— Я так и думал, что кто-то у меня тебе свистнул, когда Маша одна уехала…
— Ну вот мне и пришел в голову мой дурацкий план, чтобы получить от вас достаточное количество снаряжения для обеспечения относительно дальнего поиска — по окрестным магазинам, а то и до «Ашана»… Это позволило бы нам продержаться еще… А там, глядишь, с Комитетом бы договорились…
— Не по-людски ты поступил, Петр… не по-людски. Но что сделано, то сделано. Потом сочтемся. Нам бы теперь только Машу найти…
Маша уперлась головой в запертый гермозатвор с грубо нарисованными на нем черепом и костями. Тупик. Тупик. Тупик… С того момента, как она закончила кормить Дениску, сидя на железном мостике, она помнила происходящее с трудом, все вокруг как бы плыло в тумане, сливаясь одно с другим. Ходьба по тускло освещенным тоннелям, какие-то станции, тени, голоса… Главное, никто не обращает внимания на бредущую по путям одинокую стройную фигурку, укутавшуюся с головой в оделяло. Наверное, у нее начался жар, колотил озноб, в глазах расплывались круги… А теперь — тупик. Конец надежды.
Сил бороться уже не было, Маша опустилась на пол и тихо заплакала. Дениска спал, он еще не знал ее забот… и, наверное, уже никогда не узнает… Темные круги снова поплыли в глазах… Вдруг — яркая вспышка света — и голос Лехи, ее Лехи: «Маша!».
«Какой хороший конец… Вот и все…» — подумала она и медленно завалилась на бок.
Настойчивый голос звал ее из спасительного небытия — «Маша, Маша!». Яркий свет в конце тоннеля бил в глаза… В глаза? Разве у нее есть еще глаза? Нет, лучше назад, во тьму — там тихо и уютно, нет раздражающих звуков, света…
— Маша, Маша!
Сознание вернулось рывком. Свет мощной лампы над головой… Белые кафельные стены. Люди в зеленых халатах, блестящие инструменты…
— Маша, Маша!
Знакомый голос… Леха? Маша хотела откликнуться, но пересохшее горло издало только нечленораздельный хрип.
— Она приходит в себя. Показатели вроде бы в норме — с учетом ее состояния… Теперь необходим покой…
Яркий свет погас, потолок куда-то поплыл, заветрелся. Небольшая тряска, потолок резко поднялся, промелькнули колонны, опять немного качнуло и теперь поток стал низким и темно-зеленым.
— Маш, ну ты как? — опять голос Лехи.
— Я жива? Где Дениска? — неразборчивый клекот из горла.
— Да, жива. Дениска тут, его кормят, все в порядке. Доктор сказал, что ты поправишься, что если бы ты к нему обратилась недели две-три назад, то совсем не было бы ничего страшного…
Мельников и Бритвин стояли на платформе «Серпуховской». Бритвин — со слезами благодарности на глазах, Мельников — с улыбкой. На путях стоял мотовоз, загруженный оружием и снаряжением. В клетках повизгивал десяток свиней. На грузе сидели несколько тяжеловооруженных бойцов, в кабине мотовоза стоял готовый к бою пулемет.
— Ну что, Петр Иванович, в добрый путь… Пути на «Октябрьской» починили, дополнительная охрана ждет тебя там же. Если все же надумаешь насчет эвакуации — дай только знать, выведем, даст Бог — без потерь.
— Спасибо, полковник. Может, и обойдется, продержимся.
— Ну, сам большой, думай. Если что — звони или приезжай. И все-таки… извини… помнишь, я говорил «потом сочтемся»?
— Помню…
— Тогда не обижайся… — сказал Мельников и с размаху врезал Бритвину промеж глаз. Тот сел на пол, очумело мотая головой, потом поднялся…
— Ну что, теперь в расчете? — спросил он.
— Думаю, да.
Бритвин подошел к Мельнику и крепко, по-медвежьи обнял его.
— Там, где я должен был найти врага, я нашел друга. Спасибо за урок, полковник. Удачи!
Глава 8. Бауманский альянс
— «Стикс», «Кобра», Тим! Зайдите ко мне! — раздался в динамиках голос Мельникова.
Тим вошел в комнату полковника последним и прикрыл за собой дверь. Остальные сидели на топчане, выжидательно глядя на командира. Здесь же был Хантер.
— В общем так, парни. Хантер остается здесь за старшего. Снаряжение по номеру два, плюс дополнительный боекомплект. Идем на поиск на «Семеновскую». Они вроде как потеряли двух своих сталкеров — те должны были вернуться три часа назад. У ребят нет связи, снаряга тоже так себе — самоучки, короче.
— Ну вот, у них самодеятельность, а мы — дерьмо разгребай… — проворчал «Кобра».
— А твои предложения? Попросил нас помочь им Комитет, кстати. И ты не забывай — у нас пока еще только один выпуск был, шесть человек… Так что самодеятельность есть и будет… кушать-то всем хоца…
— Да ладно, я ведь так…
— А не надо «так». Короче, как обычно — через 15 минут выходим.
Влажный затхлый воздух тоннеля заполнял легкие, негромкий топот обутых в кроссовки ног, свет налобных фонариков… Свет в перегонах здесь не почти горел — берегли лампочки, начал ощущаться недостаток таких элементарных вещей. Электричества-то хватало, но лампы долго не жили, одной-двух капель конденсата, упавшего со свода тоннеля или козырька лампы было достаточно, чтобы лампа вышла из строя.
Поприветствовав на бегу вооруженные дробовиками патрули около «Павелецкой» и «Таганской» («Н-да, на что эти хлопцы рассчитывают при нападении — непонятно» — подумалось Мельникову), сталкеры двигались по тоннелю к «Курской». Раздавшийся впереди негромкий шорох заставил Мельникова насторожиться. Подав рукой сигнал остановиться, он сдвинул рычаг предохранителя у автомата и включил мощный фонарь, висевший на груди. Луч высветил поворот тоннеля и неясный светлый силуэт около стены. Человек поднял руку к глазам:
— Только не стреляйте!
Женщина? Одна в тоннеле? Не выключая фонаря, полковник подошел поближе, заодно убедившись, что за поворотом никого больше нет. Женщина была одета в невероятную светлую мохеровую кофту, на ногах — рваные треники и кирзачи, голова укутана теплым красным платком. При этом она выглядела очень молодо, скорее, это была девчонка лет 15 на вид.
— А почему вы решили, что мы будем стрелять? — поинтересовался Мельников.
— Я не сделала ничего плохого… просто очень боюсь…
— А чего ж тогда тебя в тоннель понесло, раз боишься? — осведомился «Стикс».
— Иду к больной бабушке на «Комсомольскую», пироги несу… -
— Мля, тебя не Красной Шапочкой зовут, а?
Бойцы засмеялись. Девушку начало потихоньку трясти.
— Да ты не бойся, — произнес Мельников. — Не обидим, и даже немного проводим. Мы — спецназ, еще нас сталкерами называют. А ребята просто шутят — не каждый день встретишь в тоннеле такую Красную Шапочку. Что за пироги-то?
— Да на «Павелецкой» пекарь есть один, Иван Семенович. Он очень вкусные пирожки делает, с грибами и с тушенкой. Мы раньше с бабушкой ходили — а теперь у нее ноги отнялись… А у нее сегодня день рождения… Вот я и решила. Страшно, конечно, одной — и еще фонарик сдох… А когда вы появились, то я так испугалась — вот и ответила…
Девушка совсем смутилась. Сталкеры заулыбались.
— Ладно, хорош трепаться. Идти надо.
Бойцы двинулись дальше по тоннелю. Девушка шла с ними, робко поглядывая на оружие и снаряжение окруживших бойцов.
— А вы что, вправду, НАВЕРХ ходите?
— Ходим, ходим. И даже обратно ВНИЗ…
— А что там сейчас?
— Ничего хорошего. Ты где раньше жила-то?
— Да возле «Комсомольской» и жила. С бабушкой. Родители в Риге — папа был военным, а я учиться сюда приехала…
— У меня отец одно время тоже в Риге служил — откликнулся «Кобра». — Потом, правда, в Видяево перевели, он у меня моряк… был…
Так за разговорами дошли до «Курской».
— Ладно, Шапочка, извини — дальше проводить тебя не сможем…
— Спасибо, я дойду, — улыбнулась девушка.
Бойцы стали подниматься по лестнице перехода, а девушка, махнув им рукой на прощание, исчезла в проеме тоннеля.
Мельников зашел к коменданту «Курской» — главным здесь был отставной полковник, и он любил, чтобы его называли «комендантом», а не «начальником».
— Здравия желаю, Владимир Иванович, — с улыбкой приветствовал Мельников коменданта.
— О, какие гости! Здравия желаю, Сергей Алексеевич! — обрадовался хозяин. — Чай-кофе-чего-покрепче?
— Спасибо на добром слове — не сегодня. Мне бы позвонить — на «Семеновскую» — вдруг их сталкеры пропащие нашлись… А то ноги по тоннелю топтать как-то неохота впустую.
— Будь как дома.
Сталкеры с «Семеновской» не объявлялись.
— Ну, Владимир Иванович, не смею тогда злоупотреблять гостеприимством… — шутливо откланялся Мельников. — Да, чуть не забыл — вы б кого из своих к нам прислали, мы ему со склада лампочек немного выдадим и светильников герметичных. Тоннели бы осветить, а? А то девочка одна нас увидела — чуть не уписалась со страха.
— Ты, епта, на себя сам в зеркало давно смотрел? Ты глянь — тоже описаешься, — хохотнул комендант. — А что за девочка-то?
— Да так, лет пятнадцать, смешная такая… мы ее «Красной Шапочкой» окрестили — в платочке красном и с пирожками…
