Тот же Блюмкин, одетый не вполне обычно, все время за плечами сидор таскает. Вероятно, этот мешок не шибко тяжелый, раз не разлучается с ним, но в то же время очень даже ценный. Возможно, там одежда, весьма специфичная, которой больше нигде не найти.
Ну, а их с монахом какая роль? Искатели? Ну, да, не иначе. Им — найти, ученым — оценить, а Якову — идти.
Тогда их с Игги — в расход. Или обратно в лагерь, если выживут. Чтобы справиться с ними одного Бокия маловато. Добчинский и Бобчинский — не в счет. Нет, товарищ Глеб, без всякого сомнения, мог бы эффективно «помахать шашкой», да статус у него уже не тот. Не солидно как-то самому драться. В этом случае помощь будет нужна. Однако кто мешает отправить некоторое время спустя еще один баркас с солдатами?
Не ждать кавалерии, самим напасть, используя эффект неожиданности? Хотя эффекта не будет — у них все шаги просчитаны. Да и сил после долгого беспамятства и тюремного режима всяко меньше, чем у оппонентов. На сноровку и счастливый случай надеяться? Так уж лучше не надеяться.
Впрочем, это все некие организационные вопросы. Что же искать требуется? Понятное дело, дорогу к Рериху — если судить по реакции Бокия на его предположение несколько дней назад. Есть некие ворота — врата — портал. Есть «железные сапоги и хлеба». Только где они?
Монах, принявший имя Иисус, их нашел и стерег до самой своей кончины. От кого стерег? Может, просто жил рядом, потому что многое, что осталось здесь, в этом мире, от наших предшественников — истинно. А прикоснуться к Истине — разве не счастье для любого отшельника? Да и для обычного человека — тоже.
Хотя слишком много обычных людей, которым Истина не нужна. Судьи, например, политики, да и сам товарищ Глеб. Не, тогда лучше быть необычным. Не от мира сего.
Так Тойво ни с чем и не определился — они причалили к острову и начали выгружаться. Это дело прошло быстро, баркас тотчас же отчалил и уплыл по своим делам.
— Игги, если ты Святое писание хорошо помнишь, то мне твои знания пригодятся, — сказал Антикайнен монаху, когда они двинулись по дорожке к Анзерским церковным постройкам, то есть, Свято-Троицкому скиту, где когда-то постригли патриарха Никона. Понятное дело — не налысо постригли, а в священнослужители.
— Все Писание тебе нужно? — испугался монах.
— Думаю, Евангелие достаточно, — призадумался Тойво.
— Что вы говорите! — немедленно включился случившийся рядом Бобчинский. — Библия — кладезь мудрости и школа жизни.
— Учиться, учиться и еще раз учиться, — проговорил Антикайнен довольно угрюмо. — Коммунизму настоящим образом.
Помещик от науки немедленно отстал на пару шагов.
В ските было пусто, потому что монахи разбежались, прихватив с собой все самое ценное. Да и не самое ценное тоже прихватили. В этом им помогло соловецкое население, привыкшее никогда не бросать без присмотра вещи, необходимые, как в хозяйстве, так и в быту.
Когда вся экспедиция собралась внутри помещения, рассевшись, где придется, Бокий сказал:
— В общем так: перед нами ставится задача, и она должна быть выполнена в кратчайшие сроки. Где-то на острове имеется некий выход, через который можно преодолеть за одну единицу времени тысячи километров. Требуется найти его до 24 часов сегодняшних суток. Полагаю, времени достаточно.
— Гм, — неожиданно изменив своему обыкновению, проговорил Бобчинский. — Нужно как-то определиться, в виде чего этот выход. Тогда можно сузить рамки поиска.
— Выход подразумевает и вход? — добавил Добчинский.
Товарищ Глеб кивнул головой, словно бы принял к сведению вопросы.
— Еще?
— Этот проход есть, или он подразумевается? — неожиданно спросил Игги.
— Мы считаем, что выход не является одновременно входом. Мы также полагаем, что таковые выходы не единичны. Но в большинстве случаев, как то Сейдозеро, Крым и тому подобное они двусторонние, что налагает определенные сложности. По совокупности характеристик геомагнитных линий вероятность существования оного на острове примерно 20 процентов. Чтобы было понятнее, в других местностях, даже так называемых аномальных, этот показатель не превышает шестнадцать процентов. То есть, шанс найти один к пяти.
— Тогда это может быть только твердое образование с плотностью камня — например, базальта или мрамора, — сказал Добчинский. — Или металл. Но последний подвержен коррозии. В любом случае, плотность объекта должна быть более, нежели газ или жидкость. Дерево тоже не годится.
— Почему? — удивился Тойво.
— При перемещении тела в единицу времени требуется замещение определенных частиц на их подобие, в которых практически отсутствует или замедленно естественное движение молекул, называемое «броуновским». Только в этом случае не происходит распыление или обратное замещение частиц. В данном случае, под единицей времени можно считать секунду или ее кратные доли.
Так сказал ученый Добчинский самым серьезным тоном.
«Вот пурга!» — подумал Антикайнен. «Хи-хи!» — вторил ему в мыслях Бобчинский. «Мели Емеля — твоя неделя!» — почесал затылок Блюмкин.
Как бы ни основательны научные доводы любых самых научных ученых, все равно база их раскладок, выводов, аксиом и теорем зиждется на неких константах, которые есть «постоянные» чего-то или кого-то. Например, свободного падения, Планка и так далее. А скажешь, что они и есть «господний промысел», так засмеют и исключат из академии. С этим у ученых строго, не так, пожалуй, как с пресловутым «расовым» вопросом в генетике, но тоже мало не покажется. Ученые — материалисты, черт бы их побрал. Никого они так не любят, как самого себя. Им не до Господа.
— Тогда искать нужно не здесь, где еще церковный запах не развеялся, а возле Голгофской ламбушки, — сказал Тойво.
— Что все-таки это должно быть? — поинтересовался Бобчинский.
— Гроб, — ответил финн. — Как в Евангелие.
— «На том месте, где Он был распят, был сад, и в саду гроб новый, в котором еще никто не был положен», - прочитал Игги. — «Он (Иосиф из Аримафеи), купив плащаницу, и сняв Его, обвил плащаницею, и положил Его во гробе, который был высечен в скале, и привалил камень к двери гроба».
Ученые ничего на это не ответили, пожали плечами и принялись совещаться. Они, как оказывается, очень даже неплохо ориентировались в библейских текстах, поэтому, отбросив весь скептицизм и критику, решали чисто деловые вопросы: где, что, в каком виде все это может быть. Такой подход и отличал их от настоящих ученых. Они, как понятно, были лжеученые.
Бокий им не мешал. Да и, вообще, он никому не мешал. Вот сейчас бы дать ему подходящим бревном по голове и
