не собирался. Тут бедность не избыть, в люди не выбиться.
– Но ведь Чиросвии – богатеи в Утылве. Женился бы на Фаине и как сыр в масле катался.
– Унизительно для такого парня соглашаться. Да и не хотел тогда Грицан жениться – молодой еще, не нагулялся. Калинка его привлекла, сердце оцарапала. Но и она еще девчонка была – в таком возрасте не венчали. Ей годков тринадцать. Как Килькиной Машутке. А тут и времена настали, что у Грицана мысли о женитьбе напрочь отшибло. Старую власть свергли. Неразбериха. В Утылве объявилось много чужого народа – солдаты, среди них и дезертиры, и те, кого командиры бросили. Вожак выдвинулся – большевик Кирилл Солин. На железной дороге работал. Он выступал и агитировал. Мы с Грицаном и парнями ходили на митинги, слушали. Вообще-то, мы еще раньше хотели в армию уйти – лишь бы из хутора подальше – на войну воевать. Но по молодости не взяли. А тут набор в Красную Армию – мы очень просились, и нас записали. Ни винтовок, ни обмундирования не выдали. В том бою на Шайтанке, в котором часть отряда погибла, нам посчастливилось… гм… Избежали смерти. Потом ушли с отрядом из Утылвы. Включились в борьбу за всеобщее счастье.
– Любопытно. Вы так рассказываете. Сразу себе представляешь… Только когда это случилось? Сколько вам лет?
– Сколько? Не упомню. Старый я.
– А по паспорту?
– Что вы всегда про паспорт… Нет у меня паспорта. Беспаспортный.
– Так не бывает.
– Почему? Ну, нет у меня паспорта. И рогов, и копыт тоже нет. И рыбьего хвоста не имею. Ничем не отличаюсь от других людей… Вот так и живу. Хожу по земле, хлеб жую, пью, на ночь укрываюсь… Даже выпиваю…
– Вы живете в одном доме с бабой Лидой? Вход с другого торца? Как вы туда вселились?
– По соседству, в брошенном бараке. Прежние жильцы выехали – им квартиры дали в Новом Быте. Баба Лида не поехала – как чуяла, что скоро помирать. А если бы с насиженного места тронулась, то может, и раньше…
– То есть, комнату вам власти Утылвы не давали?
– Я сам взял. Никому же не нужно… Но не бездельничаю. Тружусь дворником, в ЖЭКе зарплату получаю. Мне хватает.
– Сколько вы здесь живете?
– Не считал. Бухгалтерия в ЖЭКе точно скажет… Я тебе лучше другую историю поведаю, племянник. Тоже удивительную, но совсем жуткую. И как жизнь мою эта история предопределила. Не веришь, а зря!
– Пугаете? В Утылве есть такие истории? Мы же не в средневековом монастыре – готика, призраки…
– Самое время послушать. Обстановка соответствует. Темно, тихо. Мы одни. Кругом пусто. Или нет? Эй, паря! Килька, рот не разевай – корыльбун клюнет… Носом воздух втягивай.
– Ой! Мобутя! разберусь без тебя-а… ать-тя-а… – Килька не в силах сдержать зевоту.
– Дрыхнет. А ты не спи, племянник. Не то ворпани близко.
– Какие ворпани? Враки ваши местные. Идиотов пугаете. Меня здесь в Утылве сильно пытались запугать…
– А я слышал. Очень хорошо слышал. И видел. Как тебя сейчас. Передам рассказ… Вот мы с тобой рыбачим сегодня на Виждае. Еще встречаются рыбные места. На Сутайке – за брошенным карьерным поселком. Ну, конечно – где меньше народу, там рыбы больше. Мы сегодня туда не попали бы. Килька исстонался, что далеко идти.
– На машине доехали бы.
– Да. Ты не безлошадный. На своем автомобиле прикатил. Дорогой, небось? Синяя иномарка. Ну, мне-то без разницы… Я везде пешком хожу и не опаздываю. Это вы вечно спешите – куда только?.. Есть здесь озеро – не озеро даже, а запруда в бывшей карьерной выработке. Там карасей хоть ковшом черпай. Однако нехорошо, что рыбаки, уходившие туда рыбачить, порой не возвращались. А и дорога на Сутайку заброшена. Раньше карьер работал. Еще раньше туда ездили на телегах, а после не к кому ездить стало. Запустение. Даже ручей пересох. Через степь идти надо. Пятибок-гору оставить по правую руку. Кладбище пройти. И затем попадешь в дикие места. Там красиво. В озере рыбы уйма. Но не рыбачит никто.
– А вы откуда знаете, если не рыбачили?
– Так давно это произошло. Мы тогда молодыми были. Хоть и верили, но страху не выказывали. И без Грицана все случилось… Понесла нас нелегкая на Сутайку. Ради предосторожности уговорились мы выйти утром, чтобы при дневном свете добраться до места, и обратно еще до ночи Пятибок-гору обогнуть… Решить-то мы решили, но вышло не так. Как всегда бывает.
В степи идти весело – петляешь по просвету в траве, где как бы земля притоптана. И никого кругом. Птицы поют, трава шуршит, иногда под ногами гнездо попадется, также смотреть внимательно надо – на змею не наступить. Хотя бы Шайтанка с ядкиным гнездовьем далеко… Воздух голубой, прозрачный. Пахнет сладко. Жужжат пчелы, стрекозы. Бабочки порхают. Со стеблей сок капает. Высоко вверху – крылатая точка – то ли орел парит, то ли корыльбун… А мы шагаем и шагаем без устали. Радуемся, дураки – безлюдно, значит, и рыбы в озере много. Порыбачим!.. Издалека хутор увидали – а можа, и не хутор. Не должно тут ничего быть… Однако глаза не обманывают. Старые глиняные стены, и те обвалились. Заборов нет, дикой вишней все заросло. Собаки не лают. И мы прямо подходим к дому. Удивились страшно. Не домик и не дом, а домище. Столбы от ворот торчат. Можно сказать, что когда были окна, то до них, если рядом встать, рукой не дотянешься. Но окон нет. И крыльца, и дверей. Руины. И от них нежилым веет – я даже подумал, что нежитью… В общем, кило пахнет…Послышалось как бы шуршание. Чуть не обмерли со страху.
Видно, долго мы шли, но заметили лишь сейчас. Фокусы разные. Отраженья в дивьем зеркале. В начале пути солнце перед нами было, затем поднималось выше – и сейчас, к вечеру, должно оказаться за спиной, а оно снова нам в глаза светит. Значит, мы Пятибок-гору вдругорядь опоясали, и она сзади, а перед нами Шайтанка… Лучи прямо в глаза падают – солнечная завеса, за ней словно тень – ничего не различить на самом ярком свету. Но кто-то или что-то – там, в тени, шевелилось и нас напугало. Вертели головами, вертели, все силились разглядеть. Наконец прорисовался силуэт: будто бы человек стоит. Женщина – широкое одеяние, платок повязан, и сгорбилась она по-старушечьи. Старуха и есть! Стало нам еще более зловеще… Место заброшено, а теперь выходит, что в нем живут… Да и как может старуха жить
