Пока мы топтались в проходе, дожидаясь, когда стоящий перед нами грузный мужчина довытаскивает из карманов мелочь, мое внимание поглотила рамка. Все помещение пахло антисептиком и — немного — человеческим потом.
Как только мужчина прошел через сканер, заревел сигнал тревоги. Я замерла.
— Сэр, вернитесь, пожалуйста, и проверьте, всё ли вы достали из карманов.
Раскрасневшись, мужчина прошел под рамкой обратно. Встав посреди прохода, он принялся копаться в карманах, пока не нашел скомканную обертку от жвачки.
— Упс, не знал, что она там осталась.
Я видела, как он напрягся, заходя под рамку во второй раз. Он держался так скованно, словно был уверен, что сканер опять на него среагирует.
На этот раз сигнал не прозвучал.
А потом пришла наша очередь.
Я встала перед мамой. Так, по крайней мере, у нее останется шанс сбежать, если со мной что-то пойдет не так.
Подойдя к рамке, похожей на дверной проем, я заставила себя улыбнуться и посмотреть в глаза молодому широкоплечему охраннику, стоявшему по ту сторону.
Вот оно — испытание, которое покажет, действительно ли технология военных так совершенна.
Сделав ненужный моему организму глубокий вдох, я шагнула под рамку, готовясь услышать вой сирены — ничего не могла с собой поделать.
Я вырвалась на другую сторону и… ничего. Изумительная, блаженная тишина.
Я на секунду зажмурилась. У нас с мамой все получилось. Подойдя к конвейеру, я сняла с него свою зеленую спортивную сумку и кроссовки и обулась. Оглянувшись через плечо, я широко улыбнулась маме, проходившей под рамкой. Мы были у цели.
Меня вернул к реальности неожиданный громкий звук, резкий и бешеный. Но не сирена.
Лай.
Немецкая овчарка рванулась вперед, натянув поводок, и потащила за собой ничего не подозревавшего охранника. Она раскрыла пасть, в которой поблескивали белые клыки, и попыталась укусить меня. Меня спасла скорость реакции. Я отпрыгнула в тот самый момент, когда мощные челюсти собаки сомкнулись там, где меньше секунды назад была моя нога. К нам подошла женщина в форме. Я в ужасе уставилась на обезумевшее животное.
Почему, почему она на меня залаяла? Она что, почувствовала то, чего не засек сканер? Может, я пахла как-то неправильно? Если даже так, то охранники об этом не узнают. Им нужно будет найти разумное объяснение.
— Пожалуйста, уберите ее от меня, — попросила я, съежившись. — Я не хочу, чтобы меня опять покусали.
Молодой охранник, державший в руках поводок, дернул за него, резко окрикнув собаку. Псина проигнорировала команду. Она не сводила с меня блестящих коричневых глаз, а стоило парню слегка ослабить поводок, снова рванулась вперед, захлебываясь лаем, и я уловила неприятный запах ее дыхания.
С ее черных губ слетали брызги слюны, зубы щелкнули, когда она снова бросилась на меня. А я могла думать только об одном: Она знает. Эта собака как-то поняла, что я ненастоящая.
Она бешено рвалась ко мне, царапая когтями по гладкому полу, и я попятилась еще дальше. Низкий лай эхом разносился по залу. И я увидела, как все начало меняться. Вот охранница выпрямилась, ее глаза едва заметно сузились. Вот ее рука потянулась к рации на бедре. Вот мама резко втянула воздух.
Девять охранников в радиусе шести метров, двое из них и собака — прямо передо мной. В груди нарастал страх. Возможно, я смогла бы прорваться к выходу из здания под прикрытием толпы, учитывая, что их оружие вряд ли было способно меня остановить.
Я, возможно, и смогла бы, но мама — нет.
В голове завертелись ее слова. Пообещай мне, Мила.
Я пообещала. Но я уже тогда не собиралась сдерживать это обещание.
— Вам обеим придется пройти со мной. Вещи оставьте здесь, но возьмите с собой паспорта и посадочные талоны.
— А вы не можете ее тут просканировать? Мы так на самолет опоздаем. — Все это мама сказала ноющим голосом, уперев руки в бока. Абсолютный спектакль, потому что мама никогда не ныла. — Собаки ее не любят… чувствуют, что она их боится.
Охранник оттащил собаку, а женщина покачала головой:
— Мэм, это животное прошло специальную дрессировку, а мы обязаны следовать инструкциям.
Мама положила руку мне на плечо, искоса взглянув на меня.
— Ну что, пойдем, Стефани?
На слове «пойдем» она потерла нос. Намек был едва уловимый — я бы ни за что не обратила внимания, если б не ждала чего-то подобного, — ее палец мельком показал мимо охранников в сторону узкого прохода, ведущего к выходу на посадку. И она еле слышно произнесла одно слово:
— Карта.
Я улыбнулась и кивнула, при этом тихо шепнув: «О'кей». Следя за женщиной, которая повернулась, чтобы отвести нас обратно в зону регистрации тем же путем, каким мы пришли, я сосредоточилась: GPS.
Я дождалась момента, когда мама как бы случайно наткнулась на женщину и ловко опрокинула ее, поддев ногой за щиколотку; тем временем у меня перед глазами вспыхнула зеленая схема аэропорта.
А потом я схватила маму за руку, и мы побежали.
Когда мы рванули по коридору, карта автоматически подстроилась, показав, что мы приближаемся к узкой галерее, в конце которой располагались выходы «С» с двадцать седьмого по сорок первый. Не успели сотрудники службы безопасности сообразить, что случилось, как мы ворвались в галерею. Проносясь мимо магазина, в котором продавали замороженный йогурт, я вырвала у ошарашенного покупателя два стаканчика, швырнув их на пол за нами, — я надеялась, что скользкий пол немного замедлит наших преследователей. Крики охраны преследовали нас, когда мы пробегали мимо кофейни Starbucks и гриля Beaches Boardwalk, лавируя между группами путешественников и выбивая из их рук стаканчики с кофе и кошельки. Каждый следующий шаг вколачивал в меня новую порцию ужаса, побуждая бежать еще быстрее. Только огромная сила воли заставила меня придерживаться маминой скорости.
Впереди стояла группа бизнесменов в костюмах. Обернувшись на шум, они похватали чемоданы и бросились от нас в стороны, сопровождаемые скрипом колесиков, а карта указала простую истину: мы приближались к концу галереи, что оставляло нам только один выход.
Выход на посадку, рядом с которым не было людей.
Топот за нами звучал все громче, криков стало больше.
— Сюда, — закричала я, сворачивая перед выходом номер 29 и указывая на номер 30.
Сквозь огромные окна я видела, что у выхода номер 30 стоял телетрап, но самолета еще не было.
Я бросилась к дверям. Позади нас была толпа охранников, впереди — неизвестность.
Мы не стали обращать внимания на удивленные крики ждущих вылета пассажиров. Стюардесса в синей форменной юбке выбежала из-за стойки и попыталась схватить меня за рукав:
— Эй, туда нельзя…
Я оттолкнула ее и дернула на себя дверь. Ее протестующие возгласы провожали нас, пока наши подошвы стучали по полу узкого коридора.
В какой-то момент коридор резко повернул налево. Через три метра он обрывался, открывая вид на летное поле, крыло самолета, стоявшего у соседнего выхода, и взлетную полосу за ним. Нас ждала свобода. Только перед этим — падение с большой высоты на твердую, очень твердую землю.
Я заглянула через край, и перед глазами замерцал красный свет.
Расстояние: 2,8 м.
Допустимая сила удара.
Я могла пережить падение, но мамино человеческое тело — вряд ли.
— Вперед, — выдохнула мама, добежав до края. — Не так уж высоко, и земля прямо под тобой, падение из пикапа Кейли было хуже. Все будет хорошо.
Через долю секунды я поняла, что она не шутила. Она рассчитывала, что я прыгну на эту твердую, грязную, неприветливую поверхность — оставив ее позади.
Мама схватила меня за плечи. Крепко.
— Вперед! ВПЕРЕД!
Телетрап задрожал. Время вышло — охранники догнали нас. Когда первый из них вывернул из-за угла, мама развернулась, и я дернула ее на себя, обхватив руками за талию и крепко прижав к своей груди.
А потом я откинулась назад, в пустоту, и нас обеих потянуло вниз, вниз, вниз…
— Нет! Стой! — заорал первый охранник, выбрасывая вперед руку, чтобы удержать нас. Но он был слишком далеко.
Просвистев по воздуху, мы упали на поле.
Моя спина ударилась о землю с громким стуком, за ней последовала голова. Оглушающая сила удара, давление от того, что я смягчила мамино падение собой — от всего этого я на мгновение замерла, не видя перед собой ничего, кроме маминых волос и голубого неба. Мама лежала на мне, не двигаясь. Неподалеку загудел самолет.
Я цела?
Сканирование внутренних систем: Повреждений нет.
Я испытала прилив облегчения и вдруг поняла: мама не двигалась.
