Я сама!
И настал день, когда я поняла – сегодня паззл будет собран. Осталось еще не меньше полусотни кусочков. Самых сложных, почти неотличимых друг от друга. Но я знала, что сегодня увижу картинку всю, целиком.
Я не стала обедать, а потом – ужинать. А мама не стала меня ругать, только принесла чай и бутерброды. Я даже не заметила, как их съела.
Кусочек вставал к кусочку. Цветная мозаика слилась в узор.
И остался последний кусочек – я уже знала какой. Прозрачный, с тремя выступами. Вовсе не главный, всего лишь прозрачный кусочек между склоненной головой рыцаря и тянущейся к нему рукой принцессы. Я протянула руку, пытаясь найти его на ощупь, не отрываясь от картины.
Коробка с фигурками была пуста.
Потом я перевернула комнату вверх дном. Потом я плакала то на руках у отца, то на коленях у мамы. Отец обещал, что напишет письмо в фирму, выпустившую паззл, и мне обязательно пришлют недостающий кусочек. И даже еще один паззл – в компенсацию. Мама перерыла мусорное ведро и вытряхнула пылесос. Хотя и знала, что там ничего нет.
Поздно вечером я вернулась в свою комнату, к почти собранному паззлу. Если не знать, что одного кусочка не хватает, то это было даже незаметно.
Теперь я знала правду. Знала, почему так печально лицо принцессы и почему так безнадежно-устало склонил голову рыцарь. Им никогда не коснуться друг друга. Между ними – пустота.
Я села на корточки, положила ладони на картинку. И повела левую руку – к себе, а правую – от себя.
Стена замка треснула, ящерку разорвало пополам, рыцарь рассыпался сверкающими кусочками доспехов, принцесса разлетелась белыми обрывками платья.
Пурпур, ржа, охра, старая медь, беж…
Радуга, цветная метель, крашеный снег…
Когда я впервые увидела дип-программу, то поразилась – как похож ее завораживающий калейдоскоп на старый паззл, рассыпающийся под моими руками.
Но тогда дип-программы еще не было. Ее изобрели тремя годами позже.
У двери я на миг останавливаюсь, придирчиво оглядываюсь в зеркало. Ох и видок… Из зеркала смотрит на меня унылая дама лет тридцати, с брюзгливо поджатыми губами, намечающимся вторым подбородком – хотя фигура скорее костлявая, чем упитанная. Блеклые волосы собраны в тощий пучок, помада на губах слишком яркая, кричащая, а тени на веках – болотно-зеленые. Мышиного цвета платье, крепкие, будто у крестьянки, ноги в теплых чулках. Вроде как и не уродина, но…
Сексапильности во мне – не больше, чем в размазанной по тарелке остывшей овсянке.
Щелкаю свое отражение по носу и выскакиваю из дома. В отличнейшем настроении, бодрая и веселая.
А на улице – хорошо!
Воздух после короткого проливного дождя чистый и свежий, развиднелось и светит солнце. Тепло, но не душно. Во дворе бренчит на гитаре симпатичный парень, и очень хорошо бренчит. Когда я прохожу мимо, он поднимает голову и улыбается.
Он всем улыбается. Он не человек, а программа. Смесь справочного бюро, музыкального автомата и вахтера. Каждый уважающий себя дом Диптауна обзаводится чем-то подобным. Либо играют во дворе неправдоподобно вежливые и умилительные детишки, либо сидит на скамейке чинная старушка, либо длинноволосый живописец с мечтательными глазами стоит за мольбертом. А у нас – гитарист.
– Привет, – говорю я ему.
Иногда парень отвечает, но сейчас ограничивается лишь кивком. А я иду дальше. Можно взять такси, но тут недалеко, лучше пройтись. Заодно можно собраться перед беседой.
Дело в том, что на самом-то деле я ужасно трушу.
Диптаун всегда был для меня местом для развлечений. С тех пор, как в двенадцать лет я впервые вошла в глубину, тогда еще с папиного компьютера и без всякого комбинезона. Ну а когда у меня появилась своя машина, свой комбинезон – пусть даже «подростковый», без некоторых функций… Целоваться это не мешало.
И я носилась по глубине, прилипала то к одной компании, то к другой, дружила и ссорилась, храбро пила виртуальное шампанское, несколько раз виртуально выходила замуж и разводилась. В глубине были самые лучшие концерты – на исполинских аренах, над которыми кружились цветные облака и мерцали в такт музыке неправдоподобно яркие звезды. В глубине можно было посмотреть самый новый фильм задолго до его выхода на экраны – в роскошных пиратских кинотеатрах. В глубине можно было путешествовать – в каждой стране, в каждом городе находится человек, который делает виртуальную копию любимых пейзажей.
Конечно, были те, кто в глубине работал. Программисты, которым стали не нужны офисы. Тьма-тьмущая бухгалтеров, дизайнеров, инженеров. Преподаватели, обучавшие студентов со всего мира. Врачи, консультирующиеся друг с другом. Таинственные дайверы – конечно, если они есть на самом деле.
Но мне ни капельки не хотелось заниматься программированием или бухгалтерским учетом! Я даже учиться предпочитала по старинке. И поступила после лицея на юридический факультет: старомодный и солидный.
Но глубина все росла и росла. Ей уже не хватало неписаных правил. Ей потребовались законы.
И юристы.
Я сворачиваю с людного проспекта, прохожу маленьким сквером с заброшенным высохшим фонтаном в центре. Вокруг как-то пустеет, будто люди стараются обходить это место стороной.
Неудивительно. Тюрьмы никогда не пользовались популярностью. Даже виртуальные.
Обнесенное высоким забором с колючей спиралью поверх уныло-серое здание за сквером – это виртуальная тюрьма русского сектора Диптауна. Кто говорит, что мы отстаем от развитых стран? Может быть, в чем-то и отстаем, но пенитенциарная система всегда следит за прогрессом!
Подхожу к единственным дверям в стене – узкие металлические створки с крошечным окошечком-глазком. Нажимаю кнопку звонка. Пауза, потом слышится железный лязг, окошечко открывается. На меня мрачно смотрит крепкий парень, толстая шея распирает синий форменный воротник. Он не произносит ни слова, ждет. И я молчу, лишь подаю в окошечко документы. Охранник скрывается, теперь уже я терпеливо жду.
Много ли времени нужно, чтобы проверить подлинность документов в глубине? Немного, но куда больше требуется на торопливые звонки начальству.
Не возмущаюсь, жду. Поправляю прическу – будто с моим «крысиным хвостиком» что-то могло случиться. Я и сама, наверное, похожа на крысу: поджарую, злую, битую и травленую, привыкшую смотреть на мир без глупых иллюзий.
Ничего, так надо.
Дверь с грохотом открывается. Охранник козыряет и словно бы растерянно отступает в сторону, пропуская меня вперед.
За дверью – вовсе не тюремный двор, а полутемный коридор. Стена, судя по всему, толщиной метров пять. Это вовсе не показуха. Пока я иду, цокая каблучками по щербатому бетонному полу, в мой компьютер торопливо закачиваются нехитрые тюремные интерьеры. Коридоры, комнаты охраны и персонала…
Коридор кончается еще одной дверью. Охранник тянется, пытаясь открыть дверь, но я его опережаю.
И выхожу в тюремный двор.
Спортивная площадка и площадка для прогулок. Ухоженные клумбы вдоль дорожки, ведущей к тюрьме. Никогда не видела в России таких тюрем, ее проектировщик содрал дизайн с каких-нибудь американских, из самых новых. В такой тюрьме только перевоспитываться!
Охранник деликатно покашливает, я насмешливо смотрю на него. Вряд ли это настоящий служака из внутренних войск, повидавший настоящие тюрьмы. Здесь, в виртуальности, важны не физические данные.
– Идемте, – успокаиваю я охранника. – У вас всегда так безлюдно?
Мой доброжелательный тон охранника не успокаивает. Видимо, в сочетании с брюзгливо поджатыми губами и вечно наморщенным лбом доброжелательность кажется издевкой.
– Нет… не всегда… госпожа инспектор.
– Ничего, ничего, – говорю я так, что сразу ясно – очень даже «чего»!
Мы входим в помещение тюрьмы. Это административный этаж, и лишь решетки на окнах напоминают о суровой прозе жизни. Проходя мимо одного из окон, я провожу по стеклу кончиками пальцев. Так, чтобы немного лака с ногтей попало на стекло.
Охранник ничего не замечает.
Персонала немного – нам попадаются две женщины в форме и разболтанный молодой человек в грязноватом белом халате. Молодой человек долго смотрит на меня, будто размышляет, следует ли познакомиться, или лучше юркнуть в ближайшую дверь. Благоразумие берет верх, и он скрывается в двери с надписью «контрольная комната».
В настоящей тюрьме здесь помещались бы мониторы внутреннего наблюдения. Очевидно, здесь – то же самое. Мне становится интересно, и возле двери я впечатываю каблучок в пол сильнее обычного. Охранник оборачивается, делаю вид, что запнулась.
Крошечный термит, выбравшийся из каблука и деловито направившийся к двери, невооруженным глазом не различим.
Наконец-то кабинет начальника тюрьмы. У двери охранник останавливается, предоставляя мне инициативу.
