Когда я вошел в бар Чири, ночная смена только что приступила к работе. Мне сразу же полегчало. На сцене под сикхскую агитационную песню зажигательно танцевала Кэнди. Это была музыка такого типа, от которой мне сразу же хотелось поскорее убраться куда-нибудь.
— Джамбо, мистер Босс! — приветствовала меня Чири.
На лице ее вспыхнула улыбка.
— Как дела, милашка? — ответил я. Я сел у дальнего конца стойки.
Чири смешала «Белую смерть» и принесла мне.
— Готовишься к еще одной волшебной ночке на Улице? — спросила она, шлепнув передо мной корковый поднос и устанавливая сверху стакан.
Я нахмурился.
— Ничего волшебного в этом не вижу, — ответил я. — Та же самая занудная музыка, те же безликие посетители.
Чири кивнула.
— Деньги тоже всегда те же самые, но я же не выбрасываю их из-за этого.
Я обвел взглядом клуб. Трое моих приятелей: Жак, Саид Полу-Хадж и Махмуд — сидели за столом в переднем углу и играли в карты. Это было редкое явление, поскольку Полу-Хадж не особенно любил смотреть на танцовщиц, Жак был воинствующим гетеросексуалом и едва мог говорить с первами и сексобменами, а Махмуду — насколько я его знал — вообще было все равно. Вот поэтому они большую часть своего времени просиживали в кафе «Солас» или в патио «Карготье».
Я подошел к ним, дабы приветствовать их в моем скромном заведении.
— Как дела? — спросил я, пододвигая себе стул.
— Отлично, — сказал Махмуд.
— Скажи, — спросил Жак, рассматривая свои карты, — что там за шухер был у Френчи с этой девчонкой, Теони?
Я почесал голову.
— В смысле, когда она вскочила и начала вопить? Да просто клиент, которого она так обхаживала, преподнес ей подарочек, помнишь? Когда он ушел от Френчи, она открыла сверток и нашла там детский альбом. А в нем кучу очаровательных детских фотографий и нечто вроде дневника первых месяцев жизни ребенка. Оказалось, что тот тип — отец Теони. Его жена сбежала от него вместе с дочкой, когда той было восемь месяцев от роду. Ее отец потратил много времени и денег, чтобы найти девушку.
Полу-Хадж покачал головой:
— Теони, наверное, удивилась.
— Да уж, — ответил я. — Ей стало стыдно от того, что отец увидел, где она работает. Он дал ей на чай сто киамов и пообещал вскоре вернуться. Теперь она знала, почему ему было так неудобно, когда она пыталась расшевелить его.
— А мы пытались поиграть тут в карты, Магрибинец, — сказал Махмуд. Очарователен он был, прямо как ржавая бритва. — Я слышал, что ты собираешься эксгумировать этого дохлого копа?
Меня удивило, что новости уже успели разлететься повсюду.
— Ну, и что ты об этом думаешь? — спросил я.
Махмуд твердо смотрел на меня несколько секунд.
— Да мне на это больше чем наплевать.
— Во что играете?
— В буре, — ответил Саид. — Учим христианина.
— Дорогой урок, — сказал Жак.
Буре — игра спокойная, обманчиво простая. Я не знаю другой такой игры, в которую можно так быстро проиграть столько денег. Даже в американский покер.
Я еще немного посмотрел. Все трое думать не думали об эксгумации. Меня это порадовало.
— Кто-нибудь в последнее время видел Фуада? — спросил я.
Жак поднял на меня глаза.
— По крайней мере за последние пару дней — нет. А в чем дело?
— Чек был краденый, — сказал я.
— Ха! И тебе уже за это влетело, не так ли? Извини, Марид, я ничего об этом не знал.
— Конечно, Жак, — мрачно сказал я.
— Вы о чем, ребята? — спросил Саид.
Жак рассказал ему эту историю, растянув ее донельзя, со всякими ораторскими вывертами, приукрасив правду так, что я стал выглядеть сущим дураком. Конечно, свою собственную роль он приуменьшил.
Все трое разразились неудержимым хохотом.
— Значит, ты позволил Фуаду обдурить тебя? — еле дыша, сказал Махмуд. — Фуаду? Да ты теперь никогда от этого не отмоешься! Я всем об этом расскажу!
Я не произнес ни слова. Я понимал, что мне будут напоминать об этом, пока я не поймаю Фуада и не рассчитаюсь с ним за это дурацкое преступление. Мне теперь ничего не оставалось, как встать и пойти к своему месту у стойки. Когда я уходил, Жак сказал:
— У тебя тут уже стоит устройство цифровой связи, Марид. Заметил? И еще ты должен мне за те, что я уже продал. Сотня киамов за каждый, как ты сказал.
— Приходи с подписанными свидетельствами о доставке, — холодно сказал я. Я выжал дольку лайма в стакан и отпил немного «Белой смерти».
Чири перегнулась ко мне через стойку.
— Ты собираешься эксгумировать Халида Максвелла? — сказала она.
— Может, найду что стоящее.
Она покачала головой:
— Жуткое дело. Его семья и так уже много перенесла.
— Да, верно. — Я отхлебнул еще джина с бин-гарой.
— А что с Фуадом? — спросила она.
— Не бери в голову. Но если увидишь его, сразу же дай мне знать. Он просто задолжал мне немного денег.
Чири кивнула и пошла к бару, где уже сидел новый посетитель. Я смотрел, как Кэнди дотанцовывает последнюю песню.
На плечо мне легла чья-то рука. Я обернулся и увидел Ясмин и Пуалани.
— Как денек, любовь моя? — спросила Ясмин.
— Прекрасно. — Я чувствовал, что еще ничего не кончилось.
Пуалани усмехнулась:
— Ясмин говорит, что вы на следующей неделе поженитесь. Поздравляю!
— Что? — изумленно сказал я. — Что будет на следующей неделе? Я еще даже формального предложения не делал! Мне еще много о чем надо подумать. Мне кучу дел надо уладить. А потом надо поговорить с Индихар, с Фридландер-Беем…
— Ну да! — сказала Пуалани и поспешила прочь.
— Ты что, наврал мне сегодня утром? — спросила Ясмин. — Ты просто хотел убраться из моего дома, чтобы я не набила тебе морду, как ты того заслуживал?
— Нет! — сердито сказал я. — Я просто сказал, что вместе нам было бы неплохо. Я еще не готов назначить день и все прочее.
У Ясмин был обиженный вид.
— Ладно, — сказала она, — пока ты будешь рожать, я найду, куда пройтись и с кем встретиться. Понимаешь? Позвони мне, когда покончишь со всеми своими так называемыми проблемами.
Она пошла прочь, выпрямив спину, и села рядом с новым посетителем. Положила ему руку на колени. Я выпил еще.
Я сидел там долго, поглощая выпивку и трепясь с Чири и Лили, хорошенькой сексобменкой, которая всегда сама предлагалась мне. Около одиннадцати мой телефон зазвонил.
— Алло? — сказал я.
— Одран? Это Кеннет. Ты меня помнишь.
— А, да, зеница ока Абу Адиля, так ведь? Любимчик шейха Реда. В чем дело? У вас холостяцкая вечеринка и ты хочешь, чтобы я прислал нескольких мальчиков?
— Плевал я на тебя, Одран! Я всегда на тебя плевал!
Я был уверен, что Кеннет ненавидит меня до безумия.
— Чего звонишь? — спросил я.
— В пятницу в полдень чауши будут проводить демонстрацию по поводу жестокого убийства имама доктора Садика Абд ар-Раззака. Шейх Реда хочет, чтобы ты присутствовал, причем в форме, и чтобы ты обратился к чаушам с речью, а также познакомился со своим подразделением.
— Откуда ты знаешь об Абд ар-Раззаке? — спросил я. — Хаджар сказал, что он никому ничего не сообщит до завтрашнего утра.
— Шейх Реда не «кто-то». И ты должен это знать.
— Да, ты прав.
Кеннет помолчал.
— Шейх Реда также хочет, чтобы я передал тебе, что он резко против эксгумации Халида Максвелла. Не сочти это за угрозу, я просто передаю тебе пожелания шейха. Он сказал, что если ты будешь на стаивать на аутопсии, то заслужишь его вечную ненависть. От этого так просто не отмахиваются. Я рассмеялся:
— Кении, послушай, разве мы и так уже не смертельные враги? Мы и так ненавидим друг друга дальше некуда. И разве Фридландер-Бей и Абу Адиль уже не вцепились друг другу в глотку? Одна маленькая аутопсия вряд ли что-нибудь прибавитк нашей вражде.
— Ладно, тупой сукин сын! — отрезал Кеннет. — Я свое дело сделал, послание передал. В пятницу, в форме, на бульваре аль-Джамаль у мечети Шимааль. Тебе лучше прийти. — Он повесил трубку. Я прикрепил телефон к поясу.
Так завершился мой второй круг вокруг деревни. Я посмотрел на Чири и протянул ей стакан за следующей порцией. Началась долгая ночь.
Той ночью я проспал добрых четыре часа. Я был измотан до предела. Когда мой модик-будильник поднял меня в семь тридцать утра, я сел в кровати и поставил ноги на ковер. Закрыл лицо руками и сделал несколько глубоких вздохов. На самом деле мне не хотелось вставать, и я не был в настроении бросаться в битву с вражескими полками. Я посмотрел на часы — до того как Кмузу повезет меня в Будайин на встречу с медэкспертом, оставался еще час. Если я приму душ, оденусь и позавтракаю за пять минут, то смогу поспать почти до половины девятого.