– А ты разве не войдешь в храм? – оглянулся Хорс на Волоха.
– Для тебя лучше, если в святилище будет только один князь, чтобы потом не возникло кривотолков, – усмехнулся Волох. – Я постерегу вход.
Хорс, увлеченный боярами под своды храма, успел все-таки бросить озабоченный взгляд на вождя беров, но Волох успокаивающе помахал ему рукой.
– Все готово, – шепнул князю Себерии на ухо подъехавший Ермень. – Я отвел наших мечников, дабы дать дорогу сарматам.
– В таком случае, нам с тобой следует убраться отсюда и как можно скорее.
Боярин Синегуб хоть и ждал нападения сарматов на храм Ярилы, но все же невольно вздрогнул, когда со стороны священной рощи донесся жуткий звериный вой, прервавший плавное течение таинства в самом начале. Кудесник Изогаст так и замер с открытым ртом. Волхвы отшатнулись к жертвенному камню, то ли от растерянности, то ли в надежде на спасение. Быстрее всех в создавшейся ситуации разобрался князь Хорс, именно он первым выхватил меч и крикнул во всю мощь своих легких:
– Нас предали, бояре! К оружию, сколоты! Не по воздуху, так по земле!
Сколотские и асские бояре гурьбой бросились к выходу из храма вслед за князем. Коней они расхватали в мгновение ока. И князь Хорс, охваченный праведным гневом, сам повел мечников на прорыв. Боярин Синегуб тоже сел на коня и обнажил меч, но, в отличие от сколотов, биться не на жизнь, а на смерть с орланами и сарматами он не собирался. К сожалению, ему не удалось сразу выскочить из кровавого хоровода, и он едва не погиб от удара кривого сарматского меча. Лишь в самый последний момент Синегуб успел прикрыться щитом, но потерял стремя и был выброшен из седла сулицей, прилетевшей невесть откуда. К счастью, сулица была на излете и не причинила боярину большого вреда. Синегуб откатился в ближайшие кусты и замер там в неподвижности. А сеча перед воротами храма Ярилы становилась все ожесточеннее. От света многочисленных факелов в священной роще стало светло как днем. Кое-где от огня занялись кусты и деревья. Тушить их было некому. Люди с остервенением истребляли друг друга, круша мечами и секирами чужие жизни. Превосходство нападающих в численности вскоре стало очевидным. Свита князя Хорса таяла прямо на глазах. Сам Хорс являл миру чудеса храбрости и ловкости, но противостоять настырным сарматам, рвущимся к победе, сколотам становилось все труднее. Хорс попытался громким криком собрать вокруг себя мечников, разбросанных по священной роще, но мало кто из сколотов сумел пробиться к своему вождю через лес чужих мечей и копий. Видимо, князь, наконец, понял, кому он обязан самым страшным в своей жизни поражением, он вскинул над головой меч, призывая в свидетели небеса, и прорычал на всю священную рощу:
– Волох, будь ты проклят сам, и да будут прокляты твои потомки!
Прикрыться щитом от летящей в лицо смерти князь Сколотии не успел. Стрела, пущенная меткой рукой, угодила ему точно в глаз, и он рухнул с коня на землю в пяти шагах от Синегуба, замершего в испуге. А между тем огонь, бушевавший в священной роще, перекинулся на храм Ярилы. И хотя стены храма были сложены из камня, это мало помогло укрывшимся под его сводами волхвам. Огонь и дым выгнали седобородых старцев наружу прямо под мечи и секиры обезумевших от крови сарматов, орланов и волкодлаков. Последние особенно старательно рубили именно волхвов, расчищая тем самым путь своей богини к всевластию. От дыма стелившегося по земле у Синегуба закружилась голова и запершило в горле. Огонь уже охватил куст, ставшим в эту ночь для боярина надежным прибежищем. Синегуб вскочил на ноги и, прикрыв голову руками, ринулся прочь от опасного места. К счастью для него, из священной рощи, объятой пожаром, бежали не только побежденные, но и победители. Людям стало не до кровавой бойни, враг у них теперь был один – огонь, набирающий силу с чудовищной скоростью. Сколько людей сгорело заживо в этом неистовом вихре, Синегуб не знал, но сам он спасся чудом, с маху окунувшись в реку, протекавшую в трех верстах от пылающего храма. Быстрое течение увлекло асского боярина, успевшего на свое счастье сбросить колонтарь, и выбросило его на противоположный берег прямо под ноги чужого коня. – Да это Синегуб! – услышал он голос Волоха над своей головой и потерял сознание. Впрочем, в беспамятстве он пребывал недолго. Сердобольные беры довольно быстро привели аса в чувство и посадили в седло. Синегуб отдышался и обрел себя настолько, что смог ответить на вопрос, заданный князем Волохом:
– Что с Хорсом?
– Князь Хорс убит. Стрела угодила ему в глаз, и он рухнул на землю в двух шагах от меня.
– Жаль князя, – вздохнул Волох. – Позарился на чужое вместо того, чтобы довольствоваться своим.
Эти слова, прозвучавшие из уст самого коварного из князей Скифии, показались боярину Синегубу настолько нелепыми, что он не выдержал и зашелся в надрывном смехе.
– Умом тронулся, – сделал вывод Ермень, с жалостью глядя на опаленного огнем боярина.
– Что, впрочем, неудивительно.
– Вперед, – махнул рукой Волох по направлению к Расене. – Что сделано, то сделано. А оплакивать павших – не наша забота.
Боярин Бутуй, наконец, осмелился переступить порог своего дома. Надменные беры, охранявшие покой княгини Лели, едва не спустили его с крыльца, но после вмешательство приказного Глузда, сумевшего все же найти с пришельцами общий язык, боярина все-таки допустили пред светлые очи дочери Авсеня. Лицо княгини было удивительно спокойным и даже умиротворенным, словно это не она только что потеряла единокровного брата. Впрочем, в борьбе за власть нет ни братьев, ни сестер, а есть только препятствие, через которое следует перешагнуть. Вот Леля и перешагнула. Отправив на тот свет вместе с Хорсом еще и волхвов Ярилы, мешавших торжеству культа ее богини. Теперь замок Асгард, построенный некогда Перуном, был захвачен волкодлаками, самыми преданными сторонниками Деваны.
– Я удивлена, боярин, – холодно произнесла Леля, вопреки всем обычаям даже не вставшая с лавки, чтобы поприветствовать гостя. – Прежде ты не числился среди моих друзей и даже изменил моему мужу.
– Это которому мужу? – не удержался от язвительного вопроса Бутуй, обиженный неласковым приемом.
Лицо княгини Лели потемнело и подурнело от гнева, но ронять себя перед гостем она не стала и быстро овладела собой: – Я веду речь о князе Родегасте.
– Князь Родегаст пал не по моей, а по божьей воле, – махнул рукой Бутуй. – Мне не в чем оправдываться перед тобой, княгиня.
– Так, может, ты ждешь оправданий от меня?! – вскинулась Леля.
– Не жду, – спокойно сказал Бутуй. – Я пришел к тебе совсем по другому делу. Витязь Шемякич хочет повидаться с тобой.
Нельзя сказать, что Лелю удивило заявление боярина, но заставило призадуматься, это точно. Во всяком случае, она далеко не сразу отозвалась на слова Бутуя. Зато у аса появилась возможность попристальней присмотреться к женщине, которую он не видел так близко несколько лет. Внешне Леля почти не изменилась, разве что девичий румянец навсегда покинул ее щеки, да черты лица стали резче и строже. Годами княгиня приближалась к сорока, но альвийская кровь, унаследованная от бабки, позволяла ей сохранять красоту лица и тела. С возрастом эта женщина научилась управлять не только собой, но и мужчинами, не оставшимися равнодушными к ее красоте. А магия, которой она овладела в совершенстве, служила ей в этом большим подспорьем.
– Что слышно о кагане Яртуре? – спросила Леля у Бутуя.
– Каган оттеснил сарматов и беров от приграничных крепостей и соединился с витязями. Воеводы Гнеус и Лют уже принесли ему клятву верности. Впрочем, тебе об этом, наверное, уже известно. – Что нужно от меня Шемякичу?
– Каган не желает зла ни тебе, княгиня, ни твоему сыну Мортимиру, – спокойно ответил Бутуй. – Более того, он готов назначить Мортимира правителем Сколотии.
– Правителем, но не князем? – переспросила Леля.
– Твой сын рожден от альва и прав на титул у него нет, – твердо произнес Бутуй. – Князей дают нам боги, и Яртур не вправе изменить закон, данный нам Родом.
– Каган не бог, – кивнула головой Леля.
– Я рад, что ты смирилась с неизбежным, – сказал Бутуй пристально глядя на княгиню.
– А кто тебе сказал, что я смирилась, – сверкнула глазами Леля.
– Так ведь и асы не смирятся с унижением своих богов, – повысил голос Бутуй. – Женщины должны знать свое место и в мире Яви, и в мире Прави. Так было и так будет. Боярин ждал возражений, возможно вспышки гнева, но лицо княгини Лели осталось безмятежным, похоже, она просто пропустила его слова мимо ушей.
– Хорошо, боярин, – сказала она спокойно. – Передай друду, что я готова встретиться с ним сегодня ночью. Буду ждать его в беседке у пруда.
Бутую ничего другого не оставалось, как отвесить княгине поклон и покинуть собственный дом, занятый, к слову, дочерью Авсеня без разрешения хозяина. Верный приказный Глузд ждал хозяина во дворе. Бутуй, кося глазами на беров, сгрудившихся у крыльца, все-таки сумел перемолвиться с ним несколькими словами.
