– Небеса и драконы… - бормотал кентавр. - Посмотри только на ее перстень. Четыре карата, не меньше, и это конечно же из Светящихся Стрекоз, восемьсот гранов чистого золота каждый, а эфес, эфес, ты только глянь, смарагды, и я никогда не видел ничего подобной чистоты… Брат, брат, мне нужно…
Зло кося алым глазом, черный единорог остановился прямо против Кима и Корбулона. Кентавр тотчас попятился.
Ким примирительно развел руки. Глядеть в глаза наезднице он избегал.
– У меня есть к вам несколько вопросов. - Девушка говорила холодно и равнодушно. - Благоугодно ли будет вам ответить на них добровольно?
– Д-да, конечно, - хрипло ответил Ким. - Спрашивай…те.
Наездница не спешивалась.
– По слову моего Совета я прибыла в эти места, дабы положить конец расползанию болотников. - Девушка холодно смотрела поверх головы Кима, цедила обкатанные, мертвые слова, гладкие, словно ледышки. - Заметив чужое вмешательство во мне порученное дело, обязана была произвести расследование, как и сообщить о том факте предмету оного.
– Готов ответить посланнице Совета, - формальной фразой ответил и Ким, прячась за ней, словно за последним щитом.
– Что вы взяли в логове болотника?
– Ни… - Ким запнулся, сжал кулаки. - Взял. Но не материальное. То, что нельзя продать. Меня нельзя обвинить в присвоении клада.
– Никто и не собирается. - Черный единорог переступил копытами, заставив Кима попятиться. - Что с душой болотника?! Где она, а?! Ей положено девять дней крутиться вокруг разоренного гнезда. А ее нет и в помине. Мой кристалл ничего не видит. И я - ничего не чувствую. А ужу меня, поверьте, нюх на этих бестий… выработанный. Где ж она? Ничего не подскажете, господин сочинитель, внезапно сменивший профессию?
Сочинитель вздохнул, распустил завязки грубой кожаной куртки.
Всадница с шипением выдохнула сквозь зубы, едва завидев оплетенную бутылочку.
– Не удивляюсь. Даже не спрашиваю, как это удалось, о сем осведомятся другие. Но вы, господин сочинитель, неужели не понимаете, чем рискуете? Что, если он вырвется на свободу?
– Не вырвется, - по-мальчишески насупился Ким.
– Один раз, - сухо сказала воительница, - я имела глупость вам поверить, господин сочинитель. Второй раз не выйдет.
– Я…
– И не надо называть меня по имени, - резко перебила она.
– Хорошо, - покорно ответил маг. - Он действительно не вырвется. Я все-таки не только сочинитель. Во всяком случае, учился. Алхимия. Начинал как составитель эликсиров. Некогда болотники распространились чуть ли не до самой столицы, заплели все паутиной, так что выжигать пришлось всем магическим гильдиям вместе. И чародеев все равно не хватало. Требовалось оружие, которым даже неграмотный пейзанин смог бы защитить себя. Такие эликсиры в свое время и были разработаны. Я лишь поднял старые рецепты.
– В том числе и для удержания души болотника в заточении?
– В том числе и… - кивнул Ким.
– И для чего же? Какой с них прок, кроме опасности упустить со всеми вытекающими?
– Прок? Никакого прока. На полку поставить. Пусть рожи корчат. Заслужили.
– Не будем говорить, кто и чего заслуживает, - оборвала его наездница. - Держать души болотников дома на полочке - несусветная глупость.
– Вы хотите отнять их у меня?
– Я не надзирательница. - Лицо всадницы дрогнуло от обиды. - Я истребляю нечисть. Отбирать - предназначение совсем иных.
– Тогда чем еще я могу помочь высокому Совету?
– Честным - хотя бы раз - честным ответом на прямой вопрос. - Глаза оставались презрительно сощурены.
– Честный ответ вам или Совету?
– Совету. И мне. Не стоит нас разделять.
Ким вздохнул:
– Хорошо, я отвечу. Болотники… это, собственно, могли бы быть даже и не болотники, какая-то другая нечисть…
– Только не надо врать, - перебила воительница.
– Я… виноват, - Ким опустил голову, развел руками. - Я знаю, что не должен…
– Раз не должны, то и не говорите. - Воительница оставалась прежней, холодной и неприступной. - Ответьте на вопрос.
– Мы так и будем говорить здесь? На виду у всех?
– Мне здесь нравится больше. Как и моему единорогу.
– Хорошо. - Маг развел руками. - Я… не хочу врать. Иду к Поэтическому Меду.
Наездница откинулась в седле, тонкие пальцы сжались на изумрудном эфесе.
– К Поэтическому Меду… - процедила она сквозь зубы. - Как же, наслышана. Легенда старая, красивая, нечего сказать. Живет где-то в горах некий великан, имя его в разных версиях варьируется. В тайной кладовой хранит он Мед Поэзии, и кто сумеет добраться до него и сделать хоть глоток - тот станет величайшим из поэтов. Гм… в вашем случае - понимаю, вполне понимаю. Бездарность - она всегда бездарность. Вы пишете очень плохие книги, господин сочинитель. Те, что "любовь-морковь", для труппы Сакки.
Ким глубоко вдохнул и выдохнул.
– Те, что для "знатоков и ценителей" - не лучше, - безжалостно продолжала воительница, - что ставит баронесса Шатиньи.
Маг ответил не сразу.
– Да, есть неудачные, - выдохнув, признался он, стараясь не выказать обиды. - Или, скажем лучше, неважные. Зато удается сделать кое-что другое. "Переломанные кости", например. Или "Смерть считать не умеет". На сцене не ставились, к постановке не предлагались. Распространяются в списках. Ценимы многими искушенными читателями. Да и вы тоже…
– Этого мы касаться не станем, - отрезала всадница. - Значит, собрались за Поэтическим Медом… что ж, уложения Совета сему не препятствуют. Однако хранение души оного болотника… кстати, он там один?
– Нет, - мрачно сказал Ким. - Я еще одного прикончил.
Точеный подбородок воительницы вздернулся.
– Интересно, конечно, господин сочинитель, где и как вы разузнали точное местонахождение…
– Ничего особенного, - пожал плечами Ким. - Я ведь учился у великого Септимуса…
– Не может быть!
– Отчего ж нет? Разве не были его первые вещи совершенно провальными? Разве не освистывала его публика? Разве не впал он в совершеннейшую нищету, подумывая о самоубийстве? И разве не был допущен он в архивы Совета, когда некая добрая душа устроила его туда переписчиком?
– Продолжайте!
– Септимус и нашел там пергамент. Старый-престарый, со списком легенды и подробной картой. Анонимный автор уверял, что нашел дорогу, однако не смог пробиться к Меду. Септимусу терять было нечего, он бросил работу, запасся эликсирами, и добился успеха. Недаром после возвращения стиль его изменился до неузнаваемости, а "Голубку" играют до сих пор, хотя прошло уже тридцать пять лет…
– И все это он открыл вам?
– Я был с ним, когда он умирал. Не знаю, почему он решил мне признаться…
– Септимус был гением, - ледяная броня не давала трещин, - настоящим гением, и "Голубка"…
– Вы вольны мне не верить…
– Да уж, трудновато будет. А взглянуть на сей пергамент?..
– Его у меня нет, - повесил голову Ким. - Опасаясь, что драгоценное свидетельство может быть утеряно, похищено, я из страха, что меня опередят, зазубрил все приметы наизусть, оставив оригинал в столице…
– Очень на вас похоже, - презрение, казалось, сейчас хлынет через край. - Впрочем, благодарю за добровольное признание, - прежним, холодно-формальным голосом проговорила она. - Это вам, бесспорно, зачтется. Действительно, зачем еще может потребоваться сочинителю нечисть? А ведь в трех списках предания прямо говорится: "Дверь к Меду Поэзии откроет сосуд зачарованный, души трех убиенных тварей нелюдских содержащий"…
– Хранение души убитого болотника не запрещено никакими эдиктами, - негромко, но упрямо отозвался маг. - Этоопасно, не спорю… также, какхранение меча.
– Меч не выйдет из повиновения владеющего им.
– Но его могут украсть.
– Не собираюсь вести здесь философические диспуты. Где был убит второй болотник?
– Местные называли это место Гнилой Гатью. Не знаю, я лично никакой гати там и в глаза не видел. День пути по тракту на…
– Благодарю за разъяснения, я знаю дорогу, - убийственно-вежливо отозвалась воительница.
– Я… свободен? У посланницы Совета ко мне больше нет вопросов?
– Вы предупреждены, - нехотя проговорила всадница, - об опасности хранения при себе душ, принадлежащих уничтоженной нечисти. Эдикт Совета объявляет все, взятое чародеем, - кроме золота, кое принадлежит его величеству, - его добычей, имея в виду, конечно, ингредиенты или артефакты…
– Я смогу представить доказательства, что души болотников являются таковыми.
– Не сомневаюсь. Вам врать не впервой, господин сочинитель.
Ким опустил голову. Возразить нечего.
– Желаю счастливого пути, милостивый государь. Надеюсь, после обретения вами Поэтического Меда ваши… творения станут хоть чуточку лучше.
Черный единорог захрапел и шагнул в сторону. Наездница вытянулась струною на его спине, зло вцепилась в поводья, лихо гикнула - ударили копыта, ярко сверкнул рог, и диковинный зверь мигом исчез в темноте, одним легким прыжком перемахнув закрытые по ночному времени ворота.
