— Вы можете быть кем угодно, но не роботами. Вы — люди! — отрицательно машу я головой на заявление Вуда.
— Спасибо, за эти слова, — улыбается он мне. — Мало, кто так думает о нас в этом мире.
— Так надо им показать, что они ошибаются.
— Не пойдет. Прошло слишком много времени, чтобы теперь говорить о переговорах. Но мы не об этом. Если знаю я, то и ученые, что «играют» за команду Ксандера, наверняка, тоже смогли прийти к такому выводу. Правда, у них нет твоей крови. Но это мало, что меняет.
— И что же теперь?
— А то, что Ксандер пойдет на все, чтобы заполучить тебя себе обратно.
— Зачем я ему? Я не понимаю его выгоды! — злюсь я на все, что происходит со мной. Оказывается, очень опасно выходит за пределы дозволенного тебе, когда на то есть причины. Я в сотый раз жалею о своем поступке. Лучше бы я так и сидела в том доме, не выходя за границу леса.
Но сейчас этого уже невозможно изменить. И мне нужно принять реальность, чтобы иметь оружие бороться с ней. Иначе, меня ждет лишь одно — смерть!
— Глупость — это позволительно. Особенно, когда ты — девушка, пусть и хладная.
— Сам дурак! — не терплю я оскорблений в свой адрес.
— Не сердись, — машет рукой Вуд, приглашая меня вновь сесть. Оказывается, я встала со стула и выкатила грудь колесом вперед. — сядь. Ксандер хочет сделать себя таким же. Именно, поэтому, я думаю, он мучил тебя тренировками. Он проверял тебя, дабы затем взять твое ДНК и вывести из него сыворотку, которая могла бы изменить его. А если бы это не увенчалось успехом, то просто использовать твои способности для захвата абсолютной власти. В этом мире всегда будет ценна одна вещь — власть!
— Противно!
— Согласен. Но такова суть вещей. И этого мы не изменим.
— А отец… он для чего был нужен?
— Как приманка сейчас и как якорь для твоего удержания тогда.
Мне больше нечего сказать.
Информация просто накрывает меня лавиной, сметая с ног. Я чувствую, что падаю в бездну и никто не успеет протянуть мне руку, чтобы помочь.
— Надежда? — трогает меня, едва касаясь, за плечо, Вуд. В его лице обеспокоенность за меня. — Ты как?
— Понятия не имею, — честно отвечаю я ему.
— Прости, что вывалил на тебя все это разом. Я, наверное, не должен был… просто, мне очень сильно хотелось подтвердить то, что я понял еще пару месяцев назад.
— Слухи обо мне разлетались быстро!
— Очень быстро, — соглашается он со мной.
— Я хочу прогуляться, если мы обо всем поговорили. Или от меня еще что-то нужно?
— Нет. Спасибо тебе за помощь, — протягивает он руку для рукопожатия.
— Всегда, пожалуйста! — пожимаю я ее в ответ.
Голова налита чугуном и меня пошатывает.
Я добредаю до своей комнаты и меня сваливает на кровать. Подушка обнимает мою голову, позволяя ей расслабиться. Глаза смыкаются и я не собираюсь им мешать.
Сон склоняет меня!
Я просыпаюсь, когда часы показывают далеко за полночь.
Они должны были уже вернуться!
Прайм должен был уже освободить моего отца!
Я натягиваю на себя куртку и лихо скручиваю волосы в хвост на затылке.
Пробежав с пару сотен метров, я спускаюсь вниз, где проход на площадку.
Слышу звуки голосов. Там ажиотаж. Перешептывания, громкие восклицания. Там явно что-то происходит. Мой шаг ускоряется и я перехожу на бег.
Из хладных сформирован круг, который охватывает лишь один из вертолетов. Вернулись все три машины, но они изрядно помяты и виднеются следы пуль, которые изрешетили их обшивку. Копоть окрашивает их носы, словно они прорывались через стены огня.
Меня не сразу замечают, а поэтому я долгое время не могу подобраться близко к центру. Лишь, когда Петро видит как я прыгаю, чтобы увидеть через толпу, и кивает Прайму, толпа парней расступается и дает мне дорогу.
— Надежда, мы пытались… — начинает Прайм и умолкает.
Его одежда сильно изорвана и пару рваных ран виднеется на его теле. Но они не опасны — я уверена в этом. Он насуплен и хмур. Тяжелое дыхание говорит о том, что он о чем-то сосредоточенно думает. Его мысли просто так не отпускают.
— Надежда, ты должна понять… — как-то слишком неуверенно пытается перенять инициативу оратора на себя Петро.
— Где отец? Где Линь? — пытаюсь я углядеть их из толпы вернувшихся. Их много, но все же, кажется, есть и потери.
— Они…
— Они там, — перебивает Петро, Прайм. Он указывает мне взмахом руки на одну из «вертушек». Там открыта кабина. Там кто-то есть.
Я несмело делаю шаг в сторону и заставляю себя посмотреть внутрь.
Первого я вижу Линя.
Он привален к сидению и тяжело дышит.
Его грудь представляет собой один сплошной огромный кровоподтек, который пестреет самыми разнообразными цветами. Руки все в грязи, смешанной с его собственной кровью и комья облепили их до самых плеч.
Он выглядит плохо. Его дыхание прерывистое. Он часто откашливается, чтобы прийти в норму. Глаза прикрыты: свет режет их ему.
Но он жив!
А вот отца рядом с ним нет.
— Прайм! — кричу я, не оборачиваясь. Я вижу то, что кто-то лежит внизу между сидениями, накрытый плотной тканью. — Прайм!!! — усиливаю я свой голос. Он дрожит: меня уже бьет паника.
— Я здесь, Надежда.
Он рядом.
— Ты говорил, что отец здесь.
— Я не соврал тебе. Он вот здесь, — указывает мне Прайм на брезент — мой самый страшный кошмар!
— Нет! — закрываю я глаза руками и отворачиваюсь.
— Ты можешь говорить что угодно, но это не изменит той реальности, что есть сейчас.
Я слышу Прайма. Слышу того, кто обещал мне и не сдержал свое обещание.
— Я тебя ненавижу!!! — кидаюсь я на Прайма, достигая своей цели — мои руки смыкаются на его мускулистой шее. — Я тебя уничтожу!
— Выслушай меня! Прошу тебя, Надежда! — пытается он остудить мой пыл. Парочка его сподручных уже рядом и готовы оттащить меня. — Нет! Никому не подходить! Они делают шаг назад. Моя хватка только усиливается.
И я, и Прайм знаем, что я могу просто сжечь его, заставив кипеть кровь под кожей.
— Надежда, он решил спасти его и… Нам был отдан приказ… я не мог ослушаться того, кто спас меня когда-то, подарив шанс на свободную от камер и лабораторий жизнь! — пытается оправдаться Прайм.
Он держит мои руки, не давая мне их сжимать сильнее. Я знаю, что ожог уже на его коже. Еще немного и жар проникнет под нее, запуская необратимый процесс.
— Стой, Надежда! Остановись! — подбегает к нам Вуд.
— Уйди! — реву как раненный зверь, что не видит больше выхода, как напасть на противника — он загнан в угол.
— Послушай меня внимательно, — не отступается он от своего. — твой отец был обречен. В его теле запредельная доза адреналина!
— И что это значит?
— Отпусти Прайма и я попытаюсь тебе и все остальным все разъяснить.
Приходится разжать свои руки. Кровь отпечатывается по моим ладоням, вырисовывая их рисунок кожи. Шея обожжена, но он будет жить.
Прайм кашляет, хватаясь и тут же убирая руки от пораженного участка тела. Он никому не разрешает подходить к себе, чтобы помочь. Кажется, он думает, что это его наказание. Что ж… так лучше.
— Объясняй! — требую я у Вуда. От его слов зависит многое.
— Как я тебе говорил, температура хладного меньше, чем у обычного человека. Сердце не нагревается и кровь течет гораздо спокойнее по венам. Я предупреждал, что и «умы» Ксандера ломают голову над головоломкой с твоей способностью. И кажется, — волнуясь, запинается он. — они нашли отгадку. Адреналин!
— Подробнее, — выступает вперед Прайм.
— Большая доза адреналина способна разогнать сердце, повысить давление и заставить температуру повысится до рекордных пределов. Тело, что не привыкло к таким внутренним процессам, сгорит моментально — оно постареет в разы за несколько минут, — старался донести до всех эту важную информацию Вуд. — А если дозу повысить в сотню раз и сделать ее концентрированной, да зарядить ее автоматы, то…
— Будет получено идеальное оружие для уничтожения хладных!
— Верно, — кивает головой парень, соглашаясь с Праймом. — И это уже будет не газ, от которого можно убежать или закрыться. Точный прицельный удар в любую точку тела и все! Потом только ожидание того, когда зверь сам упадет, извиваясь в смертельной агонии.
— Они нашли наше слабое место!
— И показали его нам, — с грустью в голосе добавляет Вуд. — Но у нас есть она, — смотрит он теперь в мою сторону. Я же словно нахожусь в психоделическом кошмаре, который все никак не может закончиться. Все отдается эхом, а движения слишком медлительны.
— И что это значит?
— Ее способность адаптации как к человеческой температуре, так и к температуре хладных. Ее органы перестраиваются и начинают работать в нужном режиме. Она — хамелеон!
