Море сновидений. О муравьях и динозаврах. Песня кита. Удержать небо - Лю Цысинь

Командующий округом тяжело вздохнул и молча уставился на карту.

– Я знаю, что у Западного фронта мало сил, – продолжал маршал, – и намерен для его укрепления перебросить армию с Восточного фронта.

– Что? Так ведь у нас и без того серьезные трудности с обороной Ярославля.

Маршал усмехнулся:

– Нынче у многих командиров беда в том, что они склонны рассматривать проблему только с военной точки зрения. Потому и не видят дальше беспросветной тактической ситуации. А вот скажите, глядя на карту: неужели у правых не хватает сил, чтобы взять Ярославль?

– Я так не считаю. 14-я армия – отборная сила с мощной бронегруппировкой и низковысотными ударными силами. Продвигаться менее чем на пятнадцать километров в день, не испытывая при этом серьезного сопротивления, для них это… Такое впечатление, что они намеренно сдерживают темп.

– Совершенно верно, они смотрят и выжидают. А смотрят они на Восточный фронт! И если мы перехватим инициативу на Восточном фронте, они и дальше будут смотреть и выжидать. Возможно, даже пойдут на сепаратные переговоры о перемирии.

Командующий округом давно уже держал в руке очередную сигарету, но не закуривал, а, похоже, совершенно забыл о ней.

– Предательство армии на Восточном фронте действительно было для нас как нож в спину, но некоторые командиры увидели в этом предлог для того, чтобы перейти к пассивной стратегии. Это продолжаться не должно и не будет! Конечно, нельзя не признать, что тех сил, которые мы сегодня имеем в Московском регионе, недостаточно для того, чтобы полностью переломить положение. Наша надежда на резервы из Кавказского и Уральского округов.

– Ближайшим соединениям Кавказского округа потребуется не меньше недели, чтобы подготовиться к перебазированию и добраться до места. А если учесть соотношение сил в воздухе, то и еще дольше.

Карина и старший лейтенант на том же многострадальном «газике» въехали в город уже в четвертом часу дня. Только что объявили воздушную тревогу, и на улицах не было ни души.

– Майор, я уже тоскую по своему «Т-90»! – вздохнул старший лейтенант. – Я закончил курсы командиров бронетехники и примерно тогда же расстался со своей девушкой. Зато, когда прибыл в часть и увидел этот танк, мое сердце снова воспарило. Я положил руку на броню, и она оказалась гладкой и теплой, как девичья кожа. Ха, да что там девушки!.. Вот она, настоящая любовь для мужчины! А не далее как сегодня утром моя любовь словила ракету «Мистраль». – Он снова вздохнул. – Возможно, до сих пор горит.

В это время они услышали сливающиеся в частую дробь разрывы на северо-западе – несомненно, это была ковровая бомбардировка, уже весьма редкое явление в современной воздушной войне.

А лейтенант заново переживал утреннюю драму:

– Полминуты не прошло, а танковой роты как не бывало.

– Враг потерял не меньше, – ответила Карина. – Я сразу же тщательно изучила поле боя. Потерь с обеих сторон было примерно поровну.

– Я думаю, что где-то один к одной и двум в их пользу, – уточнил танкист. – А вот по вертолетам, наверно, хуже, но вряд ли больше, чем единица к одной и четырем десятым.

– Но в таком случае преимущество должно было остаться на нашей стороне. Ведь у нас было определенно больше техники. Почему же верх взяли они?

Танкист оторвал взгляд от дороги и посмотрел на Карину:

– Майор, ты же специалист по радиоэлектронной войне! Неужели не понимаешь? Все ваши игрушки – системы управления и связи пятого поколения, боевые трехмерные дисплеи, симуляторы динамической ситуации, оптимизатор плана атаки, да что угодно – отлично смотрелись в имитационных сражениях. Но в реальных боевых условиях я видел на экране только две надписи: «ОШИБКА СВЯЗИ» и «НЕ УДАЛОСЬ ВОЙТИ В СИСТЕМУ». Взять, к примеру, сегодняшнее утро. Я понятия не имел, что происходит спереди и на флангах. Я получил только один приказ: «Вступить в бой с врагом». Ах, если бы мы оставили хотя бы половину сил во втором эшелоне, враг не прорвался бы через наши позиции. Вероятно, так было на всем фронте.

Карина знала, что в только что закончившемся сражении с обеих сторон сошлось, пожалуй, больше десяти тысяч танков и тысяч пять вертолетов.

За этим разговором они доехали до Арбата. Еще совсем недавно популярная пешеходная улица была совершенно пуста; витрины многочисленных антикварных магазинов и художественных салонов были заложены грудами мешков с песком.

– Моя стальная любовь вела себя лучше некуда. – Старший лейтенант вновь вернулся к утреннему бою – «Челленджер» я подбил, это как пить дать. Но мне так хотелось завалить «Абрамс», понимаешь? «Абрамс»…

Карина перебила его, указав на вход в один из магазинов:

– Здесь умер мой дедушка.

– Но сюда вроде бы никаких бомб не попадало.

– Это случилось двадцать лет назад – мне было всего четыре года. Зима в тот год выдалась жутко морозная. Отопление отключили, в комнатах на стены намерз лед. Я сидела, прижавшись к телевизору, чтобы хоть немного согреться, и слушала, как президент обещал «дорогим россиянам» теплую зиму. А я была голодная, замерзла и плакала.

Дедушка смотрел на меня, молчал, молчал, а потом придумал. Он взял свою военную медаль, которой очень дорожил, и мы с ним отправились сюда, на Арбат. Здесь тогда была толкучка, где можно было продать все что угодно, от водки до политических убеждений. Какому-то американцу приглянулась дедушкина медаль, но давал он за нее всего сорок долларов. И все время насмехался, дескать, ордена Красной Звезды и Красного Знамени вообще ничего не стоят, а вот за орден Богдана Хмельницкого он дал бы сто долларов, за орден Славы – сто пятьдесят, за орден Нахимова – двести и двести пятьдесят – за орден Ушакова. «Орден Победы самый дорогой, но у вас его быть не может, его давали только генералам». Но орден Суворова тоже ценный, и он заплатил бы за него четыреста пятьдесят долларов… Дедушка слушал, слушал и ушел. Мы брели по Арбату, а мороз все крепчал. А потом силы дедушки кончились. Уже почти стемнело. Он сел на ступеньку вон того антикварного магазина и велел, чтобы я шла домой одна. На следующий день его нашли там замерзшим насмерть; одна рука у него была в кармане, а в ней он сжимал медаль, которую заслужил собственной кровью. Глаза у него были открыты, и он до самой смерти смотрел на город, который полвека назад спас от танков Гудериана…

Маршал Левченко впервые за неделю покинул подземный бункер, где находился командный пункт. Он шел под густым снегопадом и пытался разглядеть хотя бы намек на солнце, которое, судя по времени, уже должно было наполовину скрыться за снеговыми шапками, венчавшими верхушки сосен. А мысленно он представлял