что спасли ему жизнь.
Через десять минут «Скорая помощь» удалилась в лунную ночь. По пути он медленно осознавал, что же именно оставил и получил сегодня на горе.
Первый раз
Женившись, он полностью отказался от попыток противиться времени. Однажды он перевез вещи из своей квартиры в ту, которую теперь делил с женой. А те, что не годились для совместного использования двумя людьми, он отнес в свой кабинет в больнице. Небрежно перебирая их, он нашел мозаику, сделанную из цветных камешков. Увидев многоцветную кривую, он вдруг понял, что со времени поездки на гору Сиюнь прошло уже десять лет.
Альфа Центавра А
Группа молодых сотрудников больницы отправилась на весенний пикник. Он придавал значение этой поездке еще и потому, что почти наверняка не получил бы приглашения туда и на будущий год. На сей раз организатор поездки с самого начала напустил туману – плотно задернул занавески на всех окнах автобуса и потребовал от всех по прибытии угадать, где они находятся. Тому, кто первым даст правильный ответ, был обещан приз. Он понял, куда они попали, как только вышел из автобуса, но промолчал.
Перед ним возвышался самый большой пик горы Сиюнь, сверкавший на солнце жемчужинами куполов.
Дождавшись, пока кто-то, явно наобум, верно назовет место, он сказал организатору поездки, что хочет подняться в обсерваторию навестить знакомых, и зашагал пешком по круто поднимавшейся вверх извивающейся дороге.
Он сказал почти правду, за исключением разве что того, что женщина, имени которой он даже не знал, не была штатной сотрудницей обсерватории. Наверняка ее давно уже нет здесь. Он даже не собирался заходить внутрь, просто хотел оглядеть то место, где десять лет назад его душа, горячая, сухая и яркая, как Солнце, превратилась в нить лунного света.
Час спустя он добрался до вершины горы и белых перил обсерватории. Краска на них потрескалась и выцвела. Он молча рассматривал теснившиеся на небольшой площадке корпуса. Место мало изменилось. Он быстро нашел куполообразное здание, в которое когда-то входил, сел на каменный блок, лежавший в траве, закурил сигарету и зачарованно уставился на железную дверь здания. Из глубин памяти всплыла сцена, которую он так долго лелеял: полуоткрытая железная дверь в луче лунного света, похожего на воду, и легкое перышко, вплывающее в комнату…
Он был настолько погружен в это давнее воспоминание, что не удивился, когда произошло чудо: железная дверь обсерватории действительно открылась. На солнечный свет выплыло то самое перышко, которое когда-то соткалось из лунного света. Женщина быстрым шагом прошла, почти пробежала, в другую обсерваторию. Он видел ее не более двадцати секунд, но знал, что не ошибся.
Через пять минут они встретились.
При ярком освещении она оказалась именно такой, какой он ее себе представлял. Он не удивился этому. А ведь прошло уже десять лет. Ну, не должна была она выглядеть точно так же, как та женщина, едва освещенная несколькими лампочками приборов и луной. Он был озадачен.
Она была приятно удивлена, увидев его, но не более того.
– Знаете, доктор, я посещаю все обсерватории, работающие по моей теме. В этом году я приехала сюда всего на полмесяца. И почти сразу снова встретила вас. Это, наверно, судьба!
Небрежно брошенная последняя фраза подтвердила его первоначальное впечатление: увидев его снова, она не почувствовала ничего, кроме удивления. Но все же узнала его, хотя прошло целых десять лет. В этом он находил какое-то утешение.
Для начала они перекинулись несколькими словами насчет судьбы того ученого-англичанина, из-за травмы которого он приехал сюда впервые. И лишь потом он осведомился:
– Вы все еще занимаетесь мерцанием звезд?
– Да. Два года я наблюдала за мерцанием Солнца, а потом перешла к другим звездам. Вы наверняка понимаете, наблюдение за другими звездами требует методов, не имеющих ничего общего с теми, какими мы изучаем Солнце. Проект не получил тогда нового финансирования и прервался на много лет. Мы возобновили его – и то в объеме, далеком от предусмотренного, – лишь три года назад. Сейчас мы наблюдаем только двадцать пять звезд. Но их все прибавляется.
– Вы, наверно, сделали много новых мозаик?
Улыбка, которую он когда-то увидел при лунном свете, многократно всплывавшая из глубин его памяти за минувшие десять лет, теперь появилась на солнце.
– Неужели вы помните?! Да, каждый раз, бывая на горе Сиюнь, я собираю красивые камешки. Пойдемте, я вам покажу!
Она повела его в обсерваторию, где они впервые встретились. Войдя, он сразу увидел гигантский телескоп. Неизвестно, тот самый ли, что стоял тут десять лет назад, а вот компьютеры, которые его окружали, были явно новыми. Они-то не могли просуществовать так долго. На высокой изогнутой стене висели уже знакомые ему мозаики самых разных размеров, изображавшие волнистые кривые. Все они были разной длины. Некоторые были нежны, как море. Другие были, напротив, грубыми, как ряд высоких башен, беспорядочно соединенных вместе.
Переходя от картинки к картинке, она рассказывала, какие волны порождены какими звездами.
– Эти мерцания мы называем мерцаниями типа А. Они встречаются не так часто, как другие типы. Разница между мерцаниями типа А и другими типами не только в том, что их энергетические флуктуации на порядок, а то и несколько более выражены, но и математика их кривых несравненно элегантнее.
Он растерянно покачал головой.
– Интересно: все ученые, занятые фундаментальными науками, всегда говорят об элегантности математики. Я думаю, это у вас, что называется, пунктик. Например, вы все уверены, что уравнения Максвелла невероятно элегантны. Когда-то я пытался разобраться в них, но так и не смог понять, в чем их элегантность…
Как и десять лет назад, она сразу сделалась серьезной.
– Их элегантность сродни элегантности кристалла – очень твердые, идеально чистые и совершенно прозрачные.
Неожиданно он узнал одну из мозаик.
– О, вы сделали ее копию! – И, увидев недоумение на ее лице, пояснил: – Это же тот самый график мерцания Солнца, который вы подарили мне десять лет назад.
– Но… вовсе нет. Это график мерцания типа А звезды Альфа Центавра А. Мы наблюдали ее… э-э… в прошлом октябре.
Он нисколько не сомневался в том, что она искренне озадачена его словами, но был совершенно уверен в том, что сказал. Слишком хорошо он знал этот график. Более того, он мог бы безошибочно назвать цвет и форму каждого камня, из которого состояла кривая. Он не хотел рассказывать ей, что, пока он не женился в прошлом году, эта мозаика всегда висела у него на стене. Каждый месяц обязательно выпадало несколько ночей, когда лунный свет падал в окно, и он мог разглядывать мозаику, лежа в постели. Он молча пересчитывал камешки, из которых слагалась кривая. Его взгляд ползал по ней, как жук. Обычно он засыпал, пройдя путь в одну сторону и дойдя до середины
