– Ну, как, успокоился? – миролюбиво спросил хозяин. – Топай теперь домой да проспись. И приходи с монетами. На дармовщину тебе этот номер с выпивкой больше не пройдет, – и они повернулись к двери.
– Билл, погоди, – остановил хозяина Том.
– Ну, что еще? – Билл подтолкнул помощника внутрь, а сам остался. – Запомни – в кредит я не даю, особенно таким, как ты, прощелыгам.
– Я заработаю и отдам, Билли. Ты меня знаешь.
– Знаю, знаю, прохвост, – отмахнулся Билл. – Да у тебя не было и никогда не будет денег. Даже если на большую дорогу выйдешь.
– Ну, возьми тогда мою шляпу или куртку, – Том хлопнул ладонью по груди, подняв облако пыли. – А хочешь, скакуна моего возьми. Только дай до нормы добрать.
– Нужна мне твоя кляча! – сплюнул хозяин, – а барахло тем более. А норму свою ты, по-моему, уже перебрал, – и он хлопнул дверью.
На опустевшей улице остался один Том, уронив голову на плечо, покачиваясь и заунывно завывая на одной ноте.
Постояв немного, он смачно выругался напоследок, отряхнулся и побрел к своему коню, привязанному к крюку на столбе. Лошак был под стать своему хозяину – старый и облезлый. Ребра так и выпирали в разные стороны. Впалые старческие глаза постоянно слезились, отчего на осунувшейся морде образовались белесые грязевые борозды.
Попытки взобраться на коня оказались тщетными, и Том, отхлестав для острастки неповинное животное, поплелся пешком, тяжело переставляя нетвердые ноги. Животина, понуро опустив голову, тащилась сзади.
Хижина Тома была не очень далеко. Если выйти из селения и идти по Дуге, то вскоре среди серых каменистых склонов появлялись такие же серые полуразрушенные постройки. Это и был его дом. Там Том разводил скот и выращивал для пропитания незатейливые овощи, которые едва урождались на этой голой бесплодной земле. С бизнесом дело было плохо. Когда у Тома от редкой удачной продажи скота появлялись деньги, он норовил тут же спустить их у Билла. Салун был единственным бойким и веселым местом среди унылой, безжизненной пустоши с редкими вкраплениями таких же, как у Тома, ранчо.
Вот и в этот раз, увлекшись, он спустил всю выручку, хотя намеревался приобрести на откорм пару бычков. Как дальше жить, как свести теперь концы с концами, Том не знал. От таких невеселых мыслей становилось тошно, а хмель, быстро улетучиваясь, еще сильнее нагнетал тоску.
Какая-то навязчивая мысль назойливо влезла Тому в голову и затребовала:
– Стой! Остановись!
Мотая тяжелой головой, Том попытался отогнать ее:
– Зачем останавливаться? Почему? Мне это совсем не надо. Не хочу останавливаться. Домой хочу, в постель. И побыстрее.
Но мысль упорно не желала отставать и настырно зудела:
– Стой! Стой!
– Черт с тобой! – мысленно выругался Том, остановился и поднял голову.
Сначала он ничего не заметил. Серые камни, серый песок, серая пыль на серой дороге. И только приглядевшись, увидел прямо перед собой на фоне серого неба и серых холмов зыбкую серо-белую тень. Смутная, меняющая словно дым очертания, она казалась призрачной, нереальной.
– Что это такое? – мозги в голове шевелились лениво и совсем не желали думать.
– Не что, а кто, – появилась откуда-то мысль. – Я такое же разумное существо, как и ты.
Только тогда до Тома стало доходить, что это не он сам думает, а кто-то другой. Думает и отвечает за него.
– Боже! – ужаснулся Том, – допился! Уже в голове двоится, мозги с мозгами говорят. Уже призраки мерещатся. Эх, предостерегала женушка покойная, что плохо кончу. Вот и сбывается ее пророчество. Не-е-т! – твердо решил он. – Все, больше не пью. Хватит. Кошмаров мне только еще не хватало.
Но, несмотря на его благие намерения, призрак не исчез. Он все также парил над дорогой и не давал пройти. Том свернул в сторону, намереваясь обойти его. Тот дрогнул и тоже сместился, опять оказавшись на пути Тома. Не на шутку испугавшись, Том зашептал заклинания, слышанные когда-то в детстве от бабки, но призрак не желал исчезать. Сквозь сумятицу перепуганных мыслей Тома пробивались чужие. Кто-то просил войти в какой-то контакт и объяснял, что он с другой планеты; что космос велик и безграничен, и в нем множество таких же планет и солнц, как и здесь, у Тома; что Дуга – это вовсе не дуга, а солнце; что планета Тома кружит вокруг этого солнца; что день сменяется ночью, а ночью в небе видны звезды; что…
В голове Тома помутилось. Дико закричав, он выхватил свою пушку и давай отстреливаться от страшного назойливого призрака.
Когда мысли немного прояснились, Том осознал себя сидящим на кочке у дороги. Вокруг никого, лишь коняга щиплет на обочине чахлую траву, да валяется рядом его пистолет с опустевшей обоймой.
– Ох, до чего только не доведет пьянка! – угрюмо вздохнул он.
Том еле вскарабкался по скользкой чешуе на коня, закрепился всеми шестью лапами меж гребней и огрел его промеж ряда глаз хвостом. Монотонно покачиваясь на лениво трусившем коне, он пытался привести в порядок свои мысли. Что такое контакт, космос? Что такое планета и солнце, день и ночь, звезды? Ну, планета, – это, как понял Том, земля, на которой он живет. Это ясно. Но при чем здесь солнце, звезды? Та картинка, что появлялась в голове, – муть, бред какой-то. Насколько знал Том, да и не только он, но и все живущие здесь, вокруг планеты висит обруч – яркое белое кольцо, дающее свет и тепло всему живому. Дуга этого обруча проходит узкой полосой по небу, и ее видно всегда. Помнится, ребенком еще Том на спор с соседскими ребятишками всматривался до рези в глазах в Дугу. Им казалось, что Дуга пульсирует, прерывается. За распространение такой ереси родители драли им уши. И правильно делали. Вон она Дуга – ровная, непрерывная. И нет больше ничего – ни звезд, ни солнц, ни дня и ночи. Да и призрак – был ли он или все это только привиделось? Пожалуй, привиделось по пьянке. Ведь такого не бывает, – это даже ребенок знает.
Игорь, сбросив скафандр и амуницию, устало завалился на кровать.
– Слушай, кэп, – зло проговорил он, – давай сворачиваться. Не выйдет у нас с ними ничего. Не идут они на контакт.
– Жаль, – почесал затылок Олег, официально командир разведывательного шлюпа. – В кои-то веки найдешь такую интересную планетку, да еще с разумными обитателями. Лавры другим отдавать не хочется.
– Если не хочется, так иди и постой пару недель перед этими каменными истуканами в неподвижности и попробуй прошибить их каменные головы. Они же меня абсолютно не воспринимали. У них и мысли-то текут в час по чайной ложке.
– Зато пули летают настоящие.
– Ну, не совсем настоящие. Летят со скоростью мухи. Легко увернуться. Но все равно мог под шальную попасть. И это при наилучшем из всех проведенных попыток контакта.
– Но это уже прогресс.
– Ах, оставь, Олег! Какой тут прогресс, если он меня чуть не шлепнул. За привидение принял. И другие так же принимать будут, так как их глаза не в состоянии нас зафиксировать. Насколько верно я уловил мысли того таракана на скачущем крокодиле, при таком жизненном цикле для них дня и ночи не существует. Вечный серый день, а солнце представляется в виде яркой белой полосы, дуги в сером небе. О звездах вообще говорить не приходится, – для жителей этой планеты они попросту не существуют. А значит, и мы не существуем, как посланцы этих несуществующих звезд. Так что о контакте говорить бесполезно. К тому же небезопасно, – их время воздействует как-то на нас. Увязаем мы в нем. Я уже замечаю, как минутная стрелка движется. Да и ты что-то уж слишком быстро мельтешишь в глазах. Наше время замедляется, вживается в их время. Глядишь, через год-другой станем такими же, как они. Тогда контакт будет возможен. А что дальше?
Когда не вышло у человека
Яркая, всепроницающая и всесжигающая вспышка света озарила вечную непроглядную тьму. Невидимые гравитационные волны, кольцами, как круги по воде, расходящиеся в разные стороны, всколыхнули соседние вселенные, срывая с орбит планеты и их спутники, комкая звездные системы, сбивая их в кучу и вызывая взрывы центральных, дающие энергию и жизнь светил, нарушая незыблемую силовую сеть, связывающую все звезды между собой. Жесткое излучение, хлестнув по незащищенным, блаженствующим в неге своих солнц планетам, выжгло на них все живое, зародившееся или только зарождающееся, и, выхолостив их, равнодушно понеслось дальше, неся в своих лучах смерть и ничто всему живому, попадающемуся на его пути.
Корона вспышки разлеталась. В ней, завихряясь протуберанцами, смерчами, спиралями, хаотически зарождалось пространство, сталкивалось с такими же протуберанцами и исчезало во взрыве. Чтобы возродиться вновь.
Под натиском этого неугомонного младенца по окружающим вселенным побежали, расширяясь, трещины. Скрипя, они стали нехотя раздаваться в стороны, чтобы освободить место вновь зародившемуся. Но быстро растущему малютке этого было мало. Протуберанцы нового пространства вклинивались, проникали в старое, изменяя структуру того, взрывались вспышками сверхновых и, разлетаясь раздробленными осколками, все глубже вклинивались в окружающую материю, разгрызая и разъедая ее.
