Группа доктора Шнобеля работала с муравьями. Муравьи общаются при помощи хемосигналов, пахучих веществ, называемых феромонами. Взломав муравьиный код, они выяснили, что их сигнальные феромоны, можно приспособить для передачи информации и для человека. Они называли этот вещество, из семейства летучих спиртов, информационным феромоном, сокращенно — инфофер. Алгоритм кодирования инфофера разработали в НИИ Проблем Кодирования Информации, который в то время возглавлял академик Глушко; он питал к доктору Шнобелю какую-то, странную, по мнению многих, слабость. Алгоритм кодирования основывался на явлении химической изомерии; бралось два варианта одного вещества, одинаковые по составу, но разные по строению, и как следствие, обладавшие разным запахом. Одна молекула инфофера принималась за один бит, молекула изомера-1 означала ноль, а молекула изомера-2 — единицу. В КБ проектного отдела Воркуйского Химкомбината разработали устройство, которое могло, как выражались в группе Шнобеля, заряжать инфофер информацией, в основе его были наномембраны с избирательной проницаемостью; в зависимости от условий они пропускали то молекулу изомера-0 то изомера-1. Устройство прозвали 'файловыжималкой'. Полученные данные должны были усваиваться мозгом, при помощи стимуляции коры головного мозга особым веществом-интерпретатором, этакий коктейль из разнообразных нейромедиаторов, которые декодировали двоичный код в электрические сигналы понятные нейронам, и предавали возбуждение по лимбической системе во все части мозга. Этот химический интерпретатор инфофера, разрабатывали в Воркуйском Центре Нейрофизиологии, и это было самое узкое место проекта. Нейромедиаторы могли только передавать возбуждение нейронам коры — что дальше мозг будет делать со всеми этими сигналами было не ясно. Кроме того, не было никакой гарантии сохранения целостности вводимой в память информации. Эта схема требовала серьезной доработки, на том этапе, доктор Шнобель оптимистично предполагал, что мозг сам разберется, что в какой банк памяти записывать, и сам заполнит возможные пробелы в данных. Все-таки, говорил он, мозг это весьма устойчивая система, с большим запасом саморегуляции.
Доктор Шнобель развил бурную деятельность: на его проект работали уже три института и два завода. Его проект (и его личность) стали самой популярной темой для обсуждения в воркуйском научном сообществе. Научное сообщество раскололось на две не равные половины. Меньшая предполагала, что доктор Шнобель гениален, большая же говорила, что он сошел с ума, и заражает своим безумием остальных. Большая часть недоумевала, на что тратятся государственные деньги и время. Куда смотрит ученый совет, вопрошали они. Почему средства тратятся на навязчивые идеи доктора Шнобеля, в то время как многие, практически выгодные для военки и народного хозяйства, темы для исследований никак не дождутся финансирования?
Постепенно шуточки за спиной Шнобеля переросли в неприкрытую травлю. Достоянием общественности стали некоторые подробности личной медицинской карты доктора Шнобеля. Что его родители, физики-ядерщики, работали в Курчатове, и его мать схватила дозу радиации во время беременности. Что он родился недоношенным и выжил чудом. Что у него что-то не так с генетическим кодом. Что у него обнаружили пару лишних спящих, дегенеративных хромосом. И что из-за этого сбоя в генетическом коде у него на левой ноге два сросшихся пальца, и от того он немного прихрамывает. А как эта мутация действует на мозги, мы можем наблюдать сейчас, говорили они, презрительно усмехаясь.
Начальство спохватилось. Научный совет призвал доктора Шнобеля под свои очи и потребовал результатов. Незамедлительно.
Проект и близко не подступил к экспериментальной фазе, но, чтобы спасти дело своей жизни, доктор Шнобель решился поставить эксперимент на себе.
Как-то поздним вечером, он задержался в лаборатории, и когда остался один, вколол себе нейромедиаторы и понюхал тестовую дозу заряженного инфофера.
Никаких новых знаний не появилось в его памяти. Но он почувствовал неземное блаженство. Сильнейшую эйфорию. Неописуемый кайф. А на следующий день он почувствовал непреодолимое желание повторить. И повторил.
Прием чистого, незаряженного инфофера не вызывал ничего, кроме желания чихнуть. Заряженный же информацией, он превращалась в самый мощный наркотик в истории человечества. Успешное усвоение информации, успешное решение какой-либо задачи, которая, по сути, сводится к обработке внутренних данных, сопровождается эйфорией — так мозг поощряет сам себя. Именно эту эйфорию, усиленную в тысячи раз и почувствовал доктор Шнобель. Потом, в его записях, нашли сравнение, что эффект от приема инфофера — это как сразу решить сотню математических теорем, доселе не имеющих решения. Как разом прочитать все свои любимые книги, просмотреть все любимые фильмы и прослушать всю любимую музыку и перемножить все это на миллион условных единиц счастья. И то, что это очень похоже на любовь.
От информации осталась только эйфория от ее усвоения. Привыкание возникло после первой же дозы. Дэдлайн подсел на инфофер. Он пробовал бороться с этим — но не смог выдержать жестоких ломок — его мозг словно выжигало изнутри. Он превратился в наркомана, единственного в мире информационного наркомана. Дэдлайн никому ничего не сказал — он боялся, что его лишат кайфа. Его тему закрыли, самого Шнобеля перебросили на другое, более практически выгодное направление — при помощи феромонов бороться с насекомыми-вредителями сельского хозяйства. Говорили, что доктор Шнобель воспринял это на удивление спокойно. Тогда его уже волновал только кайф.
Очень скоро доктор Шнобель понял, что сила кайфа зависит от содержания информации. Он не мог этого объяснить, но была большая разница в ощущениях, когда он заряжал инфофер квантовой физикой или передовицами советских газет. Кроме того, какой бы информацией он не ширялся, повторный прием тех же самых данных вызывал крайне болезненный бэд-трип. Толерантность к конкретной информации возникала после первого приема. Чтобы словить кайф, информация должна была быть хорошей и непременно разной. Доктор Шнобель попал в ловушку. Все что им теперь двигало — это поиск торкающих данных. Скоро у него, как у всякого наркомана развилось чутье на хорошую информацию. Достаточно ему хоть краем глаза на нее глянуть, он уже мог предсказать, какой приход его ждет. Больше всего ему вставляли точные науки. Чистое знание. Он тележками возил книги из Научной Библиотеки, заряжать книгами инофофер было проще всего. Когда он передолбился всей наукой, которую смог раздобыть из открытых источников, он стал воровать данные у своих коллег, проявляя при этом чудовищную изворотливость, на которую способен только наркоман в поисках дозы. В Воркуйске-8 вся сильнодействующая информация, как правило, была засекречена. Но на Дэдлайна уже не действовали никакие запреты. Для него имел значение только кайф.
Воркуйское КГБ фиксировало многочисленные утечки информации. Они думали, что в В8 завелся крот. Они искали, искали тщательно, но они искали не там. Если это был иностранный резидент, почему информация не уходила из города? Тем временем, доктор Шнобель стукнулся головой о потолок. Темпы прогресса не поспевали за его аппетитом. Он перенюхал всю науку от Аристотеля до наших дней, но организм требовал еще и еще. Дозы постоянно росли. Тогда он перешел на исторические, философские и религиозные тексты. Это было уже не то, не такой чистый кайф, мутные, непредсказуемые приходы. Пропустив через нос все мировые религии и основные философские школы, Шнобель переключился на искусство во всех его формах. Художественная литература вставляла вяло — слишком много шума, слишком мало конкретики. В живописи кайф для него кончился на импрессионистах. С кино и музыкой было еще хуже. Кончилось тем, что доктор Шнобель стал заряжать инфофер текущим медиатрафиком — газетами, теле и радиопередачами. Он стал использовать генераторы случайных чисел, он стал разбавлять качественную инфу шумом. О кайфе речь уже не шла — он пытался избежать ломок. Говорили — это его и погубило. Он передознулся шумом. Спустя двое суток его нашли дома, он лежал на полу, в коме. Жилище Шнобеля было буквально завалено пленкой.
- Дэдлайн доктора Шнобеля, — сказал кто-то из группы.
И сразу получил по морде.
В компьютере доктора Шнобеля обнаружили огромный файл, базу данных со списком всей той информации, что он пропустил через свой нос — доктор Шнобель все записывал, чтобы не допустить повторов. Рядом с каждой позицией списка, пометка — сила кайфа, по десятибалльной шкале. Из его записей они узнали, что иногда поглощенная им информация возвращалась: во снах или в виде неожиданных флэшбэков. Всегда фрагментарно и совершенно непредсказуемо. И то, что его мучило постоянное чувство дежавю.
