там еще не начались, так что Семен был ничем не занят.
— В общем, не знаю, как к этому подойти, потому скажу как есть. Мне бы как-то выйти на людей, которые могут снабдить меня документами.
— Какими?
— Паспортом.
Он скрестил руки на груди.
— Даже не знаю, стоит ли спрашивать, зачем тебе...
— А ответ прост: затем же, зачем людям вообще нужны паспорта.
— Так ты скрываешься от жены настолько всерьез?
— Я шутил. У меня нет жены. И паспорта нет.
— Ты что, нелегал?
— Не исключено. Понимаешь, памяти у меня тоже нет. Я не помню даже своей фамилии.
Семен аж присвистнул.
— Интересно девки пляшут... А ты не думал обратиться к врачам?
Я покачал головой:
— А зачем? Амнезия не лечится, насколько я знаю.
— Ну, сама по себе — нет, хотя есть нюансы, связанные с причинами. Как минимум, они бы установили, кто ты.
Я усмехнулся.
— Вот тут-то и начинаются риски. Понимаешь, я не помню просто ничегошеньки. Это значит, что я могу оказаться кем угодно, в том числе серийным убийцей, террористом — да кем угодно. Поскольку я хорошо дерусь — я могу оказаться киллером или военным, у которого руки по локоть в крови. Я не хочу таких новостей. Меня устраивает то, кто я сейчас. Моя голова соображает четко и ясно, я не при памяти, но в ясном сознании. Если я какой-то плохой человек — пусть лучше я об этом никогда не вспомню, так будет лучше для всех, не только для меня.
— Ты можешь вспомнить семью, детей, которые вполне могут у тебя быть.
— Я думал об этом. Вот прямо сейчас я не чувствую, что мне кого-то не хватает. Если у меня была жена — я ее не помню, а значит, не люблю. Если у меня были дети — я их не помню. Я ничего не чувствую к ним, они мне все равно что чужие. Судя по моему собственному возрасту, моим детям может быть год или два от силы. Пускай лучше их мать попытается как-то наладить свою жизнь с кем-то другим, потому что со мной уже не выйдет. Тот япончик работает, если ты еще не знаешь, на владелицу «Ниппон Магтек», и после того, как я эту кралю сутки имел как хотел и сколько хотел, мне сегодня на пляже обычные девушки показались совсем никакими. Кто трахал принцессу — на простую мужичку уже не посмотрит, такие дела. Наконец, если медики установят, что я преступник — хоть бы и просто нелегал — я окажусь где? За решеткой. Или меня депортируют. Зачем оно мне надо?
— Резонно, — кивнул Семен. — В общем, я с такими спецами дела никогда не имел, но кто-то из тех, кого я знаю, может знать нужных людей. Я поспрашиваю.
— Спасибо.
— Кстати, тут уже нашлась куча желающих бросить тебе вызов. Ну ты понял, ты сейчас на гребне волны, так сказать.
Я пожал плечами.
— Ну, если там будут такие, как Фатал, по популярности — в принципе, я не против. Мне могут понадобиться деньги на документы, а потом... ну, я же ничего не умею, кроме как драться. Но прям щас я не то чтоб в форме. Ночь и день с японской бестией вымотали меня похлеще Фатала. Кстати, это она ему заплатила, сама призналась. Проверка, типа.
— Еще одна такая проверка — и ее сюда больше не пустят.
— Да она как бы не из злого умысла: захотела завести ребенка от самого-самого крутого, вот и устроила мне «краш-тест».
— Ну ладно тогда. В общем, я как увижу нужных людей — так тебе маякну. Пара дней, возможно дольше.
— Лады, спасибо, буду ждать.
***
Я провел следующий день в режиме максимального расслабона: дрых, сколько влезет, пошел купаться на пляж, там угостил себя хорошим обедом, вечером поужинал за тридцать рублей в хорошем ресторане.
Черт, мне нравится такая жизнь. Я, пожалуй, еще рискну пару раз выйти на ринг, ибо, во-первых, мне понадобятся деньги, во-вторых... К хорошему привыкаешь быстро, это касается и женских тел. После тех ужина, завтрака и обеда, которыми кормила меня Нэдзуко, мне уже сложно смотреть на дешевую еду, а после самой Нэдзуко то же самое случилось с моими стандартами красоты. Но вот беда, роскошное тело — очень дорогое удовольствие. И если такое тело купить еще можно, хоть ночь с шикарной «эскортницей» и стоит очень дорого, то такой секс, как с Нэдзуко, купить за деньги нельзя вовсе, мой комплимент был совершенно правдивым. Ну а другого способа оказаться в постели с божественной женщиной, кроме как снова выйти на ринг и победить, я не знаю.
Кстати, забавно выходит. Женщины, говорят, обижаются на так называемую «объективацию», но по факту сами в этом виноваты. Если качество женского тела, к которому имеет доступ некий гипотетический парень, ограничено финансовыми возможностями этого парня, то тут уже аналогий с товаром избежать нельзя. Всякая девушка, получившая от природы роскошное тело, непременно стремится найти парня обязательно с деньгами. Вот так странно вышло, что достойному мужчине может быть прощен любой недостаток, если он один. Мужчине позволительно быть глуповатым, иметь маленький рост, лишний вес, не иметь ноги или руки, быть некрасивым, физически слабым — любой из этих недостатков простителен, если во всем остальном все хорошо, и у такого мужчины может быть жена или подруга с обложки журнала. И есть лишь один недостаток, который практически полностью лишает мужчину шанса на «девушку с обложки» — бедность.
В какой-то мере тут есть простое объяснение: женщины хотят самого лучшего парня и мужа. Наиболее приспособленного к выживанию и процветанию. А что есть мерило приспособленности в нынешнем мире? Деньги. Толку с силы, красоты и ума, если нет денег? Если ты сильный и умный — почему бедный?
Так что упрекать женщин глупо, это все равно что упрекать саму природу. Когда людей ели пещерные львы, а сами люди ели мамонтов — достойность мужчины определялась весом его каменного топора и дальностью броска копья. Теперь выживание и комфорт человека зависят от умения заработать деньги, и потому нет ничего удивительного, что мерилом мужественности выступает толщина кошелька.
Вот
