Я пытался построить ответвление, чтобы поезд уехал куда-нибудь еще, и постепенно что-то получалось. Теперь сердце колотилось настолько быстро, что становилось жарко. Сведенные судорогой мышцы расслабились, я начинал тонуть в липкой трясине поля. Холодный пол казался мне спасением. Кажется, я катался по нему, ускоряя темп, пока меня не подбросило серией спазмов.
А еще я с кристальной ясностью понимал все, что происходит. Поезд уезжал. Рельсы распадались. Вагоны с грохотом рушились под откос. Я бился головой об пол, меня подбрасывало, переворачивало, я слышал собственный беззвучный крик.
Когда первая волна прошла, моя одежда была мокрой от пота. Неожиданно все встало на свои места, и я вспомнил то, что нам говорили про парализаторы в лицее. Это оружие люди придумали сначала против себя самих, оно считалось щадящим. Оно даже не отключало сознания, просто лишало человека возможности двигаться, и после часа или двух, в зависимости от дозы воздействия, паралич проходил. Потом его опробовали на эмпи. Результаты потрясали. Если эмпи переносили огнестрельные и ножевые ранения с невероятной легкостью, выстрел из парализатора грозил летальным исходом, отправляя прямо в Ад.
В моем мире больше не было ни времени, ни пространства. Несколько раз кто-то приходил, и что-то менялось, возможно, меня кололи различными препаратами, я просто не помню этого. Реальность вернулась далеко не сразу. Я осознал себя в той же комнате, с тем же потолком и решеткой вентиляции вместо окна. На точно такой же полке у противоположной стены я заметил Страйка.
Сначала я решил, что он мертв, но потом вспомнил, что, вроде бы, он даже дрался с федералами, и ему, соответственно, начислили больше. Стабилизация у него даже не думала начинаться. Он пребывал в глубоком обмороке. «Вот и поглядим, на что это было похоже», — с некоторым удовлетворением подумал я. И завертел головой в поисках скрытых видеокамер. Ничего такого, естественно, не было видно, но это действие утомило меня настолько, что я провалился в сон.
— Что со мной? — хрипло спросил Лаки, уже в четвертый раз. Сначала, когда все еще только начиналось, я терпеливо затаскивал его обратно на полку. Потом конвульсии накатывали снова, он падал, и тогда я решил, что ему будет удобнее на полу. Сперва я еще пытался сдерживать рывки его тела, но это отнимало слишком много сил. Меня вырубало. Я сидел, привалившись к стене, и если бы не Лаки, голову которого я поддерживал, я бы точно замерз — стена была ледяной.
Потом Лаки наконец-то потерял сознание, можно было не опасаться того, что он размозжит себе голову об пол, и я залез на полку. Уже дважды ставень раздачи поднимался, и на подоконнике появлялась кружка воды. Признаться, у меня даже не возникало и мысли поделиться водой с другом, настолько мучительной была жажда. Стабилизация у Лаки пока не началась, и этим я объяснял тот факт, что никто не торопится ему помогать, как, к примеру, мне, потому что на своем локтевом сгибе я насчитал восемь следов от инъекций. А к нему никто не приходил и не делал никаких спасительных уколов. Лаки опять вырвало, он хрипло застонал.
— Что со мной… мать вашу…
Я отвернулся к стене, чтобы скрыть улыбку. Лаки Страйк не собирался сдаваться. В редкие моменты просветления на него накатывала ярость. Его швыряло из одного состояние в другое, все чаще и чаще. Пока что ему было хорошо.
— Шевелись, — сказал я. — Двигайся. Ты сможешь.
Он что-то прохрипел. Скорее всего, какое-то ругательство. Я заложил руки за голову, закрыл глаза и представил себе, что лежу в траве и гляжу в синее безмятежное небо, с идиотскими кучерявыми облаками… Дьявол! Но где же мы прокололись, где? Федералы вели себя так, будто заранее обо всем знали. Они ждали нас, пока мы, как идиоты, лазили туда-сюда. Здесь было всего два варианта. Либо они вышли на нас сами, после всей этой эпопеи с животными, либо «Истоки» были не просто водоочистительным комбинатом. И второй вариант от чего-то не казался мне безумием. Лаки, козлина, куда же ты меня притащил… А Ритка, вспомнил я вдруг, глупенькая Ритка, которая так любила Лаки и делала такой обалденный… Я вздохнул. Когда я, интересно, подержусь руками хоть за какую-нибудь женщину?..
«Они тебя убьют, — резанула вдруг мысль. — Как он говорил? «Двойная смерть»? А женщины будут только в следующей жизни. Скорее всего, Ритка уже умерла. Странно, ведь еще вчера…»
Я будто наяву увидел стол в своей гостиной, а на столе — блюдо с Риткиными пирожками. Вчера… Я знал, что прошло уже достаточно времени, а думал о своей жизни, как о вчерашнем дне. Вчера и сегодня. Два совершенно разных мира. Все заморочки с Кулом, все страхи, все надежды показались мне просто смешными.
— А у тебя был выбор? — спросил меня Добрый Герой, косоглазый персонаж из детских комиксов «Спасти планету». — Еще до татуировок? Еще до первого убийства?
— До встречи с Лаки — да, был, — ответил я. Добрый Герой напоминал меня самого, того Ричи Токаду, каким я всегда мечтал стать. Он прищурил нарисованные глаза, глядя на меня с усмешкой.
— Ты приобрел гораздо больше, чем потерял.
И тут я увидел себя самого — толстенького бредмена Ричи, в дорогом костюме, с целым рюкзаком товара и пачкой денег в кармане.
— Я потерял все, — сказал я ему. — Я приобрел смерть.
— Ты приобрел цель, — нахально улыбнулся мультяшка. Толстый Ричи плюхнулся на задницу и заревел. Добрый Герой двинул ему с ноги в челюсть и начал прыгать у него на брюхе, как на батуте: — Задави в себе слабость, пока она не схватила тебя! Вот тебе! Вот так! И вот так!..
Неожиданно я стряхнул морок и поднял голову. У меня была температура, но это я отметил вскользь. Лаки бился на полу, его крутило так, что он запросто мог себе переломать все кости. Я дотащился до него, прижал за плечи к полу. Он был горячим, как уголь. Это было самое начало стабилизации. Я подскочил к двери, собираясь позвать на помощь — и остановился с поднятой для удара рукой. До меня неожиданно дошло, что им вовсе не нужны показания нас обоих. Наркотик правды класса «подавление» давал стопроцентную гарантию правды. Им хватит меня одного. Так как мы, в принципе, обречены, никто не будет спасать Лаки Страйка. Кроме Ричи Токады. Они наблюдают за нами. Они видят, что Лаки умирает. Они знают, что ему не пережить стабилизации без препаратов.
Лаки закричал от боли, и у меня все похолодело внутри.
— Давай. Решайся, — сказал мне Добрый Герой. — Не смотри на него. Вперед!
Я повернулся к двери спиной. Посмотрел на стену. До нее было каких-то пять шагов, но этого хватало. Интересно, они уже поняли, что я задумал? Я помедлил, давая им возможность насладиться торжеством на моем измученном лице.
— Ну и черт с ним… — почему-то было последней мыслью.
А дальше я разбежался и влетел в стену головой.
Ледяной ветер пробирал до костей, скользкий бортик крыши отвлекал слишком много внимания. Дарэк легко взмахнул рукой, еще больше искажая поле, и меня качнуло в сторону пропасти. Я судорожно всхлипнул от страха, кое-как сохраняя равновесие, и лишь тогда услышал обидный смех друзей Дарэка.
— Толстый, небось, приссал! — кричали они наперебой. — Приссал, да? Приссал?..
Дарэк был выше меня на полголовы и гораздо шире в плечах, а еще он отлично дрался. И уж точно не знал, каким липким может быть страх, когда стоишь вот так на краю пропасти, скользя по заледеневшей полоске металла. Дарэк играл со мной вот уже целую вечность, с начала этой глупой, невероятно глупой дуэли, в которую я черт знает как ввязался и только теперь начинал понимать, что все это было ловко спланированной подставой, от начала и до конца. Дарэк насмешливо улыбнулся. Его глаза всегда пугали меня. Он постоянно смеялся надо мной, обзывался, пинал и унижал меня перед всем потоком, и я терпел все это. Потому что не мог смотреть ему в глаза.
Как-то раз Джинго попросила меня достать для нее древние комиксы «Спасти планету», где Добрый Герой с таким же генотипом, как и у меня, раз за разом расправляется с толпами инопланетных чудовищ. В конце каждой серии его обычно убивали, но он всегда возвращался назад, все более и более навороченным. Джинго я соврал, что сделка сорвалась. Добрый Герой действительно стал моим лучшим другом, потому что был таким же, как я. И вот этот долбанный Дарэк, эмпировав меня, узнал про Доброго Героя и попросил через своих знакомых за тройную цену сговориться со мной о продаже комиксов. А потом устроил цирк на большой перемене.
Такого массового унижения я не испытывал никогда. Я вовсе не винил собственную гипертрофированную жадность, заставившую продать меня своего лучшего друга, пусть и нарисованного. Я ненавидел одного Дарэка. И я в порыве праведного гнева вызвал его на ментальный поединок, прямо перед всеми.
Не знаю, было это на самом деле или нет. Кажется, было. Мне часто снилось, что я падаю с крыши, и тогда я просыпался от собственного крика, но Добрый Герой никогда не приходил ко мне с тех пор, как я предал нашу с ним дружбу. А сейчас он пришел. Он стоял напротив меня, на лицейской крыше, и он был так же реален, как я.
