покидали вещи в Рвановскую буханку. Хвастаться богатым уловом не приходилось – на троих же было. Максим с Килькой – помятые и слегка обалдевшие – взгромоздились на сиденье, Мобутя, подобрав полы плаща, устроился спереди. Они молчали – все силы убиты на предыдущие разговоры. Если что-то трогало Максима, то это дума о Тае.
Буханка трещала, подпрыгивала и продвигалась в намеченном направлении – по двум серым полосам на ровной рыже-зеленой местности. Проехали Пятибок-гору, Шайтанку, Кашиху с Казятау. Оставили позади белую статую с руками. Скоро показались бы убогие домишки Оторванки, а там уже и Утылва. Никто не жаждал новых приключений.
– Ай! – буханка резко тормознула, и Максим смаху влепился в выступающий острый угол. Из глаз посыпались красные искры. – А-ай-я-а-яй!..
Попутчик Килька слетел со своего места вниз – очевидно, отбил себе седалище крепко. Килькины руки вытянулись как из глубокой норы ворпаней – худые, исцарапанные, с грязными ногтями – и вцепились в старые покрышки.
– Пилять!.. Я-а… счас… – Килька даже закряхтел от натуги и съехал обратно с верхней покрышкой.
А за рулем стопорнувшей буханки Николай Рванов в свою очередь впал в ступор. Перед ним на дороге – в снопах света от фар – стоял человек. По виду высокий парень в обычной одежде – не в черном костюме Зорро. Лицо не скрывала черная маска, и парень не отворачивался. Рванов сощурился, крутанул головой – странные чувства сейчас раздирали его изнутри – даже затруднительно определиться. Мудреное словечко ДЕЖАВЮ не знакомо простому шоферу, но здесь именно оно. Рванов поморгал, ощущая в себе затейливые симптомы дежавю (Килька знал, что это такое): сейчас же тормознули не на мосту на Проспекте космонавтов, и не Петька Глаз в дурацком черном одеянии сейчас стоит перед его буханкой. Нет, не Петька, а Петькин лучший друг.
– Лешка?! Вы, пацаны, оборзели, что ли? В игры играете? Как надаю по носу! Жди, я…
– Леша Имбрякин – это был он, Рванов разглядел хорошо – стоял неподвижно и не проявлял волнения.
– Ну, все! Терпежу больше нет. Я человек или кто?! Ты напросился на трепку…
Однако, если трепка намечалась, то не здесь и не с этим составом участников – дальнейшие события моментально сместились на противоположный конец от буханки. Рванов просто не успел среагировать. Впрочем, не успели среагировать и другие герои нашей истории. Задние дверцы распахнулись на обе стороны. На светлеющем рассветном фоне возникли две темные мужские фигуры. Они негромко переговаривались.
– Который?
– Тот, потолще. Хватай!
Максим не успел двинуться, защититься – его выволокли из машины. Вот угодил в переплет! И так легко не отделаться – не спасет Дюша от Паньки с палкой. Но что же собрались делать эти двое? бить?.. Максим беспомощно и беззвучно разевал рот точно пойманная рыба. Злодеи тащили его подальше в кусты (волчавника?). Здесь они остановились и повернули жертву лицом вверх.
– Да это не тот!
– Как не тот? Он же самый толстый из них. Ты говорил…
– Толстый. Однако тот – молодой пацан. А этот кто?
– Да, да, да, – Максим зачастил, ощутив слабую надежду спастись. – Я не молодой, а уже старый. Я не пацан – у меня сын взрослый…
– Дался нам твой сын! Оболтус еще тебе подгадит… подпалит…
– Оболтус, оболтус точно… Но они все сейчас такие. Иван хоть как ваш пацан Петька… того… не куролесит, не мавкает… Он хорошо учится…
– Вот именно! Где Глаз? Говори! Он же с вами должен ехать. Буханка его каждое утро с горы в Утылву подвозила. Нас не проведешь!
– Почем я знаю, где ваш глаз? Мой глаз – оба глаза – при мне. Только не бейте! Пощадите…
– Ты прав, не тот. Обмишулились мы…
– Да, да, ошиблись. Я не тот, кто вам нужен. Мы раньше не встречались. С кем не бывает. Ничего, в следующий раз повезет…
Из Максима прямо изливался словесный поток. Его трясло от страха. Избегал смотреть в темные лица похитителей – только бы у них не зародилось подозрение, что Максим потом сможет их опознать – в таком случае запросто в глаз схлопочешь, или даже глаза лишишься. Но было еще кисло и противно во рту. Максим гнал из своего воображения звериные физиономии, покрытые рыжей шерстью – небритые, что ли?
Один злодей усмехнулся:
– Чего трясешься? Зассал, чувак?
– Брось племянника!.. А ты на тетку не похож. Тем более на дедку… Пацанчик! иди подштанники стирай – красные труселя…
– Незнакомцы заржали оскорбительно.
– Давай! может, успеем перехватить другого пузанчика.
Максим закрыл и открыл глаза – оба глаза. Он лежал на земле – брошенный, закоченевший, жалкий. Ни одной живой души рядом. Интересно, у ворпаней есть души? И куда они исчезли, те ворпани? Дематериализовались вмиг. Провалились на месте. Только ветки еще покачивались. И на фоне ночной мглы добавился новый оттенок – как бы светловатые прожилки, подчеркнувшие синюю глубину – то ли причудливая фактура крыльев корыльбуна, то ли струйки пара, звериного духа. Фу-ух!!.. Максим попытался подняться, опираясь на руки – локти ходили ходуном. Сел. Убедился, что его оставили одного. В поясницу впился острый камешек. Вытащил его и зашвырнул. Бульк!
– Максим! Эй! Племянник! Ты где? – с дороги доносились крики, громче всех рокотал Рвановский бас. – Ты живой? Отзовись!
Попутчики не на шутку встревожены. В груди Максима вдруг разрослось тепло – сильное ощущение – его не кинули в беде, ищут. Даже если похитители – ужасные ворпани. Выходит, здешние тылки – добрые и отзывчивые люди. Как же он сам мог быть таким бесчувственным?! Тут его словно прорвало. Слезы хлынули соленым потоком. Максим сгорбился и заплакал, как давно в детстве. Ему было больно, горько, обидно. Безнадежно одиноко. Нашлась причина для обильных слез – умерла его любимая тетя Лидия Грицановна. Утрату понесла вся Утылва, но именно Максим лишился родного человека. Почему, ну, почему мир устроен несправедливо, и люди умирают?!..
