человека влажно блестели. Наверное, он успел изрядно вымокнуть под дождем.
– Ну ладно, – сказал человек. – Пойдем вместе, если тебе так хочется.
Он поднял руку, чтобы погладить пса, но остановился и посмотрел на то, что держал в руке. Это был маленький листок бумаги, на котором твердым, чуть округлым женским почерком было написано всего лишь несколько слов.
Человек поморщился и смял было листок в пальцах, но потом передумал, разгладил его и положил в карман.
– Пойдем, – снова сказал человек, положив руку на шею пса. – Вместе веселее.
И они пошли дальше вдвоем. Дождь шел все сильнее, но это не мешало человеку и псу.
Они шли домой.
Елена ТРИФОНЕНКО
МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ
В память Марины навсегда врезалось, как ее двухлетняя дочь, балуясь, протискивается между балясинами узорчатой лестницы и срывается вниз. Правда следом за картиной падения – первое, что Марина увидела, выйдя из душа, – в воспоминаниях пробел: женщина совершенно не помнит, как сбежала с площадки второго этажа, как подлетела к ребенку, в полете вспоровшему о железную скульптуру висок.
Следующая четкая картина в памяти женщины – бледное лицо дочери, заливаемое кровью, глаза девочки широко раскрыты, а губы беззвучно шепчут: «Мама, мама». На картину накладывается собственный крик Марины: «Руслан!» Муж вбегает в холл и отшвыривает женщину в сторону, уверенными движениями ощупывает распластанного на полу ребенка.
Марина в ужасе глядит на развороченную голову дочери, в ране, несмотря на кровь, поблескивает кусок металла. Впрочем, крови не так много, как показалось вначале.
– Что за железка у нее в голове? – женщина выходит из ступора. – Я позвоню в скорую!
– Не надо! – орет муж. – Я сам отвезу дочь в больницу.
Марина хватает со столика в холле ключи от машины.
– Останься дома! – неожиданно командует Руслан. – Поищи документы: полис, карту медицинскую.
– Бог с ними – с документами! – истерично вопит женщина. – Я еду с вами!
Швырнув ключи мужу, она кидается к дочери, которая лежит уже с закрытыми глазами. Кровь у девочки почти не бежит, хотя рана большая и выглядит странно.
– Что у нее в голове? – не понимает Марина, пытается посмотреть. – Что это?
Муж неожиданно грубо сгребает женщину в охапку, запихивает в одну из комнат, в которую можно попасть из холла; щелкает дверной замок.
– Выпусти меня! – обалдевшая Марина колотит в дверь. – Что ты делаешь? Я должна быть рядом с дочерью! Открой сейчас же!
Она слышит звук захлопнувшейся входной двери и только тогда ее осеняет: окно! Можно вылезти в окно. Створки легко поддаются, правда, до земли далековато и у стены – заросли малины. Маринка прыгает, не раздумывая.
Приземление – неудачно, женщина заваливается в кусты, обдирая руки-ноги и лицо. Выбравшись из палисадника, она бежит к гаражу – тот пуст, и Марину трясет от разочарования. Правда, разум вдруг подсказывает: нужно обзвонить ближайшие больницы – узнать, куда поступила ее малышка, и отправляться туда.
На крыльце – под дверным ковриком – запасной ключ от дома. В замочную скважину Марина попадает им раза с четвертого, с губ срывается слово, за которое она недавно хлопнула дочь по попе. Воспоминания о наказании надламывают душу промозглой болью.
«Прости, Анечка! – шепчет Марина, влетая в дом. – Обещаю: больше никогда тебя не накажу. Господи, пусть только моя девочка останется жива!»
Минут пятнадцать пальцы женщины лупят по кнопкам телефона, чиркают ручкой справочник.
– Не поступала. Не поступала. Не поступала, – сухие медлительные голоса медсестер выводят из себя.
Марина отшвыривает ручку и начинает обзванивать больницы по второму кругу – на нее обрушивается раздражение все тех же заторможенных голосов. Женщина замахивается, дабы грохнуть телефон об стену, но передумав, осторожно кладет его на стол.
«Морг. Еще есть морг, – шепчет внутренний голос, обдавая холодом внутренности. – Туда ты пока не звонила».
Вырывая себя из клешней оцепенения, Марина набирает номер мужа, вслушиваясь в гудки, начинает всхлипывать:
– Возьми же трубку, пожалуйста…
Звонок остается без ответа, женщина плюхается на пол рядом с местом падения Анюты, взгляд застывает на подсохшей лужице крови. Внутри поднимается цунами гнева, ведь Марина просила Руслана приглядеть за дочерью, пока сама примет душ. Какого черта он делал? Почему ребенок один бесился на лестнице?
Телефон в руке Марины начинает вибрировать.
– Да! – торопливо отвечает женщина, подскакивая на ноги.
– Мы скоро приедем, – доносится из трубки голос мужа. – Сейчас врач закончит накладывать швы, и нас отпустят домой.
– В какой вы больнице? – Марина не верит собственным ушам. – Я уже все обзвонила!
– Мы у частного доктора, – раздраженно бурчит мужчина и вырубает телефон.
Руслан с Анютой вернулись только спустя два часа после разговора. Марина поджидала их у ворот гаража, прохаживаясь взад-вперед, пиная гравий. Мужчина заглушил двигатель и выскочил из машины, преграждая жене путь к задней дверце.
– Ты ее разбудишь, – зашипел он.
– Почему Аню не госпитализировали? – истеричным шепотом возмутилась жена. – У нее – такая серьезная травма!
– Ничего у нее нет серьезного, – недовольно огрызнулся муж. – У тебя от паники восприятие исказилось: напридумывала тут ужасов. Ребенок всего лишь рассек кожу на виске.
– Да она полголовы снесла об эту железную корягу, которую ты водрузил в холле!
– Это не коряга, это геном! – сухо напомнил муж и полез в машину за дочерью, свернувшуюся калачиком на заднем сидении.
Голова девочки тонула в бинтах, бледное лицо сливалось с ними по цвету.
– Может, Ане все-таки лучше под наблюдением врача? – еле слышно пролепетала Марина.
– Не волнуйся, доктор из нашего института обещал завтра сам приехать, чтобы ее осмотреть.
– Он зашивал?
– Ага. Так что заживет, как на собаке.
Внеся девочку в дом, Руслан устроил ее на диване в гостиной, попросил жену сделать ему чаю. Потоптавшись возле дочери, убедившись зачем-то, что она дышит, Марина ушла на кухню. Шум набираемой воды, лязг чайника о чугунную решетку плиты стали возвращать женщину в привычное русло мироощущения. Напряжение последних часов ослабило хватку – волнение за дочь уступило место безудержной ярости.
Когда Руслан притащился в кухню, жена обрушила на него все свое негодование:
– Почему ты так вел себя со мной? Зачем запер? Я чуть с ума не сошла от страха за дочь!
– Ты была
