него всегда открыто. Дверь нараспашку – заходи, кто хошь. Мы и зайдем.
***
История продолжается. И для двора по улице Коммунальной, 6 подоспела следующая очередь событий. Автомобили один за другим. Начиная с похорон бабушки. Но если взять вчерашний день строго по порядку – сначала буханка Н. Рванова с рыбаками, потом золотистый Хендай Акцент с кортубинскими гостями. А по истечении ночи, едва стало светать, опять Рвановская буханка. Круговорот в природе.
Из буханки вывалились наружу незадачливые рыбаки. Про улов никто не вспомнил. Бледные, небритые, грязные, в старых Дюшиных свитерах и каких-то разбитых калошах. Натурально, бомжи. Самый приличный из компании – Мобутя. Он выглядел обыкновенно, даже аккуратно – не похоже, что сидел и спал ночью на своем плаще. Крепкий брезентовый плащ – еще одно наследство совка. Такие плащи очень могли быть и пуленепробиваемыми. Все возможно. Возможно, Мобутя – или вернее, майор Агап Нифонтов – носил этот плащ еще в армии… Гм, вальсировал в плаще на танке на сопках Манчжурии – а сопки там не ниже, чем в Пятигорье. И что же? Возможно, Мобутя в старом плаще всю жизнь от родной советской власти бегал? И теперь вот надел на рыбалку на Виждай – привычно, удобно, тепло. Спокоен Мобутя был как танк – и это ему привычно.
Зато Максим с Килькой излиха натерпелись. Только не они одни. Дело в том, что буханка накануне уезжала на озеро с тремя пассажирами, а вернулась – очередное чудо – с четырьмя. Кто же четвертый? Все прояснилось быстро на месте. Николай Рванов высадил последним паренька – Лешу Имбрякина, который (как теперь стало ясно) участвовал в жестоком инциденте на обратной дороге с Виждая, когда Максима похитили, приняв его за Петьку Глаза.
Разъяренный Николай тащил Лешку за плечо – тот не сопротивлялся.
– Ты! все ты!.. Ну, Лешка! ну, как же тебя назвать после всего? Да знаю я, кем назвать! Просто язык не поворачивается… С кем связался, дурень! Последнее пропащее дело! Мозгов нет? От папашки Имбрякина ничего не передалось? В цифирьках и формулах шарить – не значит в жизни разбираться… Или наоборот, решил, что слишком умный? Типа рыжие зверьки у тебя будут навроде домашних песиков? Посылаешь, а они бегут, виляя хвостами – то бишь, ушами… Они-то повиляют, а ты прохлопаешь! ушами…
Рванов тряс парня за грудки, выкрикивал возмущение в лицо, жарко дышал. Но добиться ответной реакции не удалось. Сообщник ворпаней абсолютно индифферентен. Когда шофер выплеснул эмоции и обессилел, то отпустил парня. Лешка чуть не упал – сделал несколько неуверенных шагов назад, все так же молчал – он язык не поворачивал, а проглотил его.
Сцена получилась шумная, но за ней – за сценой-то – произошло нечто другое, оставшееся незамеченным. Мобутя увидел нового Машуткиного приятеля (парень с девушкой скоротали ночь в Мобутином бараке, ухаживая за котом, и под утро вышли) и замер как вкопанный. Иван выразил лицом максимальную приветливость, но Мобутя продолжал смотреть во все глаза. И не отвечать приветливо. Странный старик. Какой-то доисторический – до нынешней светлой демократической эры. Этот его плащ, белая борода и звание майора – все до нашей эры.
– Это он, – Машутка повторила загадочные слова, подвигнувшие недавно Ивана к весьма грустным размышлениям.
– Я вижу, – буркнул Мобутя. – Но как же…
– А никак… Папа! – Машутка со всех ног побежала к отцу, уткнулась в него. – Фу! дымом пропах…
– А как же. Мы ночью у костра… Ты здесь, егоза? Меня встречаешь, что ли?
– Я из-за Кефирчика…
– Опять сало утащил? Нажаловались люди? Есть же на свете жлобы… Котика караулила, доча? Доброе у тебя сердечко…
– Какое сало, папа? Кефирчика едва ворпани не сгубили. Он с обеда лежал без сил. Вечером лишь пошевелился. Я так боялась, так боялась… Нет, мама не разрешила бы. Я без позволения.
– Будем надеяться, что мама не узнает. Хотя такой шум поднимается… Эй, потише! Чего орешь как оглашенный, Колька? Не тебя же похитили… Ты сам не Поворотов, но и твою тушу с места сдвинуть…
– Килька, ты о чем бормочешь? Кого похитили? Имбрякинского мальчишку, что ли? По виду не в себе он… – уже раздались вопросы со стороны.
– Да не его! Он же тут… И не похитили – только пытались…
– Зря на парня наезжаешь, Николай. Ты же его заклевал… Твой Серега тоже мог кого-нибудь похитить. Вот приспичит ему…
– Кого? Мой Серега?! – в праведном гневе Рванов обратился к тылкам, начавшим стекаться на шум во дворе. Его в ответ не поддержали.
– И его приятели. На митинге на площади толпились пьяной оравой. Бутылки кидали. Подстрижены коротко – под братков. Прям банда!.. Как совсем без денег останутся. Как мы все останемся. Будет как на Западе. А че? Уже есть! При СССР рассказывали, что там похищение за деньги обыкновенно. Похитили, а когда заплатили, то и вернули. И всем хорошо. Киднеппинг называется.
– Ах, ты, пиндос тупой! Мы не в Америке.
– Как ты меня назвал?! Пиндос? Да я тебя…
– Американец, то есть. А киднеппингом называется похищение детей. Официальный термин, – поспешил объяснить Килька.
– Где здесь дети? И не дай Бог, чтобы детей… Племянник-то зрелый дядька. С животом – потому его с Петькой Глазом перепутали.
Сестры Имбрякины, наспех одевшись, прибежали на разборку в соседний двор. Их никто специально не звал, но Ларисе, наверное, материнское сердце подсказало. Она по своему обыкновению залилась слезами, но сына защищала.
– Коля! Коленька! Не трогай его. Пожалуйста…
– Он ни в чем не виноват! – Ирэн вторила старшей сестре. – Он в первый раз видит этого племянника. Зачем же его похищать?
– Мой сын – хороший мальчик. Он не способен на злодейство… Люди! Скажите! Вы Лешу с рождения знаете. И отца его, и нас. Мы – нормальные люди. Не ворпани. Мобутя подтвердит – он же родственник…
– Подтверждаю, – Мобутя махнул белой бородой.
– Наш Леша еще несовершеннолетний. Отвалите от него! – Ирэн повысила голос. – Какое похищение?! Сдурели?
– Ведь не избежать. К тому идет. Звериный оскал капитализма. Будет у нас до кучи – безработица, мафия, похищения… – со знанием дела вещал ветеран Цыбин.
– Ни черта! У нас своя доморощенная мафия покруче. Рыжие ворпани.
– И я подтверждаю, – хмыкнул Максим. – Схватили и потащили. Денег не требовали.
– Зачем ворпаням деньги? Они скорее хомутами возьмут. И лошадьми в придачу. Или наоборот. Лошадь в придачу к хомуту. Хотя наши ворпани на черном Лэнд Ровере…
– Я не лошадь! Благодарю за сравнение. Вот накатаю заяву в милицию… Доржетесь тогда! – племянник погрозил запачканным кулаком.
– Совести у
