Ознакомительная версия.
– Вы чего, парни? – я не понимал причину такого пристального внимания к своей особе.
– А ничего! Мы с тобой не первый год дружбу водим, так что давай. Колись, чего удумал?
– Ладно, поймали, – я поднял ладони вверх. – Просто идея настолько сумасшедшая, что хотел сначала проверить ее, а уж потом…
– Не сотрясай зря воздух, – потребовал Паляныця.
Пришлось вкратце изложить идею. Вы, наверное, уже догадались, о чем речь, а вот моим товарищам пришлось втолковывать ее.
– Думаешь, сработает? – с сомнением проговорил Вася, глядя на меня немного подозрительно.
– А кто додумается, что мы пойдем именно так? – вопросом на вопрос ответил я.
– Ну да, наверное. А как насчет безопасности?
– Поговорим с проводником, там видно будет. Так что, Филька, где ближайший перекресток?
– Есть тута один, токмо опасное то дело, – болотник с сомнением покачал головой.
– Будь человеком, не томи, – попросил Заика.
Филька сразу весь преобразился: втянул живот, выпятил грудь, горделиво приосанился. Ну, не болотник – орел горный!
– За мной, – Филька заторопился, но двигался с достоинством, коего раньше я что-то не замечал. Что творит простое теплое человеческое слово, а?
– Погоди, не гони лошадей, – Вася положил руку не плечо болотнику, от чего тот даже присел. – Ты толком объясни.
– В лесу есть камень указательный, – начал говорить Филька. – От него расходятся пути-дороги на три стороны. Токмо находится он в дебрях нехоженых, и ведет к нему тропа звериная. Я мальцом был, бегал туды, да со зверьем местным играл. Батюшка с матушкой серчали, бывало, что пропадаю неведомо где. Давно то было, – вздохнул он, но тут же продолжил: – По ней люд не хаживает, нечистой силы боится. Заросла, поди, тропка, ну да не беда.
– А что же опасного в ней? – не понял Заика.
– Дык стоит он на месте древнего капища. К нему-то и вели пути-дороги, пока не разорили святилища, а волхвов не умертвили. Давно то было, родители мои еще молоды были, свадебку играть токмо мыслили.
– Что ты заладил: давно, давно, – попросил уже я. – Дело говори.
– Я и говорю: волхвов сожгли слуги Мары аккурат в капище, якобы жертву своей хозяйке принесли кровавую. Токмо последний из волхвов перед смертью проклял людей, ибо для дел заплечных люди служили Маре. С тех пор много люду стало пропадать на том перекрестье. Сперва думали-гадали, что блуд их берет да в лес волочит, даже камень установили, мол, зрячий да увидит. Ан нет, не помогал камень. Дня не проходило, дабы не сгинул кто в дороге. Вот тогда и вспомнили проклятье. И перестал люд дорогами теми ходить. Заросли они, канули, да не пропали. Токмо дань надобно заплатить, и не простую. Коль не боитесь, идем?
– Предупреждать надо, – буркнул я, хотя дела это не меняло.
– А не проще ли было по воздуху туда добраться? – предложил Заика.
– Не, не проще, – ответил Филька. – Тропка-то заросла! Кто ж ее сверху увидит-заприметит?
– И то правда. Идем, что ли?
– Калиныч, ты как? – спросил Вася, осматривая змея.
– В порядке, – левая голова подмигнула. – Заживает все, аки на собаке.
– Если ты с нами – тогда придется потерпеть. Ну, а если остаешься – спасибо за помощь. Мы не в обиде.
– С вами, с вами, – заторопился Горыныч. – Нам тута делать нечего. Да и пропадете вы без нас.
Так уж и пропадем, усмехнулся я, но промолчал.
– Токмо вы это, – замялся Филька. – Идите потише, что ль? Вас еще богатыри приказные ищут, да и народ тутошний пугливый – страсть! Особливо бабы. Увидят кого – орут в три горла, будто петух их в одно место клюеть. Самому порой страшно быват от их ора.
– Учтем, – ответил на полном серьезе Паляныця. – Все, отряд, рюкзаки на плечи – выдвигаемся. Калиныч, за мной идешь, Летун замыкает. Веди, Филя.
Болото мы покинули тем же макаром, каким по воду ходили. Но знаете, что я заметил на границе? Не поверите: цветы первые, чахлые, робкие, но такие замечательные. Даже показалось, что запах они источают медовый. Или это мой нюх вновь приобретенный сработал?
Шли мы тихо. Странно это было, ведь с габаритами Горыныча такой маневр практически невозможен, и все же: зверье, которое иногда пробегало в стороне, на нас почти не обращало внимания, словно по чаще шел отряд призраков.
Болотник вел нас не тем путем, которым мы шли к роднику. Дебри с каждым шагом становились все гуще, порой приходилось прорубать себе дорогу мечами. Как бы по нашему следу погоня не пошла! Я оглянулся. Ага, тот случай! За моей спиной лес стоял такой же густой, как и впереди. Что рубили мы его, что радио слушали – одинаково. Волшебство, одним словом.
Шли мы долго. От длительного упражнения с мечом мои руки начали понемногу кричать об отдыхе, про ноги вообще умолчу. Пот насквозь пропитал камуфляж, так что система термозащиты не справлялась. Придется на привале сушить одежку.
Фильку такие мелочи, похоже, совсем не беспокоили. Он шагал, как заведенный, ни на мгновение не замедляя шаг. Что значит местная экология! Даже на болоте жизнь здоровее, нежели у нас в разных там санаториях-профилакториях и прочих заповедниках.
Я уже был готов попросить об остановке, но движение вдруг застопорилось само собой.
– Пришли, кажись, – послышалось впереди.
– Подтянись, парни, – приказал Паляныця.
Я поволок ноги к командиру, на ходу вытирая пот ладонью. Ох, и вымотала меня эта прогулка! Водицы хлебнуть, что ли? Фляга, как живая, сама прыгнула в руки. Я дрожащими пальцами отвинтил крышку, припал к горлышку, как влюбленный к устам любимой девушки. Сладкая какая, как поцелуй кошки! Какой кошки? При чем тут кошка? В груди защемило, едва я снова представил себе Черницу. Захотелось вдруг снова вернуться на Буян, прикоснуться к черной, блестящей и теплой шерсти, заглянуть в зеленые, бездонные, как сама Вселенная, глаза. Я вздохнул.
Вода тем временем потекла по пищеводу, проникла в желудок, освежая мой внутренний мир. Хорошо! Как же хорошо! И жажда отступила, тоска тоже отодвинулась на задний план, и усталость отпустила, и силы в мышцы вернулись, словно и не было этих тяжелых километров по зарослям.
– Будешь? – я протянул флягу Заике, тяжело дышавшему рядом. Вовчик тут же принял сосуд, присосался, его кадык заходил вверх-вниз. Думаю, таким темпом он не меньше ведра выхлебает.
– Уф! – оторвался он, наконец. – Аж легче стало.
– Водица-то живая, – я начал закручивать крышку, да не успел: Вася забрал флягу.
– Что дальше? – спросил он, освежившись и передавая воду Горынычу.
Тот оказался парнем негордым, принял. Вы когда-либо видели, как трехголовый змей пьет, жаждой томимый? И не стоит. Пока одна голова наслаждается, две остальные смотрят на нее, как голодный на шашлык соседа. А глаза печальные такие, умоляющие, словно у кота в сапогах из мультика про Шрека.
– Так, пришли, – доложил Филька.
Я осмотрелся, потом с недоумением уставился на болотника, товарищей. Потому что никакого камня, а уж тем более тропинок, не было и в помине.
– Ты ничего не перепутал? – спросил Вася.
– Не-а, я энтот камень сызмальства помню, – болотник подошел к ближайшему дереву, постучал по нему пальцами, языком пощелкал. – Туточки он, никуда не делся. Токмо требу принесем – сами узрите.
Говоря это, Филька протянул свои ручки к белке, которая спустилась по стволу и доверчиво потянулась к ним, ожидая подношения. Болотник ловко поймал зверька, прижал к себе:
– Вот и треба, сама притопала к Фильке.
– Погоди, – остановил его Заика. – Так ты хочешь ее в жертву принести?
– Ее аль другую какую живность – без разницы, – подтвердил тот. – Жизнь надобна, без нее не откроется перекрестье. Я же говаривал там, на болоте: без дани – никак.
– Отпусти, – тихо приказал я, сообразив, наконец, в чем дело. – Без животных обойдемся.
– Ты чего, Летун? – дернул меня за руку Вовчик.
– Ничего. Филька, куда идти?
– Дык пришли, кажись, – ответил тот, с интересом глядя на меня.
– Требу где приносить будем? – меня начал раздражать этот разговор, хотелось поскорее со всем покончить.
– А-а, сюда, сюда, – болотник сделал несколько шагов вперед. – Здеся капище.
Я поравнялся с Филькой, вытащил нож, протянул ему:
– Не тяни, – даже палец вытянул. Средний.
– Мы это, – болотник, похоже, немного растерялся. – Мы быстро.
Нож мгновенно рассек кожу на подушечке. Парни не успели и шагу ступить, как крепенькая ручка сдавила мой палец, выдавливая несколько капель крови на землю под нашими ногами.
По пространству прокатилась невидимая волна, искажая видимость. Деревья вдруг начали сворачиваться, редеть, отступать, обнажая пожарище, к которому вело четыре дороги. По центру пожарища, там, где дороги соединялись, из-под земли, словно зуб, вырос камень в рост человека. На нем что-то было начертано, только знаки от времени истерлись, так что разобрать теперь что-либо не представлялось возможным.
– Сам догадался, аль подсказал кто? – спросил Филька, возвращая мне нож.
Ознакомительная версия.
