индивидуалиста (а кто еще мог числиться в рядах Правого Блока??) – задрал ноги на стол. Инаугурация закончилась, президент на Красном крыльце принимал парад Кремлевского полка, а Максим продолжал мриить, созерцая носки своих ботинок – превосходных американских, из телячьей кожи. Мысли Максима витали где-то очень далеко от этих ботинок и всего окружения. От стен, обклеенных обоями и предвыборными плакатами, стандартных офисных шкафов, столов и стульев, выключенных темных мониторов на столах, сваленной в углу горы флажков с российским триколором и распотрошенных картонных коробок с сувенирами – браслетами, стаканчиками, значками, брелоками (и на каждом символ – в синем круге красные буквы П и Р – Правый Блок). Все это не понадобится до осени. А Максим домечтался до того, что перед его затуманенным взором образовалась странная оптическая иллюзия – вдруг реальная обстановка казенного офиса словно отразилась в зеркале (которого не было в кабинете), задрожала и ускользнула из его зрения, а на смену замелькали в ярком калейдоскопе другие заманчивые картинки. Высоченные дворцовые своды с подвешенными многоярусными люстрами, обилие золотого декора, застывшие в балетных позах фигуры гвардейцев (отнюдь не кортубинских Гвардейцев Труда – ну, да это к слову лишь), сдержанное роение собравшейся толпы. И на фоне этой имперской роскоши одинокая черно-белая фигура на красном ковре – только почему-то она внезапно стала выше ростом и крупнее…
Максим с шумом выдохнул воздух через ноздри – в стоячем кабинетном воздухе заплясали пронизанные солнцем пылинки. Однако избавиться от коварного наваждения просто так не получилось. В голове Максима зацепилась незначительная личная подробность: он сам от природы отличался плотным телосложением, но спасал хороший рост. Тем не менее, Максим всю жизнь тщательно следил за своим весом, ходил качаться в спортзал и пока эту борьбу выигрывал без лишних жертв. Сейчас перед ним мелькнула соблазнительная мысль, что он неплохо смотрелся бы на фоне пышных интерьеров тронного зала – осанка, накачанные бицепсы – нет, совсем неплохо… Максим ощутил прямо под пальцами красную кожаную обложку с тисненой золотом надписью – Конституция Российской Федерации. Он положил на Конституцию руку, и губы сами зашевелились, беззвучно произнося слова:
Клянусь при осуществлении полномочий Президента… уважать и охранять… соблюдать и защищать…
В этот момент таинственное зеркало перед глазами снова ожило, волнительная картина расплылась (прежде всего золотая надпись обернулась непонятным жидким росчерком того же золотого цвета), и краски смешались. Максим резко вздрогнул – его ноги в американских ботинках с грохотом скатились со стола. Нет, привидится же эдакое…
Окончательное возвращение к реальности обозначил внешний звук – неровный, дребезжащий. В дверь стучали.
–А? Кто?.. Что надо? – вопросил Максим неприветливым тоном, но это уже не могло остановить никого и ничего, и не подвигло нашу историю свернуть во вполне себе удобоваримое русло – нет, все пошло именно туда, куда не следовало бы.
В проеме распахнутой двери – словно в рамке того же несуществующего зеркала – возник (вернее, материализовался) нежданный посетитель. Возрастной мужчина самого заурядного – если не сказать затрапезного – вида. Худой, сутулый, весь какой-то сморщенный, не меньше шести десятков лет от роду, а по сути, то и гораздо больше. Поношенный серый костюм еще советского покроя висел на нем мешком; под пиджаком напялен толстый турецкий свитер – в подобный свитерах щеголяла вся Россия в незабвенные девяностые. И не лень же было напяливать подобную рухлядь в солнечный майский день. Но старик, наверное, ничуть не страдал от жары, а вот Максиму стало еще жарче – то ли от весеннего тепла, то ли от безудержной фантазии. Хотя опасаться нечего – никто не способен прочитать его тайные мысли, тем более этот серый унылый старик – да, пришибленный старичок с лицом, разрезанным глубокими темными морщинами. Большой нос с глубокими ноздрями, оттянутый подбородок, вздернутые вверх брови, очки в старинной костяной оправе – за толстыми стеклами зрачки расплывались как в искаженном зеркале. Непримечательное старческое лицо, да к тому же плохо выбритое. И в остальном облик старичка был отмечен неряшливостью – довольно густые, разбавленные крепкой сединой волосы потеряли всякую форму стрижки, на турецком свитере нитки давно обрямкались, на пиджаке лежал слой перхоти. Вся стоявшая перед Максимом фигура была серого цвета и производила впечатление унылой серости.
Старик открыл рот и пошевелил губами, но Максим ничего не понял.
– Что вам? Вы кто такой? Вообще-то, стучаться надо!
Старик опять пошевелил губами – с прежним успехом.
– Что надо? Врываетесь без предупреждения. Сегодня никто не работает.
– Я стучал!
– Чего?
– Стучал, говорю! Извините.
– Я не глухой, и я не слышал.
– Могу выйти и еще раз постучать. Если вы настаиваете…
– Вы так шутите, уважаемый? Что такое? Выйдите и закройте дверь с той стороны. Я никого не жду.
Максим выпалил с нарастающим раздражением, сам себе удивляясь. Безобидный и безнадежный старикан попал под раздачу – за что? почему? Возможно, сказалось утомление за все месяцы, послужившие переломом его привычной жизни. Когда Максим покинул прежнюю работу в КорИСе (в Кортубинском институте стали) и с истовостью неофита включился в избирательную гонку, выполняя обязанности члена Политического Совета Правого Блока – доверенного лица лидера Блока Чигирова Леонида, своего друга – соперника еще со времен студенчества. На минувших выборах Блок продемонстрировал недурные результаты. Хотя Леньку Чигирова не избрали губернатором (впрочем, на это никто не рассчитывал – молодые либералы местного разлива были новичками в этих играх, но отнюдь не дураками), однако кандидаты от Блока пробились в ряды городской думы; и Леньке представились широкие возможности завоевать себе авторитет с прицелом на будущее – будущие выборы, естественно. А рядом с давним другом и Максим строил планы – мандат депутата от одного из Кортубинских округов как проходной тест, а затем пост главы городского района его для начала вполне удовлетворили бы. Поэтому Максим отрабатывал свое партийное членство добросовестно, пахал несколько месяцев – участвовал в разработке предвыборной стратегии, писал речи для Леньки, выступал на собраниях и язык там смозолил – агитировал, очаровывал, угрожал и ублажал всеми способами, в самом процессе наловчился, нарастил толстую доброжелательную шкурку от въедливого пенсионерского электората, приемчиков различных демагогов. Можно сказать, обвыкся, обкатался в новой для себя качестве. Теперь же пик активности пройден – время пожинать плоды, и Максим ощутил, что его словно отпускает. Измотанный организм требовал возвращения к естественному ритму, а по натуре Максим был человеком, основательным, рассудительным и незлопамятным, его внешний облик соответствовал внутреннему содержанию. Сейчас Максим даже удивлялся взыгравшим в нем в выборный период талантам – куда его только не бросало?
