– Ей я должен доказать совсем другое. - Слова падали тяжело и хмуро, чародей даже не смотрел по сторонам, предоставив Корбулону выбирать дорогу. - Чго стал иным. Что ложь мне отвратительна. Что никогда бы не поступил так снова. Но… такое уже никогда не докажешь, брат-в-духе. Она была права. Хорошо, что бокал в лицо не выплеснула…
– Не сделала бы, - уверенно заявил кентавр. - Презрение и равнодушие, брат-в-духе, вот что тебя добило. Пощечина или там вино в физиономию - это признаки сильного чувства. А когда на тебя смотрят с легкой гадливостью, как на насекомое, вроде тех, что я давлю копытами… о, вот тут, брат-в-духе, мы, мужчины, можем горы свернуть и вверх ногами поставить!
– Я не переворачивал никаких гор. Жил как живется. До той поры, пока…
– Пока не решил, что надо попробовать крови? Ах, брат, брат мой, мы, кентавры, навеки связали свою судьбу с родом человеческим, наша магия без вашей - ничто, как и ваша - без нас; и я могу сказать тебе: не тот хороший сказитель, кто пишет о том, что видел, а тот, кто напишет о невиданном, им самим не испытанном так, что люди о том забудут. И даже не задумаются. Но куда ж мы теперь едем-то?
– Пока ты, брат, отсыпался, я поговорил кое с кем. Здесь еще есть болотники. Чего, собственно, и следовало ожидать. Они всегда кучно селятся, гнездом.
– Что, опять в трясину? - ужаснулся Корбулон.
– Может быть.
– Зачем они тебе, зачем? - страдал кентавр. - Золота ты не берешь…
"Да, не беру. Только кости жертв. И еще - души дивов, если, конечно, у них это настоящие души, а не алхимический туман".
– Вообразил себя непобедимым, да-а? Решил, что ты есть великий маг, победитель нечисти? Обо мне ты, конечно, не думал, ну совсем, ну ни на полстолечка! - обиженно и плаксиво затянул человекоконь.
Ким не отвечал. Корбулон стенал, скулил, однако послушно нес седока все дальше и дальше от оживленной дороги, приличных таверн, гостеприимных постоялых дворов и приятного общества кентаврих.
Деревенька им попалась совершенно захудаленькая. С трудом верилось, что всего в полудне пути отсюда - большой тракт. Низкие, соломой крытые избенки с подслеповатыми окнами, покосившиеся, скривившиеся; тощие свиньи; поджарые, словно для бегов готовящиеся куры; худые псы, тотчас поднявшие жуткий перебрех.
– Эй, почтенный! - окликнул Ким первого попавшегося мужичка, босого, в худой серой рубахе и латаных-перелатаных портах - Тут у вас, говорят, болотник завелся? Житья не дает?
– Не дает, мил-человек, как есть не дает! - Мужичок поклонился. Ким не носил герба, следовательно, к благородному сословию не принадлежал. - Детей ворует, аспид, - добавил он, глубокомысленно поковырявшись в носу. - Хотя это ишшо што, детей-то настругать… на стадо нападает, коров да овец в лес к себе уманивает… Ким кивнул, обрывая излияние:
– Где ваш старшина?..
…Деревенский старшина обитал в избе лишь чуточку побольше и почище, чем у остальных. Он долго и нудно перечислял свалившиеся на село беды, после того, как "при дедах наших" болотный див поселился на ближнем бучиле. Ким терпеливо слушал, Корбулон, просунувший голову в окно - тоже, хотя и состроил жутко капризную и недовольную мину.
– Дорогу-то сможете показать, почтенный? - наконец спросил Ким.
– Дорогу-то? Отчего ж не показать, господин маг, благодетель наш. Вот только от комеса вечор гонец прискакивал, рек, мол, едет сюда самознаменитейшая истребительница нечисти, какие токмо бывают. Ездит, грит, на черном единороге, волосы - что твое золото, по ветру летят… Как бы, господин маг, чего не вышло, потому как рек гонец, шоб мы, мол, ничего б не делали. А мы што? Мы и не делаем. И отцы наши со дедами… Все ждали, когда помощь придет. А тут эвон как, сразу двое…
– Так, - с непроницаемым лицом сказал Ким. - И когда ж следует ждать… сей знаменитой истребительницы?
– Со дня на день, грят…
– Вот и хорошо, брат-в-духе, поедем отсюда! - обрадовался Корбулон.
– Да. - Ким поднялся. - Ты прав. Поедем.
***
– Я ж совсем иное имел в виду! - плакался кентавр, пробираясь глухой чащей. - Ой! Аи! Царапаются!
– Пригибайся, - посоветовал маг. - Тогда и царапаться не станет.
– Ага, пригибайся… а кто будет болотника для своего неугомонного брата-в-духе искать? Раз дорогу нам не показали? Да и чего ты спешишь-то так? Тем более… гм… такая встреча могла бы получиться… Она б приехала, вы б…
– Умолкни. Прошу.
– Вот так всегда, всегда-всегда. Затыкают рот, слова сказать не дают… Все, приехали. Вон за той островиной. - Кентавр остановился как вкопанный. - Ох, брат-в-духе, что ты делаешь, что делаешь! Сам же говорил, половину эликсиров растратил, с чем на дива-то пойдешь?
– Вторая-то половина осталась, - Ким спешился, поддернул латанный железом плащ, шагнул к трясине. - Жди меня здесь, брат. Как и в тот раз.
– Куда ж я денусь! - Корбулон проводил человека скорбным взглядом. - О, злая, злая судьбина! За что страдаю, за что терплю муки?! Я, созданный для творчества, для вдохновения…
Не слушая, Ким шагнул в болото.
Здесь тоже были гидры и перекрытый заплотами-засеками островок. Во мху то и дело попадались белые кости - останки скота, выманенного сюда мелким дивовым прислужьем. Человеческих, по счастью, не было.
Ким шел, мрачно опустив голову, и думал совсем не о болотнике. Та, что ездит на черном единороге, будет здесь. Совпадение? Невероятно. Она здесь… из-за него? Тоже нет. Его пути никто не знал.
Он потряс головой и решительно полез через засеку. Им овладевала веселая злость, когда получается решительно все, а как - потом ни за что не объяснишь и не повторишь уже.
***
…Над развороченной ямой, совсем недавно бывшей болотной хаткой хищного дива, медленно поднимался плотный сизый дым. Ким закашлялся, кое-как прикрываясь рукавом.
Все то же самое. Яма. Кости. Золото. Див попался какой-то мелкий, примученный, словно не пошла ему впрок выманенная крестьянская скотина. Газыри Кима опустели окончательно.
Однако в заветной бутылочке, что на груди, бьются, разрывая бесплотные рты в немом вопле, плененные им души болотников.
…Вместе с Корбулоном они выбрались на торный тракт. Кентавр радовался предстоящему возвращению, словно ребенок, и потому болтал без умолку. Ким молчал, не снимая ладони со склянницы-тюрьмы.
Двое. Двое болотников. А нужно двенадцать. И Корбулон… Действительно бесчестно таскать бедолагу по этим местам.
Но баллада - или пьеса - и в самом деле получится.
Испытано на себе.
Осталось только поискуснее переврать все пережитое. Включив сюда и слух о готовом вот-вот появиться черном единороге и его знаменитой наезднице.
Они остановились в первом попавшемся трактире. Ким ел принесенное, не разбирая вкуса.
Из головы не шел рассказ деревенского старшины.
Был вечер. Ким вышел на крыльцо, застыл, запрокинув голову, задумчиво глядя на звезды. Они видят и помнят все - и твою подлость они запомнили тоже. Ничего нельзя исправить, ничего нельзя переделать - это словно медленно действующий яд.
Что-то горячо толкнуло в грудь, заставляя поднять голову. И - замереть, до боли стиснув кулаки.
Презрительно игнорируя кинувшихся к нему конюхов, через двор горделиво шествовал черный, как ночь, скакун - настолько плавно и настолько бесшумно, что казался призраком, а не живым существом из плоти и крови. Грация его движений выглядела иномировой, он даже не шел, он струился сквозь ночь, темнее самого непроглядного мрака, и глаза сияли словно две ярко-алые рубиновые звездочки.
– Брат-в-духе… - потрясенно пробормотал Корбулон, с трудом обретая дар речи. - Это же… это же… - Самонадеянный кентавр казался сейчас потрясенным до глубины души.
– Черный единорог, - докончил за него чародей тоже дрогнувшим голосом.
– Она здесь. - Корбулон попятился. - Она нашла тебя!..
– Нет. - Киму хватило сил по крайней мере казаться равнодушным. - Не мы. Болотники.
– С которыми ты что-то сделал! - взвизгнул Корбулон. - Ох, брат, брат-в-духе, говорил же я тебе, что…
Перед животным, пронзая плоть темноты, плыл острый витой рог, свитый из алого и золотого пламени. По рогу то и дело прокатывались огненные волны, не дававшие, однако, никакого света.
Могучая магия разливалась вокруг, и ее ощутили все, от мала до велика. Взвыли цепные псы, поджимая хвосты и пятясь от страшного пришельца, коты с яростным шипением метнулись прочь, норовя забраться повыше; заволновались, заржали кони в обширных стойлах, и последними отступили люди, поддаваясь завораживающему видению - черный единорог казался глашатаем неведомых бедствий, предвестником орды голодных демонов, по всеобщему поверью, только и ждущих момента для прорыва в привычный людям мир.
На спине единорога, в высоком седле по-мужски сидела девушка, словно облитая иссиня-черным шелком. И как белое пламя, по плечам ее рассыпались светлые, очень светлые волосы. Острый подбородок, мягкая линия скул, большие глаза, что, казалось, светятся изнутри. На левом бедре висела легкая изящная сабля-котур, справа - игольчатый кинжал, и рукоятка еще одного торчала из-за голенища высокого сапога.
