Альтернативная линия времени - Аннали Ньюиц

планирует выйти за пределы Нью-Йорка и пройтись крестовым походом по всей стране. Он заявлял об этом неоднократно, в разных местах. Речь идет о публичных действиях. Теперь вы понимаете, почему его очень-очень заинтересуют театры «Мидуэя». – Только это я и могла раскрыть без того, чтобы отклониться на опасную территорию.

– Он уже добился закрытия нескольких театров в Нью-Йорке, так? – спросила Асиль.

– Совершенно верно. И нескольких баров. Однако «Мидуэй» может стать переломным моментом. Если мне удастся помешать работе Комстока здесь, думаю, я смогу осуществить редактирование. Но одной мне это не под силу.

Выражение лица Софы из подавленного стало озорным.

– Я в деле!

– Вот как? – Асиль колебалась. – Я хочу сказать, ты мне нравишься, Тесс, но я тебя почти не знаю.

– Я все прекрасно понимаю. Пока что мы можем ничего не делать. Я прошу только, чтобы вы держали глаза открытыми на тот случай, если в «Мидуэй» заявится Комсток или если здесь вдруг покажутся ребята из Ассоциации молодых христиан.

– Хорошо. – Асиль подняла свой стакан. – Предлагаю выпить за это.

Мы выпили, однако разговор протрезвил нас, и вскоре мы разошлись спать.

Хамид прислал пару открыток, практически ничего не написав на них. На одной были Микки-Маус и Минни образца тридцатых годов, на другой – «семейное фото» малоизвестных родственников утенка Дональда семидесятых годов. Опередив родителей, я выхватила открытки из почтового ящика и спрятала в справочник для поступающих в университет, между разделами по теории вероятностей и алгебре. О наших с Хамидом отношениях было известно только моим подругам, и я собиралась приложить все силы к тому, чтобы так оно оставалось и дальше.

Последняя открытка от Хамида пришла в невыносимо жаркий день, когда кондиционер наполнял весь дом громким потусторонним свистом. На открытке семь человек, наряженных гномами, весьма откровенно, на мой взгляд, таращились на Белоснежку. Перевернув открытку, я прочитала послание от Хамида: «Надеюсь, увидимся после 15 июля». До этого дня оставалась еще неделя. Я тотчас же сбегала в туалет, где меня вырвало. Чужеземный пришелец вернулся ко мне в грудь, и нужно было его исторгнуть.

А может быть, дело было в чем-то другом. На следующий день утром меня снова вырвало. На третий день постоянных походов в туалет меня охватила паника. Месячные задерживались, и меня рвало без видимых причин. Из головы не выходил научно-популярный фильм, который нам показывали в школе, – про девочку, умершую после неудачного аборта, совершенного с помощью «плечиков» [30]. После фильма учитель фальшивым тоном «я ваш лучший друг» прочитал лекцию о том, что воздержание от секса – лучший способ предотвратить беременность. У меня в ушах до сих пор звучал его голос, высказывающий эту мудрость: «Есть одно простое правило: “Подождите, пока не выйдете замуж”. – Он выразительно подчеркнул каждое слово, ударяя кулаком по ладони. – Вот почему половое воспитание – это так просто. Потому что правило всего одно. Видите, как все легко?» Глядя мне прямо в лицо, учитель улыбнулся и подмигнул. Наверное, он хотел, чтобы это получилось у него по-отечески, но мне от его гримас стало тошно.

Это вернуло меня в настоящее, где я сидела на полу в туалете, вцепившись в унитаз, задыхаясь и захлебываясь, и убеждала себя в том, что о беременности не может быть и речи. Что мне делать? Я слышала, как внизу мать разговаривала по телефону (все лето она проводит, разговаривая по телефону), отец ушел в мастерскую. Я решила срочно поговорить с Лиззи.

* * *

Поставив свой ве́лик во дворе Лиззиного дома, я уже почувствовала себя лучше. Все было совершенно нормальным. Я пришла к своей подруге. Я не умру.

Но, позвонив в дверь, я поймала себя на том, что у меня трясутся руки. Я усомнилась в том, смогу ли говорить. К счастью, когда Лиззи открыла дверь, мне не пришлось ничего ей объяснять.

– Блин, Бет, что с тобой стряслось?

Наверное, вид у меня был ужасный, и внезапно я разревелась так, что едва могла стоять. Широко раскрыв глаза, Лиззи стиснула меня в объятиях.

– Идем ко мне в комнату.

Когда мы шли по коридору, я успела мельком увидеть ее мать, она сидела на кухне и читала, и вот мы уже стали подниматься по лестнице, застеленной протертой до дыр ковровой дорожкой. Этот путь был мне знаком так же хорошо, как и дорога в свою комнату. Лиззи закрыла дверь, и мы уселись на полу, откинувшись на мягкую обивку ее кровати. Дожидаясь, когда у меня пройдет икота, Лиззи включила кассету с «Террористическим государством», последним альбомом «Черной Образины». Слова заглавной песни обрушились мне на голову залпом реактивных снарядов:

Лиззи обняла меня за плечо, и я вспомнила, как эта комната служила нам лабораторией, когда нам было по десять лет. На протяжении всего лета мы изображали из себя геологов, исписывая тетради сведениями о камнях, найденных по соседству.

– Слушай, а у тебя остались те коробки с камнями, что мы собирали в детстве? – Я не узнала свой собственный голос: так сильно он дрожал.

– Вполне возможно. Я точно знаю, что какое-то время мать их хранила. – Лиззи стиснула мне плечо. – Не хочешь рассказать, в чем дело?

– По-моему, я беременна.

– Твою мать! Блин, Бет! Как это хреново! Вы что, не пользовались гондоном?

– Ну, по большей части. Но был один раз… Но Хамид вытащил до того, как… – Я закрыла глаза руками.

Лиззи долго ничего не говорила, а я сидела, уставившись в темноту своих век, слушая вопли Великолепной Гарсии о том, что она собирается переплавить все оружие в мире.

– Ты же знаешь, что это полная чушь, да? Вытаскивать до того, как… Это не поможет… Я хочу сказать, ты моя лучшая подруга во всей вселенной, но это не роковая случайность. Это несусветная глупость, Бет.

– Знаю. – Я принялась тереть глаза и терла до тех пор, пока не увидела красные пятна. – Знаю, знаю!

– Хамид знает?

– Нет! Я не хочу ему говорить. Я даже не знаю, хочу ли снова его видеть. – Заговорив, я наконец посмотрела на Лиззи и поняла, что это правда. Мои так называемые «отношения» с Хамидом едва ли могли пережить целый месяц открыток с одной краткой фразой, не говоря уж про такое.

– Ну, отчасти это его вина.

– Пожалуй. Но я ведь его почти не знаю. И в любом случае я понятия