Эрик так и хотел сделать, он даже начал пятиться, но тут Шайлин подняла голову.
Она находилась в пятне света, ее лицо было четко видно. Девушка была самим совершенством! На полных розовых губах играла изумленная улыбка, Шайлин она моргала, словно пытаясь сфокусировать взгляд. Если бы он не знал, что она слепа, Эрик мог поклясться, что она смотрит на него своими огромными черными глазами. Ее бледная кожа была безупречной, а посередине лба ярким цветом сияла свежая красная Метка.
Красная?
Цвет потряс Эрика, и он подошел к ней, говоря:
— Погоди, нет, опять что-то не так…
И тут Шайлин сказала:
— О Господи! Я вижу!
Эрик беспомощно остановился перед ней, не зная, что делать.
Шайлин осторожно встала. На ногах она стояла немного нетвердо, озираясь по сторонам и широко улыбаясь:
— Я правда вижу! О Боже! Это невероятно!
— Это неправильно! Я снова все испортил!
— Да мне плевать, что ты там испортил или нет — спасибо тебе! Я вижу! — закричала Шайлин и крепко обняла его, смеясь и плача одновременно.
Эрик робко похлопал ее по спине. От нее пахло чем-то сладким: клубникой или персиками, или еще какими-то фруктами. На ощупь она казалась очень мягкой.
— О, боже! Прости! — Шайлин внезапно выпустила его из объятий и отшатнулась. Ее щеки порозовели, и она вытерла слезы. А затем ее огромные темные глаза округлились, словно она увидела что-то за спиной Эрика, и он резко развернулся, готовый вышибить из кого-то дух.
— О, нет. Извини!
Девушка на секунду коснулась его и медленно прошла мимо.
Эрик развернулся и увидел, что она во все глаза уставилась на огромный старый дуб.
— Он прекрасен!
С каждым шагом все увереннее она подошла к дереву, коснулась рукой коры и глядя вверх, на ветки, произнесла:
— Я видела образы. То, что я запомнила еще до того, как потеряла зрение, но в жизни все намного, намного лучше. — Она вновь вытерла глаза и вновь перевела сияющий взгляд на Эрика, отчего ее зрачки изумленно расширились: — Ты потрясающий!
Несмотря на странность всего происходящего, Эрик не смог сдержаться, чтобы не улыбнуться в ответ сногсшибательной улыбкой кинозвезды:
— Когда меня назначили Ищейкой, я собирался в Голливуд.
— Нет, я восхищаюсь не твоей красотой, хотя это и так. Наверное, — быстро сказала Шайлин, все еще разглядывая его.
Эрик подумал, что она, должно быть, еще в шоке.
— Я хочу сказать, что вижу тебя.
— Да, и?
«Богиня, Шайлин Руэйд, Меченая или неМеченая, просто ненормальная».
— Я лишилась зрения в детстве, прямо перед пятым днем рождения, но я не помню, чтобы тогда видела людей насквозь. А если бы это было в порядке вещей, то я узнала бы об этом из интернета.
— Ты можешь пользоваться интернетом? Ты же слепая!
— Да ладно? Ты, правда, не знаешь? Типа ты не в курсе всяких программ для инвалидов?
— Откуда? Я же не инвалид, — отозвался Эрик.
— Опять? То, что внутри тебя, говорит обратное.
— Шайлин, о чем, черт возьми, ты говоришь?
«Она тронулась умом?»
Неужели то, что он испортил Посвящение, превратило ее не просто в красную недолетку, а в безумную красную недолетку? Дерьмо! Он по уши в дерьме!
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
— Все Ищейки знают имя недолетки, которую должны Пометить.
Шайлин коснулась своего лба.
— Ух ты! Точно! Я стану вампиром!
— Если переживешь Превращение. Но я как-то не уверен в том, что происходит. У тебя красная Метка.
— Красная? Я думала, что у недолеток синие Метки, которые потом превращаются в синие татуировки. Как у тебя. — Она указала на татуировку в виде маски, обрамляющую его глаза Кларка Кента.
— Да, твоя татуировка тоже должны была быть синей. Но она красная. Может, вернемся к тому, что ты там говорила, будто видишь меня?
— Ах, да! Это чудесно! Я вижу тебя и все цвета, которые тебя окружают. То, что внутри тебя, вроде как светится вокруг твоего тела. — Она покачала головой, словно удивляясь, и еще пристальнее уставилась на него. Затем моргнула, нахмурилась и снова захлопала ресницами. — Хм… Интересненько!
— Цвета? В этом нет смысла. — Эрик понял, что она сжала губы, словно не желая продолжать, и от этого он почему-то разозлился, и спросил: — И какие же цвета меня окружают?
— Темно-зеленый, смешанный с каким-то бледным тоном. Похож на мягкий разваренный горошек, который в некоторых закусочных пытаются впарить, когда заказываешь рыбу с картошкой, но это неважно.
Эрик покачал головой:
— Бред какой-то. С чего бы меня окружал цвет разваренного горошка?
— О, это легко объяснить. Когда я сосредотачиваюсь на нем, я вижу, что он означает. — Она закрыла рот и пожала плечами. — Плюс иногда появляются яркие искорки, но я не могу сказать, какого они цвета и что означают. Звучит безумно, да?
— И что же говорят обо мне темно-зеленый и бледный цвет?
— А как ты думаешь?
— Почему ты отвечаешь вопросом на вопрос?
— Эй, ты сам только что ответил вопросом на мой вопрос! — воскликнула Шайлин.
— Я первый спросил.
— Это имеет значение?
— Да, — сказал Эрик, пытаясь держать себя в руках, хотя эта девица жутко его раздражала. — О чем говорит темно-зеленый цвет?
— Ладно. Он означает, что тебе не приходилось прилагать много усилий, чтобы получить желаемое.
Он сердито посмотрел на нее. Она пожала плечами:
— Ты сам спросил.
— Ты ни черта не знаешь обо мне!
Внезапно на лице Шайлин появилось обиженное выражение:
— О, да пожалуйста! Не знаю, почему, но я знаю, что способна истолковать то, что вижу!
— Эй, думаю, мне придется утонуть в переваренном горошке, чтобы ты сообразила, что моя улыбка открыла передо мной множество дверей, — язвительным тоном заметил Эрик.
— Ага, а теперь объясни мне, почему я знаю, что серый, похожий на туман цвет, означает, что тебя что-то печалит?
Шейлин уперлась руками в бока и, прищурившись, посмотрела на Эрика. Пристально. Затем кивнула, словно соглашаясь сама с собой, и с самодовольным видом добавила:
— Думаю, недавно умер очень близкий тебе человек!
Она будто ударила его по лицу. Эрик лишился дара речи. Он отвернулся и попытался преодолеть захлестнувшую его волну печали.
— Эй, мне жаль!
Он опустил глаза, а она, подбежав к нему, положила руку ему на плечо. Самодовольство исчезло с ее лица.
— Зря я это сказала.
— Нет, — возразил Эрик. — Не зря. У меня умер друг.
Она покачала головой.
— Я не это имела в виду. Зря я сказала это в такой форме — как всезнайка. Обычно я так себя не веду. Прости.
Эрик вздохнул:
— И ты меня прости. Все прошло не так, как предполагалось.
Шайлин осторожно прикоснулась ко лбу.
— Ты никогда никого не Помечал красным?
— Кроме тебя я вообще никого пока не Помечал, — признался он.
— Ух ты! Я у тебя первая!
— Угу, и я все испортил!
Она улыбнулась.
— Если то, что ко мне вернулось зрение — это побочный эффект твоей ошибки, то я всецело за.
— Я рад, что ты снова видишь, но я должен разобраться, как так вышло. — Эрик указал на ее красную Метку. — И это тоже, — он сделал рукой круг в воздухе, — вся эта чушь с горошком…
— Чушь с горошком исходит от тебя, но там есть и другие цвета. Например, когда ты извинился, я увидела…
— Нет! — Он поднял руку, останавливая Шайлин. — Не хочу знать, что ты там еще увидела!
— Прости, — тихо прошептала она, опустив глаза и ковыряя носком туфли коричневую зимнюю траву. — Понимаю, что это и впрямь странно. Так что будет дальше?
Эрик снова вздохнул.
— Не извиняйся, в том, что ты странная нет ничего плохого. Уверен, что Никс не зря наделила тебя этим даром и красной Меткой.
— Никс?
— Никс — это наша Богиня. Богиня Ночи. Она замечательная, и иногда наделяет недолеток необычными способностями — дарами.
Говоря об этом, Эрик чувствовал себя ослом. Он, должно быть, самый дерьмовый Ищейка за всю историю Дома Ночи. Превратил слепую девушку в красную недолетку, которая видит людей насквозь, и теперь рассказывает ей о Богине.
— Идем!
Эрику было все равно, одобрит ли Харон его поступок — он больше не следовал чертовым предписаниям. Он мог бы с тем же успехом сделать все правильно и провалиться.
— Покажешь, где ты жила. Соберешь сумку и все такое. Тебе надо пойти со мной.
— Ага. В Дом Ночи Талсы, да?
— Вообще-то, нет. Сначала я отведу тебя к Верховной жрице красных недолеток. Может, она сумеет разобраться, что я сделал не так!
— А она не попробует исправить положение, ослепив меня?
— Шайлин, хоть мне и дико не нравится в этом признаваться, не думаю, что исправлять нужно тебя. Дело во мне!
Зои— Зои, ты меня слышишь?
