На «Серпуховской» подтвердили, что Маша проехала через станцию, на «Полянке» ее тоже не видели (впрочем, туда она и не должна была заезжать, Хантер позвонил туда потому, что на «Третьяковской», через которую должна была проехать, было занято). Дозвонившись, наконец, на «Третьяковку», Хантер узнал, что Маша не появлялась и там.
Видимо, что-то случилось с ней в пересечениях соединительных веток…
Отправив мотовоз с натянутым как струна «Бурятом» и другими бойцами, Хантер сел на скамейку, закурил и стал ждать…
Повязка на глазах ослабла, потом упала. Маша открыла глаза. Даже неяркий свет керосиновой лампы заставлял щуриться. Перед ней в полумраке угадывался чей-то силуэт.
— Где мой ребенок?
— Сейчас принесут, — услышала она уверенный и вежливый мужской голос.
Через полминуты Дениска оказался у нее на руках. Мальчик не плакал, а смотрел своими глазенками глубокого синего цвета на Машу и как будто улыбался.
— Я должна покормить сына.
— Пожалуйста. Вот стул, присядьте. Я пока выйду.
Мужчина приоткрыл полог палатки и бесшумно исчез.
Кормя Дениску, Маша огляделась по сторонам. Она находилась внутри брезентовой палатки, освещавшейся керосиновым фонарем. Кроме стула, на который она присела, в ней был еще один стул позади простого деревянного стола, несколько зеленых ящиков у стен и большой самовар на табуретке. Над столом висела фотография какого-то человека в военной форме.
Маша попыталась понять, где она может находиться — помнила, как, выехав с «Серпуховской», свернула направо в ССВ, потом, перед выездом в тоннель оранжевой ветки, ее машину остановил парный патруль военных. Обычное дело, два бойца в армейском камуфляже, с АКСУ на плече, подсумками, в легких бронежилетах. У одного на плечах поблескивали сержантские лычки. Луч фонаря уперся Маше в лицо.
— Ваши документы, пожалуйста.
Маша протянула паспорт.
— Куда следуете? Цель поездки? Откуда выехали?
Расспросы несколько удивили Машу, мельниковский «Пассат» знали все и обычно пропускали без проблем, но мало ли что там у служивых случилось. Служба есть служба — и Маша отвечала на все вопросы.
— Понятненько. Будьте добры, багажник откройте.
Машу стало раздражать дотошное внимание военных, до назначенного приема у доктора оставалось не слишком много времени, но, чтобы не оказаться задержанной «до выяснения», она решила выполнять все требования. Вылезла из кабины, открыла импровизированный багажник, сделанный умельцами на «Серпуховке» вместо срезанной крыши «универсала»… Сержант подошел сзади, подхватил ее за ноги и мягко толкнул. Потеряв равновесие, Маша кувырнулась прямо в багажник, сержант прыгнул сверху, своим весом зафиксировав ей ноги, и схватил ее за руки, а второй боец сноровисто завязал Маше глаза. Судя по звуку, в машину влез еще кто-то, потом мотор завелся, и машина куда-то помчалась. Хватка на руках не ослабевала, почему-то руки не связывали. Какое-то время не было ничего слышно, кроме звука мотора и сопения сержанта, которому, несмотря на его силу, было не просто удерживать Машу, потом послышались голоса, видимо, проскочили станцию… Потом немного потрясло… Судя по звуку, проехали не меньше пяти обитаемых станций (на некоторых даже играла музыка), потом довольно долго ехали в тишине — и, наконец, машина остановилась. Гудок — спартаковская кричалка, узнала Маша, скрежет — наверное, гермодвери, машина тронулась, а сзади вновь раздался тот же скрежет. Некоторое время машина ехала в полной тишине, потом остановилась окончательно. Были слышны негромкие голоса, где-то вдалеке плакал ребенок. Послышались шаги еще нескольких пар ног, сильные руки вытащили Машу из машины, подняли и поставили на платформу.
Несколько десятков шагов, шорох полога палатки — и повязка сползла с глаз…
С «Октябрьской» позвонил «Бурят», сказал, что посты видели «Пассат» Мельникова проезжавшим в сторону «Шаболовки», но останавливать не стали — видя серьезно вооруженных солдат в машине и зная, что у полковник частенько проводит спецоперации без согласования с местным руководством. Женщину и ребенка в машине не видели, но, честно говоря, никто особо и не присматривался.
Примерно на трехсотом метре за «Октябрьской» пути были разобраны, чтобы хотя бы частично обезопасить себя от рейдов всякого отребья с юга. Для «Пассата» это не было серьезной помехой, а вот мотовоз дальше идти не мог. «Бурят» запросил поддержки — а оказать ее, по большому счету, мог только сам Мельников, имевший солидные связи в различных местах. Хантер поразмыслил немного и решил идти трясти командира, надеясь, что сможет привести его в чувство.
Мельников, как обычно, сидел в своей палатке, тупо глядя в пространство.
— Слава Богу, не успел еще самогона засадить, — подумал Хантер, глядя на осургученную горловину бутыли «Кропоткинского первача».
— Командир, беда! — без лишних предисловий начал разговор Хантер. — Машу похитили.
Глаза полковника блеснули, но он пока что молчал. Хантер почувствовал, как изменилась аура вокруг командира — он начал становиться самим собой, было видно, что начинают со скрипом вращаться колесики мыслей и инстинктов, которые и делали Мельникова превосходной боевой машиной. «Делали еще несколько месяцев назад» — поправился Хантер, — «Мастерство не пропьешь, конечно, но затупить его можно».
Хантер доложил все известное ему и высказал предположение, что Машу захватили «калужские» — та самая банда, которая похищала девчонок и делала их своими наложницами.
— Если так, то дело плохо, — наконец откликнулся Мельников, — Но, вообще-то, думаю, что это не они. «Калужские», знаешь ли, девочек помладше предпочитают… И «серьезно вооруженные» — тоже не про них… Форму, опять же, не используют — это им «западло», не по их понятиям… Не, тут кто-то другой.
— Так может, ребят соберем — да и двинем туда?
— «Туда» — куда? Что мы знаем? Ты горячку-то не пори… не в Багдаде, поди…
— Командир, там же Маша, малыш…
— Эд, если их забрали — то пока что их жизни прямой и немедленной угрозы нет. А Машутка мне самому как сестра, так что не надо… Иди пока, а я подумаю тут…
Полчаса спустя Мельников вышел из палатки. Командира было не узнать — или, точнее, узнавался старый Мельник, каким он был раньше. До синевы выбритое лицо, начищенные ботинки, отглаженный камуфляж, ладно пригнанный бронежилет, вычищенный автомат…
— Хантер, построй ребят, кто есть — с дежурства смени наших, поставь курсантов пока.
Бойцы быстро выстроились на платформе.
— Слушай приказ. Через пятнадцать минут выдвигаетесь на «Октябрьскую». Снаряжение — комплект номер три. Оружие проверить, взять снаряжение для группы «Бурята». Старший — Хантер. «Стикс», останешься пока здесь со мной, отвечаешь за спецсвязь. Вопросы? Вопросов нет, отлично. Осталось четырнадцать минут тридцать секунд.
В назначенное время отряд бодрой рысцой ушел в тоннель, а чуть позже Мельников незаметно выскользнул из своей подсобки в параллельный тоннель и растаял в темноте.
Маша закончила кормить Дениску, малыш уснул, сладко чмокая во сне. Полог приподнялся и опять зашел давешний вежливый незнакомец. Теперь Маша смогла рассмотреть его. Наголо бритый череп, большой лоб, густые прямые брови, стальные глаза, узкие губы, тяжелый подбородок со шрамом. На могучей шее на простой нитке — крест, и рядом с ним — на цепочке — офицерский жетон с личным номером. Накачанный торс прикрывает черная майка, поверх которой надеты две кожаных подплечных кобуры с пистолетами, камуфляжные штаны с армейским ремнем, к которому приторочен внушительных размеров охотничий нож, тяжеленные ботинки-гриндерсы с белыми шнурками. Угрожающая внешность — но умное и внимательное выражение глаз несколько сглаживает тягостное впечатление.
— Во-первых, прошу извинить за доставленное беспокойство… — начал бритоголовый. — К сожалению, у меня не было другого способа заручиться поддержкой сталкеров. Если ваши друзья будут достаточно сговорчивыми — а насколько я могу понять, они будут сговорчивыми, у вас не будет никаких проблем, кроме кратковременной разлуки с мужем. Если нет… впрочем, давайте исходить из первого предположения… я по натуре — оптимист, знаете ли, Мария Александровна. У вас хорошее имя, и вы сами, к счастью… — бритый запнулся.
— Что — я? — спросила Маша
— Скажем так, красивая русская женщина. У моих подчиненных, знаете ли, порой бывают неадекватные реакции… на инородцев, назовем их так. Да, позвольте представиться — меня зовут Петр Иванович. Я тут за старшего, поскольку наш уважаемый Глава — он кивнул на фотографию на стене, — оставил нас…
— Чего вы добиваетесь, зачем мы вам нужны?
— Вам необязательно это знать, поверьте, мне искренне жаль, что я вынужден втянуть вас в наши мужские дела. Единственное, о чем я вас попрошу — не выходите и не выглядывайте из этой палатки. Если вам что-то будет нужно — вам достаточно просто позвать дежурного, он в любой момент к вашим услугам — в разумных пределах, разумеется, наши возможности все же ограничены. Вы хорошо меня поняли?
