class="p1">– Точно, – согласился Гервасий Архипович. – Она. И аккуратненько так… И что дальше?
– Не понял? Найду хорошую краску. Сперва весь квартал обойду. Все двери и окна помечу, все дырки. Ну, на работе, понятное дело… В маршрутках вам уже не кататься. А потом – понемногу все окрестности. На дверные ручки наклейки закажу. Главное – начать.
– Вот бес… – пробормотал бромпир.
– Сам посуди – мы вас сюда не звали. И вот куда ни плюнь – всюду какой-то сосун сидит, – без злобы, даже с усмешкой, сказал Антон. – Один кровь сосет, другой спокойствие сосет, третий – страсти, четвертый – силу из денег высасывает, и получаются какие-то пустые бумажки. И что же нам остается? И кто мы такие – без покоя, без чувств, даже без денег? Нет, ты мне объясни – кто мы тогда такие?
– Мы только лишнее берем… Ну вот с кровью – если у кого высокое давление, полстакана крови забрать – оно ж для здоровья полезно… Антошенька, мы ведь понемногу, мы в меру! – воскликнул Гервасий Архипович. – Мы потихоньку…
– Ага, потихоньку-помаленьку, глядишь, и все человеческое в нас истребили. И бродим мы, как дойное стадо, обескровленные, хрен знает на что себя растратившие, и работаем уже не на себя, а на вас!
– Так то трампиры! Мы их выгоним, Антошенька, соколик мой, непременно выгоним!.. Я вот того трампира в штаб приволок, с ним сам Анкудин Прокопьевич разбирается…
– Нет.
Это было такое нет, что у бывалого бромпира Гервасия Архиповича мороз по шкуре пошел.
– Нет, – повторил Антон. – Кто же я такой, если свой дом защитить не могу? Я тогда не мужик, а хуже какого-нибудь мурки. Так что давай выпьем пивка, я тут фуфырь припас. Поскольку ты перед визитом ко мне кормишься, то я за себя спокоен.
– Давай, – покорно согласился бромпир. – Я задворками шел, Майкла видел. Он тебе кланяться велел. Бродит, бедняга, и угомона на него нет…
– Да, Миха, пожалуй, тут надолго останется. С ним уж ничего не поделаешь. Перебирайся-ка ты, Гервась, куда подальше. Пока я все Лихой Звездой не пометил, ты можешь без суеты и квартиру продать, и переезд устроить.
– А что мы в других местах шалить будем – это тебя не волнует?
– А в других местах свои мужики есть, справятся. Пей пиво, Гервась, хорошее, нефильтрованное, не импортная химия. Вот тут я же нашелся? И там мужики найдутся.
Рига
2012
Подберите бродячего пса, о сиятельный Мастер…
Тэм Гринхилл
Пес лежал, свернувшись калачиком, высунув из картонной коробки только морду – влажный черный нос, седоватые усики, два печальных карих глаза и большие чуткие уши, сейчас тоскливо опущенные.
Псу было худо. Если мы посмотрим на него объективно, с точки зрения материалистической, то надо признать, что вроде бы причин для этого не было. Я думаю, в городе набралось бы не менее полусотни собак, с радостью поменявшихся бы с псом местами. Начнем с того, что пес был вполне здоров. Его щадила злая собачья судьба, он счастливо избегал встреч с автомобилями, мотоциклами и теми пешеходами, которые могут порой быть опаснее и хуже любого мотоциклиста. У него, как я уже сказал, имелась своя картонная коробка, в которой было намного удобнее лежать, чем просто на асфальте. Среди прочих собак пес был хоть и не царственной, но весьма уважаемой особой. Что собаки! Даже кошки, эти наглые создания, относились к псу с боязливым почтением и никогда не досаждали ему.
Разве мало всего этого для счастья? Увы, мало. Пса одолевала тоска. Все чаще он забирался в свою коробку и лежал там, не шевелясь, безразлично глядя на прохожих.
– Мама, смотри, собачка лежит!
– Не иди туда, к уличным собакам нельзя близко подходить. Слышишь? Не иди!
Пес тихонько вздохнул.
– А мы ее не возьмем с собой?.. Собачка, хочешь у нас жить?
– Видишь, отворачивается. Значит, не хочет.
– Почему?..
– Наверное, привыкла на улице жить. Или ждет хозяина. Собаки иногда очень привязываются к людям, с которыми вместе живут, и потом никого другого уже не хотят слушаться. Ну, идем. Дай мне руку.
– А почему хозяин ее не заберет?..
Пес не расслышал продолжения разговора. Он зевнул, вылез из коробки и медленно, со вкусом потянулся. Хозяин? У него не было никакого хозяина, он всю жизнь был сам по себе.
– У-у, красавец какой…
Пес повернул голову и взглянул на человека, такого лохматого и заросшего бородой, что он походил на ризеншнауцера. Человек поднес к лицу черную невкусно пахнущую коробку, громко щелкнул ею, а потом вытащил из кармана булочку и осторожно положил ее на асфальт.
– Хочешь?
Булочку пес не хотел, но, чтобы не обижать человека, он деликатно взял ее зубами и перенес поближе к своему картонному жилищу.
Потом снова навалилась тоска. Снова пес лежал, печально глядя перед собой, не замечая прохожих, не слушая, о чем они говорят.
В последнее время такое случалось все чаще. Пес безразлично думал, что, наверное, он заболевает, хотя названия этой болезни он не знал. И не знал, как от нее вылечиться.
Может быть, стоило пойти за женщиной с ребенком? Но зачем?.. Да, он жил бы с людьми, в теплом доме, а не в коробке, ел бы вволю, за ним бы ухаживали… Все это было бы по-своему хорошо.
Пес понюхал булочку, снова вздохнул, а потом съел ее. В общем, он и сам мог о себе позаботиться. Не все ли равно, где тосковать – на улице или в людском доме?
И вдруг пес замер, принюхиваясь. Уши его поднялись, ловя странный, незнакомый, но очень много говоривший псу звук.
Пес торопливо вылез из коробки и, не оглядываясь, побежал вперед, не обращая внимания на падавшие сверху холодные капли дождя. У самого перекрестка пес догнал того, кто привлек его внимание, и ткнулся носом в теплую ладонь.
Человек отдернул руку.
– Ты чего? – удивился он. Пес завилял хвостом и тихонько гавкнул.
– Ты меня, наверное, с кем-то перепутал, – человек улыбнулся. Вышло у него это как-то неловко, как будто он разучился улыбаться. Впрочем, пес и сам почти забыл, как правильно произносится "гав". На всякий случай пес гавкнул еще раз, погромче.
Глаза
