйку, отвалиться и упадёт в снег, лишь бы не быть с той, кто её истерзал.
Иступлённый взгляд бегал по большим колёсам паровоза. От боли будто б провалился живот. Мария глубоко и нервно дышала, качалась вперёд-назад, стараясь усидеть на месте, клыки впивались в губу. Вскоре перед ней возник мужчина, машинист, с которым она договорилась ранее.
– Вам помочь с сумками?
Иступлённый взгляд подскочил к лицу машиниста, отчего тот вздрогнул, непроизвольно буркнул под нос: «Боже», – после чего Мария опустила испещрённое шрамами лицо к земле, сцепила зубы, чёрные брови надвинулись на глаза:
– Да…прошу…хочу скорее покинуть это забытое место…чтоб ноги моей здесь не было…
Паровоз взвизгнул и тронулся в путь, в маленьком окошке напротив побежали тёмные бревенчатые дома и заснеженные дороги. Даже в разгорячённой будке машиниста Мария не переставала дрожать, но вскоре жар проник в глубь тела, и боль стихла, и чёрная голова прильнула к стенке будки. В виски мерно отдавал нарастающий ритм, а за окном всё быстрее и быстрее бежали чёрные дома, живые и мёртвые, и белые истоптанные дороги, клубы дыма над скатными крышами, и люди, редкие люди превратились в маленькие подёргивающиеся пятнышки. Пятнышки, появляясь в окне, дрожали и дрожали, будто старались согреться, но затем они исчезали, растворялись за оконной рамкой, пятнышки исчезали также быстро, как и появлялись. Вскоре пятнышки исчезли и больше не появлялись. Павловка всё быстрее бежала в маленьком несуразном окошке, пока окошко не исказило городок, не сплело из него крохотное серое и мокрое пятно. Быть может, не в окошке было дело.
А затем охотник уснула. И ещё долго Мария не проснётся.
