году возглавил первую дипломатическую миссию в Китай. Ты представляешь, он со своей экспедицией пересёк Западный Саян, потом Туву, потом пустыню Гоби! Три месяца они были в пути, он всё это подробно записывал, делал интересные заключения, даже зарисовки. Их, правда, не пустили к императору, они только передали ему верительные грамоты. А китайцы в ответ, через него, передали царю тоже четыре грамоты. Представляешь, Оля, они вернулись в Москву с этими грамотами, тык-мык, а прочитать-то их никто не может! Никто не знает китайский язык! Вот у меня сейчас есть копия с этого его отчёта царю. Отчёт называется «Роспись Китайскому государству, и Лобинскому, и иным государствам, жилым и кочевным, и улусам, и великой Оби, и рекам, и дорогам». И у меня всё это лежит сейчас передо мной, я не могу до сих пор прийти в себя от такого счастья. Читаю. А ты как?
Я ему рассказала про пояс с когтем, который нашли туристы, про погибшего парня, а также про пропавшего бегуна, и его поиски.
— Что-то я раньше о таком поясе не слышал. — Растерянно сказал он — Может очередная фикция? Какой ещё оборотень, сказки всё это.
— Ну да, сказки. Только почему-то из этих сказок на землю попадают совсем не сказочные герои! — Усмехнулась я — Посмотришь литературу?
— Конечно, посмотрю. Ты там здорово по лесам не бегай. Ты права, сказки-то они сказки, да мало ли что там у них происходит. Просто всё в одну кучу — и инопланетяне, и оборотни, и горе-любовники.
— И ещё, говорят, что коготь в том поясе гигантский был, сантиметров пятнадцать. Медвежий.
— Ого, а что бывают такие? — Присвистнул Сакатов.
— Сама не видела, но вроде как от медведя-оборотня. Как ты думаешь, много в этом правды?
— Ну ты и насыпала мне вопросов! — Засмеялся он — Ладно, понял, отодвигаю подальше свои заметки, и вплотную занимаюсь медведями-оборотнями. Звони сама, потому что не знаю какое у тебя расписание культурных мероприятий. Тебе там нравится?
— Здесь красиво, и тихо. Как я и мечтала.
Я снова забралась на велосипед и сделала пару кругов по велодорожке вокруг базы. Меня обгоняли такие же, как и я, велосипедисты, и я тоже обогнала два раза одних и тех же женщин.
Потом я отдала велосипед и решила вздремнуть в номере. Проснулась я двадцать пять минут седьмого, за одну минуту собралась, вылетела из корпуса и через пару минут уже сидела на инструктаже. Алексей на автомате сказал всё, что хотел сказать и отпустил нас в столовую. Там уже сидели за столиком мои соседи и с аппетитом ели запеканку. Мария Сергеевна и Вероника Ивановна пришли в столовую нарядные, с причёсками, и я сразу поняла, что это они так к танцам приготовились. Мне переодеваться не хотелось, поэтому я в музыкальный зал поднялась в спортивном костюме, твёрдо уверенная, что на танцы я не останусь. Зал был полон, мест свободных не было, и я встала у стенки.
На сцену вышла молодая девушка, видимо художественный руководитель базы, и пригласила команды второго и третьего корпуса подняться на сцену. Скажу сразу, КВН мне показался совсем не смешным, но я всё равно смеялась, где все смеялись, и поддерживала аплодисментами обе команды. Или у меня с чувством юмора что-то не то, или они знают что-то смешное, чего не знаю я. В конце игры, в которой победила дружба, началась игра с залом. Один раз на вопрос ответил мужчина в серой бейсболке, и я узнала, что его зовут Антон Семёнович. Он снова сел на своё место, я дождалась, когда весь народ начал освобождать от стульев середину зала для танцев и подошла к нему.
— Антон Семёнович, меня зовут Ольга Ивановна, меня очень заинтересовал Ваш рассказ о медвежьем когте, извините, что я подслушала.
— Я видел, что вы, как в шпионском кино, за кустами усиленно делали вид, что разглядываете флору. Садитесь. — Он пододвинулся — Что Вас конкретно заинтересовало?
— Так получилось, что у меня в последнее время, чуть больше года, в жизни произошли очень странные события. И у меня появились знакомые, которые профессионально занимаются такими делами.
— Экстрасенсы что ли?
— Нет, исследователи таких явлений. За это время мы всякое повидали, поэтому я к брошенному вами слову «оборотень» не могу относиться, как к шутке.
— Помилуйте, какая шутка! Я не стал днём до конца рассказывать то, что мне Слава сказал, а Вам скажу. Слава со своими ребятами был на похоронах этого парня, так гроб не открывали. А вы знаете, в каких случаях не открывают гроб?
— Ну, там, что-то…
— Или тело очень деформировано, или пролежало долго. И есть ещё одна причина — тела там нет.
— Нет? — Удивлённо повторила я.
— Нет. А знаете, я Вам предлагаю пройтись на свежем воздухе, что в духоте сидеть, мы же приехали здоровье поправить. Разговор, думаю, будет долгим.
Мы надели куртки, и вышли на улицу, всё-таки вечерами уже чувствовалось дыхание осени, воздух был свеж, и приятная прохлада хорошо освежала после душного помещения.
— Я, Ольга Ивановна, если бы однажды в своей жизни не столкнулся с очень странным событием, может тоже бы отмахнулся от рассказа Славы, как от фантазий.
— А вы кем работаете? — Спросила я его.
— Я уже одиннадцать лет не работаю, сижу на пенсии. Мне семьдесят три года. У нас с женой осталась одна работа — грядки копать и деревья опрыскивать. Мы в этом году пораньше закончили огородный сезон, она поехала в санаторий Обуховский, подлечиться, а я сюда, по памятным местам походить. Эта турбаза мне знакома ещё со студенческих пор. Мы ведь раньше по заграницам не ездили, на море тоже дорого было кататься, вот это и был самый доступный отдых — палатки, гитары. Так вернёмся к Славе. Он показывал мне эту коробку, которую считал инопланетной. Я не стал его разочаровывать, но это контейнер предназначен для хранения линз, у нашей армии имеются такие контейнеры. Там сплав металлов, так скажем, не гражданский, в повседневном обиходе такой не найдёшь, и механизм затворный тоже не гражданский. Вот Славка и думал, что его инопланетяне оставили. Он нашёл его, когда в Молёбку ездил.
— А вы сами были в Молёбке? — Спросила я его.
— Нет. Когда бум начался вокруг Молёбки, я занимался обустройством Лянторского месторождения, это в Сибири. Но даже на таком краю географии к нам приходили газеты, откуда мы и узнали про это место. В то время мы не знали, что такое жёлтая пресса, воспитаны были на вере в печатное слово. И
