Юрико тиснула пальчиком силиконовую кнопку пульта – и сразу же пыле/влаго/термозащитный компакт телевизора проклюнулся мутно-коричневыми лепестками экрана, пневматикой выстреливая в заданные сектора комнаты присоски-динамики. Лепестки конвульсивно дёрнулись, максимально вытянувшись из титанового корпуса, и сомкнулись в правильную диск-окружность. Окружность деформировалась в прямоугольную заготовку рабочей поверхности – шершавую и пористую. Сработала система нанесения экрана: поры лепестков наполнились гелем, равномерно увлажняя заготовку. Всё, три секунды – и экран готов к употреблению. Юрико нащупала сенсоры допотопного пульта управления.
Крупным планом – логотип: собранная из пальмовых листьев надпись «Новости Вавилона». Красотка-дикторша шевелит накачанными силиконом губами: «…известно число жертв вчерашнего пожара в супермаркете „Зиккурат Этеменанки“. Погибло сто девяносто шесть человек, двести сорок получили ожоги различной степени тяжести. Общественность шокирована безобразной работой пожарной охраны. И где, спрашивается, были хвалёные фениксы, когда в огне гибли люди?!»
Экран съёжился, лепестки втянулись в компакт-корпус.
Дверь. Звонок. Хрипит-надрывается ретро-мелодией доисторического рок-коллектива «Glay». Агрессивное рычание вокала, жужжание гитар – такая настройка вызова. Обычно Акире эти примочки нравятся. Обычно. Не сегодня. Сегодня Акире плохо: тошнит, болят суставы, череп распух, и красные прожилки в глазах мешают смотреть на мир оптимистично. Бабульки-соседки, Орестовна и Петровна, называют подобные проявления самочувствия внушительным приговором «давление». У Акиры «давление», ага. Наверное.
Нетипичное какое-то воскрешение получается: очнулся Акира, пришёл, в прямом смысле слова, в себя – а в организме гадко и, мало того, в дверь звонят очень настойчиво. Слишком настойчиво. Неприлично настойчиво.
Встать.
Встать!!
Срочно приготовить масалу: заварить чай пастеризованным молоком, добавить имбирь и рафинад.
Срочно! Масалу!
Так же паршиво Акире было полгода назад, когда после посиделок в баре и расставания с Пузырём, кое-кто – не будем тыкать пальцем! – попёрся в скифскую баню. Ой, зря. Впятером (ещё каких-то лярв подцепил по пути), упившись текилой и коньяком, дышать обугленными семенами конопли… в грязном шалаше из войлока и кожи, н-да… Акире до сих вспоминается одна из девушек, жгучая зулуска, которая предлагала отведать Аmanita muskaria, чисто символически – по трёхштучной нитке на рыльце-личико… Интересно, откушал ли тогда Акира?..
Очень может быть.
Встать!
Встать!!
Звонок. Знакомая мелодия, а не вспомнить: по утрам адекватно воспринимать посторонние звуки могут только язвенники-любители. Звонок, настойчивый – хамство откровенное! И кого это черти принесли?!! В такую рань?! В шестнадцать сорок пять по Вавилону?!
Шестнадцать сорок пять?.. – Акира ни разу не воскресал позже десяти утра. Странно…
А ещё – сухость во рту. А в холодильнике должна быть бутылка «Даосского светлого», холодненького, с пузырьками… в холодильнике… должна быть…
Будда, сделай так, чтоб бутылка оказалась в холодильнике! Материализовалась, выросла, телепортировалась, завелась как моль, но была!! Чтоб не одеваться и не топать за лекарством в ларёк на углу дома, не общаться с толстой тёткой-продавщицей, презирающей вечно пьяного феникса, и гордой тем обстоятельством, что лоно её исторгло пятеро детишек – и все оказались настоящими людьми, полноценными гражданами, а не профессионалами какими-то!..
Звонок. Ну, сколько можно, разве непонятно?! – никого нет дома?!..
Акира сполз с кровати. Вяло, балансируя попеременно то на одной, то на другой ноге, натянул старые затасканные штаны-спортивки, изуродованные вышивкой-логотипом «Адидас». Почесал пятернёй в паху, с удивлением ощущая фалангами стойку смирно – бокки, ага. Спасибо, о-тин-тин, порадовал папу-феникса. Жениться что ли? для разнообразия?
Звонок.
Чёрт!!
Коридор. Перекошенная вешалка: тяжесть новенького (в целлофане) плаща, две выходные кожаные куртки и зелёный комплект ОЗК, странный подарок от очень дальних родственников – выкинуть руки не доходят.
Залапанное отпечатками пальцев зеркало – отвратительное отражение: перекошенная морда распухшей конфигурации. Н-да, впервые у Акиры такое – похмельное?! – воскрешение. Звонок. Дверь.
– Кто?
– "Кольт" в манто. – Мужик какой-то на пороге. Костюмчик сиреневый с алюминиевыми вставками да сандалии на босую ногу – странный гражданин, явно «с приветом», да ещё с подозрительным чёрным чемоданчиком в руке и пожарным шлемом на черепе – короче, Акира не сразу узнал родимое начальство: это ж Спитфайр в гости пожаловали! В штатское принаряженные! Шлем не считается…
– Входите, Ник Юсупович-сан!
И Спитфайр вошёл, как будто только и ждал приглашения. Особого. Впрочем, вошёл бы он и без лишних формальностей, и даже, если бы Акира вовсе не открыл дверь: не в привычках шефа топтаться на пороге, шеф в подъездах пальмы не околачивает, без толку гузном не трясёт – увидел-победил, сменил декорации, привет-пока.
– Вернулся? Воскрес? – хмуро буркнул босс, проталкиваясь мимо Акиры и вешалки на кухню.
– Так точно, Ник Юсупович-сан! Воистину воскрес!
– Чего? – Не понял юмора Спитфайр. – Ну и как оно вообще? ТАМ?
– Да как обычно… – пожал плечами лейтенант Ода, мол, что вы спрашиваете, сами ведь в курсе. – По-прежнему…
– Точно? Ничего подозрительного, нетипичного? – Звякнув алюминиевыми вставками рукава о столешницу, Спитфайр прищурился.
– Точно. – Акира достал из цилиндрического холодильника, точнее из верхнего отсека, из треугольной морозильной камеры, две банки пива «Оболонь Премиум». Запотевшая жесть скалилась совершенно одинаковыми тиграми-близнецами, распластавшимися в прыжке вдоль информации о составе, сроке хранения и производителе.
Пиво Спитфайр проигнорировал. Зато элегантно поместил чемоданчик на бамбуковый стол и вытащил из кармана пиджака потёртую колоду карт – замасленный и очень древний картон с неразличимыми рубашками и картинками. Акира почувствовал крестцовыми татуировками холодок, исходящий от колоды: магия? – добро? зло?
Подобно профессиональному игроку-бакуто времён правления Токугавы, Спитфайр перетасовал карты. На миг Акира почувствовал себя рабочим на государственной стройке, целую неделю в поте лица рывшим ирригационный канал, чтоб потом за минуту спустить подлецу-шулеру все тяжко заработанные деньги.
Кстати, у «подлеца-шулера» на запястье чернеют три круга-татуировки, причём рисунки эти Акира не видел ни в одном из реестров Профсоюза. Это, конечно, не сточасовая разукрашка спины, но…
– Я-ку-са! Чёрт, я так и знал! – выругался Ник Юсупович. Только что он вытащил из замусоленной колоды три карты, как это обычно делают при игре в ойтё-кабу. Самая отвратительная комбинация из всех возможных: восьмёрка, девятка и тройка – в сумме-то двадцать, а вот по очкам – полнейший ноль, проигрыш. Правда, на сленге шулеров-бакуто слова «я-ку-са» имеет ещё одно, совсем иное значение…
– Ник Юсупович, я хотел бы…
– Акира, мальчик мой, сейчас не время. Собирайся. Быстро.
И юный феникс не стал перечить мудрому адепту огня.
Превозмогая боль в черепе и позвоночнике, оделся – вещи слетелись со всей квартиры, в порядке строгой очерёдности нанизываясь на тело Акиры. Только шнурки ботинок отказались завязываться. Оде пришлось присесть и самостоятельно, как в глубокой юности, сплести шёлковые верёвочки в узлы. Спитфайр, сфотографировав зрачками это бессилие и детский маразм, покачал головой, но промолчал. Акира от стыда чуть не покраснел, но передумал: подумаешь, шнурки.
Прежде чем примерить парашют, Акира открыл верхний клапан запаски и обратил внимание на шпильку зачековки: вставлена ли она в петлю хотя бы на половину. Подёргал тросик привода запаски: нормально, порядок – свободно двигается в трубке, а кольцо привода добротно держится в гнезде. Так-с, подушка отцепки… три кольца… Потом – верхний клапан основного парашюта: шпилька вверх, на запаску. Пальчиками поелозить: на сегменте стренги от ранца до медузы – без петель. Грудной обхват, ага… А теперь вытяжной парашют: рукоятка, карман, свободный ход… И, пожалуй, хватит: клапана в исходное положение.
Наблюдая за выверенными движениями Акиры, Ник Юсупович терпеливо ждал: обглодав коричневый кончик, выкурил трубку – засыпал пеплом горшок с бегониями, дважды вскакивал и открывал-закрывал холодильник, пять раз измерил шагами метраж кухни.
– Всё, я готов. – Отрапортовал лейтенант Ода. – А что вообще случилось? Почему такая спешка?
В подъезде, на лестнице между пятым и четвёртым этажом:
– А ты что? ничего не помнишь? – как бы между прочим поинтересовался Спитфайр.
Акира напрягся так, что челюсти свело – и выдавил сквозь зубы:
