— Тебя вылечат. Отец сказал, что отправит тебя в больницу. Петро тебя отвезет, — пытается заставить меня поверить в ту чушь, в которую он поверил сам.
— Возможно, меня и отвезут, но явно не в больницу. На свалку… и мне уже все равно. Иди, — я не могу перевернуться, но глаза…
Я молчу, но Робин не спешит уходить.
— Уйди, — не выдерживаю я.
— Ты так и не смогла простить меня.
— Робин, уходи.
Кажется, он прав. И я сглатываю комок, который застрял у меня в горле. Я едва сдерживаю рыдания.
— Ты не слышал, что она тебе сказала? — басит Петро.
— Ты зачем здесь?
— Из-за нее, — подходит он ко мне и быстро подхватывает меня на руки. Мне приходится подчиниться; я просто не могу сейчас сопротивляться.
* * *
Шум винтов раздражает и оглушает мои уши. В нос и рот залетают частицы пыли. На зубах чувствуется противный скрежет. Петро несет меня к машине, чтобы через несколько минут подняться в воздух и долететь до больницы.
— Ты меня слышишь? — спрашивает он меня, пока мы еще не сели внутрь кабины.
— Да.
— Тогда, слушай внимательно и запоминай. Когда мы пролетим лес и окажемся над пустыней, то ты должна будешь довериться мне и делать все как я тебе скажу. Это твой, да и мой, единственный шанс уйти отсюда.
— Что ты хочешь этим сказать? Ты еще придумал какие-то издевательства надо мной?! Но могу заверить, мне без разницы: мои ноги и руки бесчувственны и меня вряд ли можно поставить на ноги.
— Плохо же ты думаешь о тех, кто был создан в научных лабораториях! — говорит он мне. Наши голоса не слышны из-за шума, но мы можем слышать друг друга. Этим Петро и пользуется.
— О чем ты?
— О том, что нажав нужные точки на твоем теле, можно как выключить, так и включить ноги и руки. Теперь дошло, наконец?
— Ты… ты… не может этого быть! — теряю я нить связанной речи. Все мысли путаются, мешая друг другу.
— Ты специально все это сделал?
— Считай, что я знаю, чем грозит всем твое появление подле Ксандера!
— Я не собиралась работать на него, — спорю я с этим огромным и сильным хладным. Он лишь крепче сжимает меня в своих руках и шепчет на ухо:
— Но работала бы, поставь он на весы тех, кого ты любишь.
— О ком ты? Отца и Линя отпустили, — сразу же отвечаю я.
— А его? — указывает он мне на затихшего на балконе Роба. Он наблюдает за нами, за тем как меня собираются увозить отсюда. — Он согласился учиться военной науке, лишь из-за тебя. Ему нужна была мотивация, чтобы он вновь вернулся к отцу — Ксандер ему ее дал.
— И что же это?
— Ты! — мне так хочется сейчас владеть руками, чтобы вмазать в довольную ухмыляющуюся рожу Петро.
— Он говорил мне правду! Пусти меня! — силюсь я избавиться из живых «оков» хладного. Но он лишь подкидывает меня и тут же заставляет замолкнуть.
— Куда? К нему? Обратно хочешь?! Но с твоим мальчиком будет всегда его отец. Его дополнение. Как твой отец всегда будет являться дополнением тебя. Это невозможно изменить. — я не скрываю своих слез. Петро это мало беспокоит. — Я тебе уже говорил, что когда ты признаешь для себя, кто ты есть на самом деле, то жить станет гораздо легче.
— Кажется, я никогда не узнаю значение слова «легче»!
Петро хмыкает и мы забираемся внутрь салона.
— Погоди, — кричит нам Роб. Он быстро спускается вниз и, пригибая голову, подходит к нам. Ко мне.
— Робин, я хочу тебе сказать… — взгляд Петро заставляет меня поостеречься от опрометчивых решений. Я не могу ему признаться в том, что верю ему и в том, что все еще люблю.
— Что, Надежда? — ждет он.
— Ничего. Прости. Ты что-то хотел?
— Да. Вот, возьми, — кладет он мне на грудь медальон: серо-черный камень с синими разводами. Он окантован серебром и подвешен на такой же серебряной цепочке.
— Спасибо. Только не нужно…
— Возьми, — говорит он мне, будто прощается. — Позаботься о ней, — с горечью в голосе просит он Петро.
— Можешь в этом не сомневаться!
— Верно. Если бы я сомневался хоть на йоту, то остановил бы этот чертов вертолет в эту самую минуту. А так… Спаси ее!
— Взлетаем! — командует Петро пилоту, поддерживая мою голову у себя на коленях. Сам же он не отводит взгляд от удаляющегося Роба. Как и я.
Двое смотрят на Робина, но его взгляд направлен лишь на меня.
Его губы произносят лишь одно слово. До меня доносятся отголоски, но мне хватает и их.
Он шепчет мне: «Люблю…».
Мы становимся точкой в небе, оставляя за собой базу.
* * *
Нас трое: я, Петро и пилот, который ведет вертолет. Он не слишком обращает внимание на то, что творится за его спиной. Он чаще переговаривается с базой, где за рацией сидит сам Ксандер. Он хочет контролировать все на свете.
— Да, все нормально, — отчитывается перед ним сухожильный паренек, заводя вертолет над кромкой леса. Мы его пролетели.
Петро склоняется ко мне, проводя подушечками пальцем по моей затекшей шее:
— Доверься мне! Молчи как бы больно тебе не стало, — приказывает он мне.
Я сжимаю рот так сильно, что сводит челюсти. Кивок…
Его пальцы сильно вжимаются мне в позвоночник и я чувствую раскаленный прут, который сейчас заменяет мне мой хребет. Он горит и распространяет тепло по всему телу. Я закусываю с силой губу, чувствуя вкус своей крови, чтобы не закричать. Боль заставляет выпучить глаза и сцепить пальцы ног…
Пальцы!
Я могу их чувствовать!
Шевелю, сгибаю, а затем выпрямляю. Они в порядке.
Мурашки бегают по затекшим ногам, перебегая в руки и обратно. Я вновь могу ими двигать. Они в порядке, но мне все еще трудно их привести в чувство. Их нужно размять.
— Я могу…?
— Тихо! — подносит Петро к моим губам палец. Я замолкаю, не веря в то, что я снова могу ходить.
Тем временем, Петро осторожно подбирается к пилоту и слушает очередной доклад. Тот его заканчивает:
— Да, Ксандер, мы пролетели над лесом. Еще немного и будет виден шестой гетто. Да, — кивает самому себе пилот, не видя махинаций за свой спиной. — Да, отбой!
Я успеваю лишь беззвучно открыть рот и закрыть его, когда Петро с ярким и характерным хрустом ломает ему шею. Пилот обваливается вперед, но хладный успевает подхватить его.
— Ты убил его? Убил?! Ты убил его! — истерю я. Петро уже сел на место пилота, а его столкнул в сторону. Сейчас на борту вертолета, где я лечу, находятся два живых и один мертвый. Число не изменилось, лишь качественно пострадал. Я не могу поверить в то как он хладнокровно и отстранено совершил это преступление.
— Молча садишься за второй штурвал и одеваешь наушники! — командует мне Петро. Я не согласна с ним.
— Он был ни в чем не виноват! А ты убил его! Убил! И они после этого не должны говорить, что мы — звери?! Что мы — чудовища?! Ты — убийца! Убийца!!!
— И что ты предлагаешь? Нужно было взять его с собой, где, наверное, последнее место-пристанище для всех хладных, что остались на земле.
— Что?! — я не верю в то, что слышу. — Есть еще? Хладные?! Их не уничтожили?!
— Нет.
— Я поверить не могу! Ты это серьезно?!
— Конечно. Зачем мне тебе врать? Сядь и успокойся, мы должны добраться до линии раньше, чем будет следующая связь с базой. Они должны понять, что мы сорвались с их крючка как можно позже. Успокойся! — хмуро бросает мне Петро. Он выглядит уставшим и злым.
— Мне все врут! — с тоской отмечаю я, когда Петро меня уже не слушает.
Я вжимаюсь в кресло и мы резко уходим в сторону от заданного курса. Меня заносит и я едва не вываливаюсь на пол.
Мы опускаемся и летим низко над землей. Пыль вздымается клубами вверх.
— Где это мы?
— Это территория шестого гетто. Но она далека от центра. Очень далека.
— И где же хладные?
— Не терпится?
— Я… Не знаю, — признаюсь я Петро. Он понимающе хмыкает и садит вертолет около небольшого озера, которое уже наполовину иссушено.
— Скоро узнаешь, — заглушает он машину. Я отстегиваю ремень, едва не путаюсь в нем. Петро резко дергает его и обрывает все. Лишь ошметки теперь свисают с креплений. — Выходи! Нам еще пешком идти с десяток километров.
— Где мы? — раньше я не была в этих местах.
— Там, где нам могут помочь.
Петро уже спрыгивает с подножки и ждет меня. Я оглядываюсь, переступая с ноги на ногу. Не сразу решаюсь последовать за ним, но он уже готов к моей нерешительности и поэтому живо берет меня за запястье и тащит с этой проклятой железки. Она уже полностью заглохла, остановились и винты.
Земля мягкая и подошвы слегка утопают в ней.
— Нужно поторопиться.
— Стой! — останавливаю я Петро. — Или ты мне все рассказываешь, или я остаюсь здесь и наши дороги с тобой расходятся. Объясни все, наконец!
— Что же ты хочешь услышать?
— На чьей ты стороне, Петро? Игрок какой команды?!
— А кто я, по-твоему? — усмехается он мне. Я решаю промолчать. — Я — хладный. И всегда буду лишь за них. Идем, нас уже ждут, — разворачивается он в сторону.
