Ну и была мной коварно поймана и всячески отлюблена. А то ишь, моду взяла — на моё Бессмертие голос повышать, да.
— Ладно, потом будем думать и разбираться. Вообще — прикольная девчонка, — уже расслабленная и довольная констатировала Ленка. — Моё, конечно, — хозяйски закинула она на меня руку и ногу. — Но посмотрим. И что в тебе духи места находят? И ещё Малахитница, тоже ведь на моё зарится, — посетовала Зелёнка, прижимая меня к себе.
— Вот кто бы говорил! — злодейски огрызнулся я. — На тебя вон, Дураки всякие…
— Ага, — с ОЧЕНЬ вредной улыбкой уставилась на меня Зелёнка.
— Упс, — признал я. — Ну в общем, проехали, да.
— Посмотрим. Одни дураки, говоришь, — с очень вредной и терапевтической жалостью уставилась на меня вредина.
— «Одни» — это ты говоришь, — мудро отметил я. — В общем — разберёмся, со временем. Оно у нас есть, Елена Зелёнка, Вредная, Бессмертная, — нажал я на кнопку зелёного носика.
— Есть, — довольно кивнула супруга. — Разберёмся.
— Ты мне вот чего скажи, а то я ни фига не понял. Меня этот гаремовод семиглавый, — припечатал я Ладона, — обзывал как-то неприлично. С начала — кажется «диакастисом». А потом — судьёй. Это как? И этот трахаль Моревны «меднобородым» почему-то, — припонил я.
— Нашёл время, — тонко намекнула Зелёнка, поелозив по мне собой.
— Ну это… — отметил я всяческие реакции. — Это само собой — «да». Отработаю со всем усердием, да. Но интересно.
— Интересно, — согласилась Ленка, хватая терминал, а через минуту кладя его на столик. — Это, в общем-то, связанно, Кащей. Кащей Меднобородый — царь, судья и страж царства мёртвых. И диакстис — то же самое, что «судья». Только титул.
— Не понял, точнее догадки есть, но как-то… — несколько офигел я.
— Видимо твоё чувство «кривды» и уточнение, что она есть, для эфира — как раз «судейство». Видимо, суд над душами, что-то такое. Занятно выходит.
— Занятно, — согласился я. — Блин, лютый тип выходит прототип, — хмыкнул я.
— Только с Дураками ему связываться не стоит, — захихикала Зелёнка.
— С дураками и его жене связываться не стоит, — выкатил я язычину, щупая помянутую жену за интересные места.
— Не стоит, — согласилась довольная Ленка. — Так, пока не начали — нас искали, ну, в смысле работы.
— Всё завтра, — мудро отметил я под выраженное действием согласие Зелёнки.
А назавтра выяснилось, что нас, в смысле, представителя компании Контора, искали и хотели нанять. И довольно активно, потому что с напастью, терроризирующей пару ельфячьих поселений и одно гнумье добывающее. Какая-то лютая хтонь и хрень, непонятная и вообще. Пара сильных магов приходили «разбираться», но уползали, собирая выбитые зубы сломанными руками. Но живы, что занятно. И команда из гнумье-ельфских матершинников (скооперировались, частушечники матерные, хехе!) нудно лечатся от нездоровой и почти непреодолимой берофилии.
Это вообще отдельная песня, на тему как эти товарищи начали «комплексно материть» по площади, очнулись через сутки, в компании медведиц, продолжили радостную зоофилию (судя по ряду деталей — ей они сутки и предавались, нихрена не помня). А ещё через часок пятнадцать рунистов с визгами и голыми жёпами разбегались по лесу, от заявившихся беров полу мужеского. Последние заявились толпой, почти гарантированно — волей нечистика, и явно имели претензии к зоофилам.
Но убежали, нам с Зелёнкой настроение описанием своих подвигов подняли. Но остальное — было как-то не весело. Сеть выдавала одно единственное Имя — Йын.
— Какое противное Имя, — оценил я.
Да и сам нечистик, если это вообще — нечистик, был гадским, противным и вообще. Посреди эльфячьего поселения образовалось бурлящее солёное озеро, попёрдывающее сероводородом и фонящее небывальщиной, как сволочь. Во втором, ельфячьем же, выросла берёзовая роща. Которая на попытки себя извести выдавала ветками люлей совершенно лютых, никого не убив, но понаставив ушастым фингалов и сломав их в разных местах в промышленных масштабах. При этом, изводить эту рощицу вынуждал сам факт её наличия: у всех в поселении появились всякие разные противные болячки: прыщи выскакивали, насморк, понос и прочее подобное. Вроде и ерунда, но жить с таким — не самое весёлое дело, если начистоту. Особенно учитывая, что ушастый иммунитет, как давно уже установили, такие «лёгкие» вещи как спид, эбола, чума и прочие столбняки — перемалывал на составляющие части, ещё на этапе заражения. Даже лекарство, из остроухой плазмы, какое-то время пытались сделать, но потом забили — магия действеннее, да и нахрена ушастым кровоточить, когда они всякие травки-муравки с таким же эффектом могут вырастить?
Пару энтов, отправленных на борьбу с рощей, берёзки, извиняюсь, оттрахали ветками, имитируя секс. И пустили оттраханных энтов на щепки и компост. Что делало эти дерева крайне сильными нечистиками: энты — это мща, факт.
У гнумов же появились стуки в подземельях, периодически нагревающиеся до нескольких сотен градусов полы шахт. К гнумьему счастью — всегда локализовано, не более десятка квадратных метров. К их же печали и огорчению — по всей шахте, в произвольных местах.
Кроме этого, в шахте начался «срач великий». Не в плане дефекации — гнумы там были не говнюками, питались правильно и вообще. А ссоры, склоки, мордобой и прочие неурядицы. Явно небывальской природы, а в замкнутых пространствах шахт, да и с говнистым (видово) характером гнумов вопрос междоусобных жертв — вопрос времени. Даже то, что ещё резни не учинилось, показатель, что гнумы Хрустальной шахты — на удивление приличные разумные.
И вся эта веселуха — один нечистик. О котором кроме Имени — ни хрена не знают. Пытавшиеся выйти на контакт и понять, хрен ли этому Йыну надо-то — получали средней тяжести побои. Да даже вступали в контакты, но не с нечистиком, а со всякими другими персонажами. И крайне этим контактам не радовались.
— Трикстер, — поставил я мудрый диагноз. — Вот только чертовски сильный. И вряд ли он свои шуточки шутит просто так.
— Угу. От нас и хотят, чтоб мы поняли, а чего ему надо, — согласно помахала ушами Зелёнка. — Так-то и в Хрустальном, и в Светлом с Шишковом…
— Как-как? — ржанул я.
— Ну название по-эльфийски — Нисемород, все Шишково называют, так и переводится, — захихикала Ленка.
— Наполшишечки, куда деваться, — утончённо пошутил я под смех Зелёнки.
— Хи, да. В общем, они готовы переезжать — условия жизни у них последний месяц совсем плохие, им и так селения Конфедерации гуманитарную помощь оказывают. Но пока держатся.
— Что-то особо полезное у них? — уточнил я.
— Ну так, не незаменимое, но в общем — успешные селения. Были, — выдала подруга.
— Да и вообще, бегать от нечистиков — дело не самое правильное, — отметил я. — А у Малахитницы спрашивали? Всё же озеро и шахта — на её территории бузит. А то как-то неохота самому спрашивать.
— Это ты у меня молодец, что неохота, — собственнически покивала зелёная вредина. — Но ничего. «В своём праве» — больше ничего не сказала.
— Значит — «по правде», — задумался я. — А вообще — этот Йын кто таков?
— А непонятно, сама сейчас искать буду, — признала Ленка. — То что смогли найти — от духа трикстера, до второй ипостаси демиурга Мира. Тёмная ипостась, — уточнила она.
— Ну не знаю, по-моему — светлые и весёлые шуточки, — задумался я. — Просто концентрация великовата, а так — самое то.
— Мне тоже смешно, — покивала Зелёнка. — Но ты — злодей.
— А ты — вредина, — покивал я.
— Но меру надо знать, — хором заключила злодейская и вредная чета, хихикая на два голоса.
— Так, ладно, я искать. Но вообще — берёмся? — уточнила Ленка, берясь за маску.
— Вообще — я «за». Интересно, да и нужно, в общем-то.
— Интересно и нужно, я тоже «за», — согласно мотнула ушами Ленка, одевая маску.
2. Ударный лесоповал
После двухчасовых разборов и поиска Зелёнкой всего, что есть, выяснилось, что про этого подлючего сукина Йына ни черта толком не известно. То ли дух, то ли божество. То ли трикстер, то ли Аццкий Сотона. Озеро, например, в легенде фигурировало, точнее, в одной из десятков полностью противоречивых легенд. Якобы этот Йын в этом озере сидит и вылезти ни хрена не может. А само озеро нарыдали вдовы убитых в междоусобице трупов, которых друг с другом стравил этот нечистик.
