Никодим не стал расстилаться перед приближёнными к императору и сухо попросил их покинуть поместье.
И Забела и Виленский понимали, что Никодим не может отказать хозяину или хозяйке в приказе, поэтому не стали сопротивляться. Только Забела произнёс:
— Никодим, я буду либо в городе, либо у Картузова, как решу, дам знать, присылай каждый день весточку, утром и вечером. Что здесь и как.
Никодим посмотрел на Лопатина и кивнул. А Лопатин стоял тут же и был горд своей дочерью.
Забела и Виленский пошли вниз, провожаемые Никодимом. И одному и второму было стыдно. Эта маленькая большеглазая женщина была права. Они идиоты, страна находится в тяжёлой ситуации, император на них рассчитывает, а они… Забела повернулся к Виленскому, взглядом попросил Никодима оставить их вдвоём, и протянув руку сказал:
— Серж, прости, я понимаю, насколько предосудительно это выглядело, но у Ирэн Леонидовны я просил прощения за грубость, ничего больше.
Виленский вспомнил, что Ирэн назвала Забела хамом и грубияном и понял, что тот, вероятно, говорит правду. Протянул руку в ответ:
— Прощаю, нам вместе работать, Ирэн права.
И тут Забела вернул ехидную улыбочку на лицо и сказал:
— Но если ты разведёшься, то я времени терять не буду.
Барону снова захотелось ударить графа по лицу, но вместо этого, он крепче сжал его ладонь, чуть дёрнул на себя, отчего, стоявший в сторонке Никодим напрягся, думая, что сейчас придётся господ разнимать, и тихо сказал тому прямо в лицо:
— Не дождёшься…
И тоже улыбнулся.
В сторону поместья Картузова господа выехали вместе.
По дороге каждый из них думал о своём. Барон вспоминал как он увидел Ирэн и… не узнал. Она стала ещё прекрасней. Да что там. Она никогда ещё не была настолько прекрасной. Какой взгляд, осанка, глазищи её эти. Они больше не были наполнены вселенской грустью и тоской, это были глаза хищника, победителя, в них был целый мир.
Как она их с Забела поставила на место, всего двумя фразами. И ни крика, ни истерики, всё чётко и обосновано. Нет, хорошо, что он попросил императора отложить помолвку и не передал бумаги о разводе законникам. Жаль, что не удалось поговорить с Ирэн, но теперь он сделает всё, чтобы сохранить их брак. Он отдаст ей документы только, если она сама попросит.
На ум пришла золотоволосая девочка. Это дочка Ирэн и… его. Она же родила её в браке с ним, значит он поедет и заставит Балашова отказаться от ребёнка.
Внезапно барон вспомнил, что Ирэн упомянула про письма, на которые он ей не ответил. Неужели его обманывают в собственном доме. Он вспомнил «защитную» реакцию сестры, когда спросил не было ли там письма. Как она могла?
Граф же размышлял о том, что его подвела собственная недальновидность и несдержанность. Как теперь вымолить прощения у Ирэн. А что дальше, готов ли он так как Виленский всё ей простить? Забела задумался, глядя как Батыр радостно бежит по дороге разминая мышцы.
— Вот у кого всё просто, есть хозяин, есть друг и есть чужой, — вздохнул Забела и переключился на мысли о службе, вспоминая все ли инструкции оставил Никодиму:
— Эх, надо бы сказать ему, чтобы ювелира не выпускал, ну да ладно, пошлю человека, как до Картузова доберёмся.
* * *
А Ирина в лаборатории занялась тем, что пыталась вспомнить формулу дустового мыла. Ей не хватала знания того, есть ли уже ДДТ* или нет. В её прежней реальности этот компонент был изобретён в конце девятнадцатого века, но почти полвека никто не знал, как его использовать. Возможно, ей удастся сподвигнуть кого-то, кто бы мог синтезировать это вещество уже сейчас.
(*В 1874 году австрийский химик Отмар Цайдлер синтезировал вещество под названием 4,4'-дихлордифенилтрихлорэтан, сокращенно — ДДТ. Но только в 1937-м обнаружили, что это соединение очень ядовито для насекомых.)
Надо было ехать в Софье, возможно вместе они найдут решение. Из химических компонентов нужна серная кислота, а здесь она точно уже есть и хлорбензол, с этим пока было непонятно. Конечно, сразу пришло в голову дегтярное мыло, но оно послабее дустового, поэтому Ирина сначала решила попробовать с дустовым, а уже, если не выйдет, то будет делать дегтярное. Всё-таки ей хотелось, чтобы дегтярное мыло воспринималось ближе к косметическому, нежели к медицинскому.
Как и в прошлой жизни, когда Ирина «посылала» запрос о том, что ей нужно, ответ мироздание давало достаточно быстро.
В дверь лаборатории постучали, и дворецкий сообщил, что прибыл доктор Путеев и очень просит барыню выйти. Вот у кого можно узнать про хлорбензол, — подумала Ирина и пошла встречать доктора.
Увидев Путеева, Ирина обрадованно улыбнулась:
— Николай Ворсович, очень рада видеть вас, как всё прошло? Как ваш съезд?
всё прошло великолепно, вот привёз вам документы от Поликарпа, всё он поджал на оформление, уже начали размещать заказы, скоро справляться не будете. Всё медицинское сообщество в полном восторге.
Ирина порадовалась, но ещё её волновало, как там Анна, потому что с тех пор как её увезли она не написала ни строчки, и Ирина спросила:
— Удалось ли поговорить с отцом Анны? Как она?
Путеев вздохнул, явно собираясь с мыслями, но расстроенное выражение его лица о многом сказало Ирине.
— Не удалось с ним встретиться?
Путеев рассказал о своём незадавшемся сватовстве, Ирина только качала головой. И вдруг ей пришла в голову мысль, возможно Строганов отказал, потому что у Анны есть жених, барон Виленский. Что, если Путееву с ним поговорить по-мужски, объяснить, что Анна и Николай любят друг друга. Виленский вроде мужик умный, может поймёт. И Ирина рассказала Путееву про то, что у Картузова сейчас находится барон, который был объявлен женихом баронессы Строгановой.
— Я с ним должен поговорить, — вскочил Путеев
Ирина даже перепугалась:
— Только прошу вас Николай Ворсович, без глупостей, вы уже достаточно совершили, не усугубляйте, поговорите с бароном спокойно.
И пока Путеев не поклялся Ирине, что не позволит себе ничего лишнего в разговоре с Виленским, она его не отпустила.
Заставила его освежиться после дороги и поесть, только после этого Путееву выделили коня, и он отправился к Картузову, продумывая что он скажет барону и боясь самого себя, потому как даже самому себе он не смог предсказать того, что сделает, если барон ему откажет.
Глава 12
Путеев приехал в поместье помещика Картузова, когда господа Виленский и Забела уже успели отобедать. Сперва Иван Иванович удивился, что Путеев сам приехал, вроде не вызывали, но узнав, что тот хочет встретиться с бароном, подумал, что вопрос касается Ирэн.
Помещик Картузов искренне переживал за Ирэн, для него она была как дочка, а теперь ещё и «посланная богом», та, которая помогла воплотить его мечту в жизнь, поэтому Иван Иванович желал Ирэн только счастья и готов был разобраться с любым, кто бы посмел её обидеть.
Поэтому он спросил Путеева, уж не собирается ли тот обсуждать Ирэн Леонидовну с её супругом, и был готов выпроводить доктора, если тот что-то себе вообразил. Картузов был так настойчив, что пришлось Путееву рассказать ему свою историю.
Иван Иванович выслушал, покачал головой и задумчиво сказал:
— Сложная у вас ситуация Николай Ворсович, но барон Виллье прав, ваши с Ирэн изобретения возвысят вас. Наш император не скупится ни на титулы, ни на награды, если вы на благо страны что-то сделаете. И к Сергею Михайловичу вы правильно решили приехать с этим, он человек достойный.
С этими словами Картузов оставил Путеева одного и пошёл звать барона Виленского, который был где-то на территории литейки вместе с графом Забела и Прошей.
Сергей Михайлович Путеева знал, встречались несколько раз, когда они с Ирэн только поженились, да ещё и в последний свой визит в уездный город. Виллье и император хорошо отзывались о нём и о больнице, которой Путеев руководил.
Но барон даже и предположить не мог, что речь пойдёт о его… невесте.
